Страница 182 из 208
— Твой сын очень расстроится, если увидит тебя в таком состоянии, — заметил он.
Когда Вади отправился в больницу, чтобы забрать Халеда домой, он не предупредил, что дома его радостно встретит вся семья, чтобы вместе отпраздновать его выздоровление. Халед был настолько ошеломлен торжественной встречей, что прямо застыл на пороге.
Однако Мухаммед наотрез отказался приглашать на торжество кого-нибудь из Сада Надежды. Как ни пытался Вади его разубедить, Мухаммед оставался непреклонен.
— Как мы теперь можем их приглашать к себе в дом, если еврейская бомба чуть не убила Халеда?
— Но наши друзья не отвечают за поступки других евреев, — возразил Вади.
— Не будь столь наивен, сынок, — ответил Мухаммед. — Ты же сам знаешь, что в последние месяцы все еврейские группировки замешаны в диверсиях против англичан. Да, Бен Гурион осудил взрыв «Царя Давида», но в «Хагане» прекрасно знают, что нечто подобное может повториться в любую минуту. Так что ни мы, ни они не чувствуем себя в безопасности. Должно пройти время.
Время пролетело быстро. Нур вышла замуж за Эмада, и на ее свадьбу пригласили всех обитателей Сада Надежды. На этом настояла Айша, которую не устроило бы, если бы их не пригласили. Марина по-прежнему была для нее почти сестрой. Тем не менее, все чувствовали себя неловко. Друзья жениха недоверчиво косились в сторону евреев, к которым Зияды почему-то относились как к членам семьи.
Сам Омар Салем решительно возражал против присутствия на свадьбе Луи, Игоря, Марины, Мириам, ее сына Изекииля и Сары, странной девицы, всегда державшейся особняком. Даже Михаила и Ясмин он не хотел видеть.
Марина рассказала Айше, что Игорь подумывал не идти, но она прямо сказала ему, что «ничто на свете не помешает ей прийти на свадьбу Нур».
Мухаммед хорошо понимал, что Луи пришел на свадьбу не только из любви к Нур. На свадьбе у него будет возможность, не вызывая подозрений, поговорить с Омаром Салемом и другими знатными иерусалимцами. Так что по окончании брачной церемонии Луи подошел к Мухаммеду.
— Мне очень жаль, что с твоим кузеном Халедом случилось такое несчастье, — сказал он.
— Скажи это ему самому, — хмуро бросил Мухаммед. — Он был на волосок от смерти.
— Я скажу ему, но хочу, чтобы ты тоже знал, что «Хагана» не имела никакого отношения к случившемуся.
— Полагаешь, он мне поверит?
— Думаю, поверит.
— А я надеялся, что наша дружба не будет хотя бы омрачена ложью.
— Уверяю тебя, мы не имели никакого отношения к этой диверсии, — повторил Луи. — Поверь, мы ни за что бы не допустили таких жертв. Не забывай, что среди погибших были и евреи.
— Так чего же ты хочешь, Луи? — спросил Мухаммед, который слишком хорошо знал этого человека, по возрасту годящегося ему в отцы.
— Ты же знаешь, я всегда стремился избегать конфликтов между арабами и евреями, — ответил Луи. — Британцы когда-нибудь уйдут, а мы останемся здесь, и нам придется как-то жить вместе.
— И как, по-твоему, это у нас получится, если вы собираетесь организовать собственное государство?
— Я пока не знаю, как именно, но я уверен, что мы сможем построить наше совместное будущее.
Как и ожидал Луи, к беседе присоединился Омар Салем.
— Британцы требуют, чтобы мы снова приехали в Лондон на переговоры, — заметил Омар Салем, глядя на Луи.
— Да, я знаю, — ответил тот. — Палестина стала для них серьезной проблемой. Они требуют, чтобы мы приняли такое решение, которое устроит всех, и в первую очередь самих британцев.
— И что же это за решение? — осведомился Омар Салем.
— Полагаю, что и арабы, и евреи считают, что британцы должны отсюда уйти. Это первый шаг, который мы должны сделать, чтобы достичь согласия между нами.
— Согласия? О каком согласии может идти речь? Палестина принадлежит нам, здесь имеют право жить лишь те евреи, которые жили здесь всегда; или, на худой конец, те, что приехали первыми. Но я считаю, что необходимо раз и навсегда прекратить приток еврейских иммигрантов.
Луи в ответ лишь пожал плечами. Ни Еврейское агентство, ни «Хагана» не были готовы к тому, чтобы прекратить незаконную иммиграцию в Палестину. Они бросали вызов Британской империи, обходя морские патрули, чтобы провести к берегам Палестины корабли, битком набитые евреями — вчерашними узниками концлагерей, и собирались продолжать свою деятельность.
— Мы хотим только одного: жить в мире с вами, — убеждал Луи.
— А мы хотим быть хозяевами в собственной стране.
— Вам придется смириться с тем, что мы уже здесь, и многие еще приедут. Это земля наших предков.
— Вы собираетесь захапать нашу землю лишь на том основании, что две тысячи лет назад здесь жили евреи?
— Я не сказал — захапать, — возразил Луи. — Я сказал — разделить. Евреи всегда жили в Палестине.
Теперь пришла очередь Омара Салема пожимать плечами. Он ничего не имел против Луи; они, казалось, даже пришли к какому-то компромиссу, пожав друг другу руки. Но если евреи полагают, что после ухода британцев смогут творить в Палестине все, что им заблагорассудится, то они просто не в своем уме. Арабы не уступят и клочка земли. Омар и Луи смотрели друг на друга и видели разделяющую их глубокую пропасть, которая растет с каждым днем и скоро станет непреодолимой. Больше они ничего не сказали друг другу. В конце концов, оба были гостями на свадьбе Нур, и им бы нипочем не простили, если бы спор омрачил свадьбу дочери Айши и Юсуфа.
Не прошло и нескольких дней после свадьбы, как Хасана нашли мертвым в своей постели. Старик умер так же, как и его любимая Лейла: у него остановилось сердце во сне.
Мухаммед искренне оплакивал смерть дяди. Хасан был хорошим человеком. Да и Халед, хоть и поправился, но впал в глубокую депрессию.
— Я думаю уехать в Бейрут или, быть может, в Дамаск, — признался он Мухаммеду.
— Да что ты там забыл? — удивился тот. — Что тебе действительно следует сделать, так это найти себе жену. Твоих родителей печалит, что ты все никак не женишься и не подаришь им внуков.
Некоторое время они молчали. Халед думал о Фадве, своей покойной жене; она скончалась, пытаясь произвести на свет ребенка, который так и умер у нее в утробе. Потеряв Фадву, Халед, казалось, потерял часть самого себя.
— Согласен, я давно должен был это сделать, — ответил Халед. — Но вышло так, что я до сих пор не встретил ту женщину, с которой хотел бы провести остаток жизни. Если встречу ту, которая сможет пробудить во мне это желание, тогда я подумаю.
— Ты должен жениться, — убеждал его Мухаммед. — Это — твой долг.
— Вот это я отказываюсь понимать, — ответил Халед. — Дорогой кузен, позволь мне объяснить это на твоем личном примере. Вот ты женился на Сальме — лучшей на свете женщине, однако все мы прекрасно знаем, что все эти годы ты не переставал думать о Марине. Я помню, какими вы были в детстве — вы же ни на минуту не расставались, не могли наговориться, поверяли друг другу свои тайны. Когда вы были вместе, то не замечали ничего вокруг. Ну и что — был ты счастлив все эти годы? А Марина? Я даже представить не могу, как вы жили — так близко друг к другу и разделенные непреодолимой стеной.
Как ни любил Мухаммед кузена, ему не понравилось, что тот вторгнулся в самые сокровенные глубины его души. Они с Мариной всегда вели себя достойно и ни разу не позволили ничего такого, чего могли бы стыдиться или скрывать от близких. Это было нелегко для обоих, но оба сумели обуздать чувства и держаться с достоинством.
— Мне жаль, если я причинил тебе боль, — извинился Халед.
— Нет... Не в этом дело... Просто я не люблю обсуждать с кем бы то ни было свои дела, а тем более чувства. Вот ты сказал, что Сальма — лучшая из женщин и что любой мужчина может только мечтать о такой жене. Так вот, уверяю тебя, я ни разу не пожалел, что на ней женился. И ты знаешь, Халед, есть такое понятие, как долг — долго перед семьей, перед друзьями, перед нашими идеалами, перед самим собой, наконец! Если бы мы могли себе позволить жить лишь одними страстями... Я исполнил свой долг, и ничто в мире не заставит меня пожалеть о том, что я произвел на свет двоих таких замечательных детей, как мои Вади и Найма.