Страница 138 из 208
Вытерев рвоту и перестелив кровать, моя мама сделала знак Бену, чтобы он подошел к постели бабушки.
Бен поцеловал ее в лоб и крепко сжал руку.
— Бабушка, я тебя люблю, — прошептал он. — Ты поправишься, вот увидишь!
Последним усилием Кася сжала руки Бена и Марины; затем из ее горла вдруг вырвался пронзительный крик. Это был ее последний вздох. Наконец, он стих. Ее тело и взгляд навеки застыли.
Несколько секунд мы стояли молча, не в силах двинуться с места. Потом Игорь подошел к Марине и попытался ее обнять, а мама обняла Бена. Марина вырвалась и потребовала, чтобы ее оставили наедине с матерью. Игорь воспротивился, но Марина так закричала, что он в испуге вышел из комнаты, увлекая за собой Бена.
Мама закрыла дверь в комнату, и я впервые увидел, какая она хрупкая. До самого прихода Луи, который привел с собой Йосси, она так и не позволила себе заплакать.
Мы долго ждали в гостиной, пока наконец из Касиной спальни не вышла Марина с опухшими от слез глазами.
— Я должна приготовить ее к погребению, — еле выговорила она, почти упав в объятия моей мамы.
— С первыми лучами солнца мама отправила меня в дом Мухаммеда сообщить о смерти Каси. Когда я пришел, он как раз пил чай, прежде чем отправиться в карьер.
— Кася умерла, — сказал я.
Сальма неподвижно стояла, ожидая слов Мухаммеда. А он, казалось, не видел и не слышал ничего вокруг. Он даже не взглянул на меня. Наконец, он поднялся и, закрыв глаза, привалился головой к стене. Ко мне подошел Вади и положил руку на плечо.
— Идите вместе с Изекиилем, мы придем потом, — сказал он отцу.
Мы с Мухаммедом молча направились к нашему дому. Когда мы вошли, тело Каси уже покоилось на чистых простынях, и в комнате пахло лавандой. Мама всегда использовала лаванду для очистки воздуха. Марина стояла на коленях у постели матери, а Игорь варил кофе.
Мухаммед подошел к Марине и молча протянул ей руку. Она встала и в минутном порыве обняла его.
— Мне жаль... Мне так жаль... — повторял Мухаммед срывающимся голосом. — Ты же знаешь, как я любил твою мать.
Марина вдруг отпрянула от него, по-прежнему заливаясь слезами. Мама деликатно обняла Мухаммеда, чтобы хоть как-то сгладить охватившую всех нас неловкость. Игорь молча вышел из дома, а Бен стоял, не сводя глаз со своей матери и Мухаммеда. Я бросился вслед за Игорем с чашкой горячего кофе в руках.
— Вот возьми, сейчас холодно, — сказал я ему, чтобы хоть как-то утешить.
Когда мы вернулись в дом, мама по-прежнему обнимала Мухаммеда; при виде этой картины Игорь почувствовал себя не столь униженным. Мухаммед шагнул навстречу Игорю и заключил его в объятия. Это был быстрый жест, обусловленный ситуацией.
— Кася была для меня второй матерью, — сказал он, утирая слезы ладонью.
Марина достала письмо матери, в которой та изъявляла свою последнюю волю. Письмо было очень коротким; по сути, Кася хотела лишь одного: чтобы ее похоронили под оливами в Саду Надежды.
Мы похоронили ее на следующий день — там, где она завещала. На похороны пришли все Зияды. Здесь были Мухаммед и Сальма со своими детьми Вади и Наймой; пришли также Айша и Юсуф, а с ними — Рами и Нур. Пришли даже Хасан и Лейла с сыном Халедом.
Никто из нас даже не пытался сдерживать слезы. Айша обнимала Марину, а Бен пытался спрятаться за спиной отца. Мне показалось, Игоря огорчает, что Марина ищет утешения в объятиях Айши, а не у его, своего законного мужа. Однако ни единого упрека не сорвалось с его губ.
Сейчас, в старости, когда у меня много свободного времени для раздумий, я вспоминаю те дни и удивляюсь выдержке и терпению Игоря. А еще преклоняюсь перед той беззаветной любовью, которую он питал к Марине.
Луи написал Самуэлю о смерти Каси, но так и не получил ответа.
Вернуться к нормальной жизни оказалось весьма непросто. После отъезда Самуэля и смерти Каси жизнь в Саду Надежды, казалось, утратила смысл. Я догадывался, что мама подумывает о том, чтобы переехать жить в город, предоставив Сад Надежды заботам Марины и Игоря. Я это знал, потому что слышал обрывки ее разговоров с дядей Йосси. Тем не менее, мы никуда не уехали; я уверен, что она решила остаться ради меня, чтобы не лишать меня корней и прошлого.
Бен по-прежнему упорствовал в своем желании поехать в кибуц. Он восхищался ребятами из кибуца — нашими ровесниками, которые готовили себя к борьбе, а иные уже воевали с немцами, казалось, с каждым днем подбирающимися все ближе к Палестине, с англичанами, всеми силами препятствовавшими иммиграции евреев, и с арабскими бандами, все чаще нападавшими на еврейские поселения.
Однажды мама спросила у Луи, что будет, если войска Роммеля вторгнутся в Палестину. Ответ Луи ее обескуражил:
— Мы можем лишь попытаться как-то исправить последствия, именно к этому мы и готовимся. Еврейские лидеры уже приняли необходимые решения. Британцы знают, что им не обойтись без нашей помощи.
Новости из Европы повергли нас в ужас. Мы, конечно, знали, что немцы свозят евреев в концлагеря, но даже в самых кошмарных снах не могли себе представить, что на само деле представляют собой эти лагеря смерти. Мы знали, что евреев методично истребляют, как знали о трагедии в Варшавском гетто и о том, как травят по всей Европе этих несчастных.
Первое, что сделали люди из Ишува — обратились к британцам с просьбой позволить сражаться на их стороне.
В те времена британцы нам не доверяли, так что лишь немногим удалось добиться, чтобы их отправили на передовую, хотя кое-кого британцы все же определили во вспомогательные батальоны. Впоследствии они, впрочем, переменили свое мнение о нас и даже помогли создать Пальмах — особые войска самой «Хаганы».
В те дни произошли два события, пошатнувшие мою веру в человечество. Первым явился очередной скандал Луи и Михаила с Мойшей. Вернее, не столько сам по себе скандал, сколько его причина.
В тот день мы как раз собрались на традиционный субботний ужин и, хотя в последнее время избегали приглашать к себе Мойшу и Эву, в тот день они ужинали с нами. Ужин готовили мама с Мариной, а за столом, кроме Мойши с Эвой, сидели Игорь, Бен и я. Мы не знали, придет ли Луи, но мы уже привыкли его не ждать.
Все было хорошо, пока не явились Луи и Михаил. Они ворвались в дом, даже не поздоровавшись. Луи посмотрел на Мойшу полным ненависти взглядом, а Михаил, схватив за шиворот, рывком поднял его на ноги.
Все застыли, словно громом пораженные. Никто не мог понять, что происходит. Михаил отшвырнул Мойшу к стене; затем наотмашь ударил его по лицу, после чего пнул ногой в живот, и бедняга согнулся пополам. Эва с истошным криком вскочила из-за стола и бросилась к мужу. Мама с Мариной тоже поднялись и начали допытываться, что случилось, а Игорь попытался встать между Мойшей и Михаилом.
Но Михаил, словно разъяренный медведь, молча оттолкнул Игоря и вновь набросился на Мойшу, продолжая осыпать его полновесными ударами, от которых тот даже не пытался защититься.
— Ради Бога, прекрати! — кричала Эва, обнимая мужа и пытаясь заслонить его своим телом. — Ты с ума сошел!
Михаил резко оттолкнул ее — с такой силой, что она не удержалась на ногах и упала. Потом он дождался, пока Мойша встанет, и снова набросился на него с кулаками. Они дрались так яростно, что, казалось, гостиная превратилась в поле боя.
Мы с Беном застыли на месте, не зная, что делать. Тем временем Луи невозмутимо закурил, равнодушно наблюдая, как Михаил расправляется с Мойшей.
Но тут между ними бросилась моя мать; она не сомневалась, что Михаил не осмелится поднять на нее руку.
— Хватит! — крикнула мама. — Хватит уже! Или ты хочешь его убить?
— Да! Именно это я и собираюсь сделать!
Но мама оттолкнула Михаила и встала у него на пути с выражением грозной решимости на лице.
— В этом доме никто никого не убьет, — твердо сказала она. — Или тебе придется сначала убить меня.
Луи подошел к Михаилу и опустил руку ему на плечо, принуждая сесть.