Страница 124 из 208
— Нельзя винить человека за то, что он полюбил не того, кого следовало. Ты сказала, что Самуэль любит Катю, но можно ли его за это осуждать? Мне жаль Мириам, она этого не заслужила, но, в конце концов, она всегда знала, что нельзя требовать от Самуэля больше, чем он может дать.
Дине совершенно не хотелось продолжать этот разговор. Она поняла, что невестка говорила не только о Самуэле, но и о себе самой.
Мухаммед очень волновался и поминутно спрашивал у матери и жены, надлежащим ли образом он одет. Никогда прежде он не переступал порога «Царя Давида»— самого фешенебельного в городе отеля, где останавливался сам король Абдалла, когда бывал в Иерусалиме.
Отель открыли всего несколько лет назад, а теперь в его салонах встречались самые влиятельные люди мира, в том числе египетские принцы и, конечно, знать Иерусалима.
Вернувшийся Луи все подшучивал над Мухаммедом, который вырядился для ужина слишком уж официально.
— Мы же собираемся ужинать с Самуэлем, а не с английской королевой, — говорил он.
Сам же Луи был одет, как обычно — ну, может быть, имел вид чуточку более официальный, чем всегда. Во всяком случае, Дина, увидев его, всплеснула руками:
— Как, ты еще не одет? Вы же опоздаете!
Они прибыли вовремя, но, войдя в ресторан, уже застали там Хасана и Халеда, сидящих за столиком в обществе Самуэля и Константина. Натаниэль, Мойша и Игорь вместе с Иеремией подтянулись чуть позже, а еще через несколько минут пожаловали Михаил и Йосси.
Мухаммед ничего не мог с собой поделать, поминутно косясь на официантов в красных фесках с поистине княжескими манерами.
— Я благодарен вам за то, что приняли приглашение, — сказал Самуэль. — Я столько времени провел вдали от вас... Все переменилось, ведь так? Да и у вас, я думаю, есть о чем рассказать.
Последним прибыл Юсуф. Мухаммед искренне восхищался самообладанием зятя, глядя, с какой непринужденностью тот держится среди всей этой роскоши.
Юсуф поприветствовал своих знакомых, собравшихся в обеденном зале; среди них были какие-то ливанцы в сопровождении европейки, несколько похожих заговорщиков сирийцев, и даже Рариб аль-Нашашиби, один из влиятельнейших людей города.
— Нашашиби продолжают выступать против Хусейни? — спросил Самуэль.
— Нас всех объединила общая забастовка, — осторожно сказал Юсуф, не желая вдаваться в подробности.
— А теперь, когда она закончилась, между ними снова возникли разногласия, — заключил Самуэль.
Посыпались бесконечные вопросы, на которые Юсуф и Мухаммед едва успевали отвечать. Этот русский оказался поистине ненасытен в своем стремлении понять Палестину. Мухаммед обратил внимание, что Луи старается не вступать в разговор, предпочитая лишь внимательно слушать, что говорят другие. «Должно быть, он и в самом деле по уши увяз в своей «Хагане», — подумал Мухаммед. Луи всегда приезжал и уезжал, никого не спрашивая и никому не докладываясь, однако с тех пор, как Самуэль решил остаться в Париже, он взял на себя ответственность за благополучие Сада Надежды и добился величайшего уважения всех его обитателей.
— Я знаю графа Пила, — сказал Константин, — это очень разумный человек. Надеюсь, что его комиссия сможет остановить стычки.
— Или обострить их еще больше, — предположил Хасан.
— Я все никак не могу понять: почему арабы и евреи не могут между собой договориться? — спросил Константин.
— Отчего же, могут — при соблюдении некоторых условий. Дело в том, что евреев приехало гораздо больше, чем мы могли предположить. Они скупают наши земли, вытесняя с них крестьян. Единственное, чего мы хотим — чтобы Англия наконец поставила крест на Декларации Бальфура. Какие права у британцев на нашу Палестину? Мы сражались на их стороне в Великой войне в обмен на обещания, которые так и не были выполнены. Они обманули шарифа Хусейна и его сыновей — и Фейсала, и Али бросили на произвол судьбы. Правда, сейчас они признали Абдаллу правителем Трансиордании, потому что им это выгодно, — объяснил Хасан.
— Я сражался на стороне британцев, как и мой шурин Мухаммед, и мой кузен Халед, — вступил в разговор Юсуф. — Мы сражались за нашу великую арабскую родину, которую теперь подмяли под себя евреи. Шариф не возражал против того, чтобы у вас был здесь дом, как не возражал и Фейсал; однако кое-какие условия британцы не выполнили. Так почему мы должны отдавать свою землю?
Юсуф говорил вроде бы от своего имени, но собеседники прекрасно понимали, что его устами сейчас вещает могущественный иерусалимец Омар Салем.
— Ну а ты, Луи — что ты обо всем этом думаешь? — спросил Хасан.
Мужчины испытующе посмотрели на Луи. Все прекрасно знали, что он тесно связан с еврейскими лидерами и особенно предан Бен Гуриону.
— Арабы и евреи должны поделить между собой Палестину, и чем раньше это произойдет, тем лучше, — огласил Луи свой приговор.
— И почему мы должны ее делить? — не сдавался Хасан.
— Потому что и те и другие живут на этой земле.
— Мы жили здесь задолго до того, как заявились вы, спасаясь от произвола своих царей.
— Вы здесь жили? И долго? Прежде эта земля звалась Иудеей, ее населяли и потомки Ханаана, и египтяне, не стоит забывать и о филистимлянах; по ней прошли македонцы, римляне, византийцы, персы, арабы, Аббасиды, Фатимиды, крестоносцы, османы... а теперь еще и британцы. Но именно евреи — плоть и кровь этой земли, и не смей говорить, что ты этого не знаешь, — последние слова Луи отчетливо прозвучали в наступившей тишине.
— Вы могли бы оставаться его плотью и кровью и в составе Арабского государства. Никто вам не мешал, — ответил Юсуф, пристально глядя на Луи.
— У вас свои отношения с англичанами, у нас — свои, — ответил Луи. — Однако и нам, и вам следует уяснить, что выполнение британцами их обещаний будет зависеть исключительно от того, входит ли это в круг их интересов. Так что перевесит та чаша весов, на которой будут лежать их выгоды. А будущее Палестины зависит от того, сможете ли вы договориться с нами.
— Мне неприятно слышать, когда ты говоришь «мы» и «вы», — в словах Самуэля послышалась печаль. — Когда мы были молоды, то верили, что сможем построить мир, где все будут равны.
На этот раз слово взял Мойша. Наверное, он все же ощущал некоторую неловкость; ведь единственный не чувствовал себя здесь среди друзей.
— Мечты юности разбиваются о повседневную реальность, — изрек он. — Так сказал Маяковский; правда, он говорил о любви, но то же самое можно сказать и в отношении всего остального.
— Реальность будет такой, какую мы сами построим, — ответил Самуэль.
— Реальность такова, что все мы — разные люди; у нас разные интересы, мечты, вера. Вот мы, евреи, верили, что революция откроет нам новую эру, мы перестанем быть людьми второго сорта. Мы сражались бок о бок с остальными, веря, что и они разделяют наши мечты, но едва борьба окончилась, как выяснилось, что они мечтали совсем о другом. Такова реальность, не имеющая ничего общего с мечтой, — подвел итоги Мойша.
— В таком случае, что ты предлагаешь для Палестины? — спросил Константин.
— Я ничего не предлагаю. Просто говорю, что желания арабов идут вразрез с нашими собственными, и рано или поздно настанет день, когда нам придется отстаивать свои интересы в вооруженной борьбе, — в словах Мойши прозвучало мрачное пророчество.
— А ты, я гляжу, только и ждешь, чтобы с кем-нибудь подраться, — отрезал Мухаммед.
— Ты же сам побывал в бою, как и я, — ответил Мойша. — Оба мы знаем, каково это, смотреть, как твои товарищи падают мертвыми один за другим и знать, что следующим можешь пасть ты. Я тоже не сторонник насилия, но без него, к сожалению, не обойтись. Царь ни за что бы не отдал власть, если бы ее у него не вырвали силой. Вы сражались против турок, надеясь создать в будущем арабское государство. По доброй воле турки ни за что ни уступили бы вам ни пяди земли. А сейчас на одни и те же территории претендуют арабы и евреи. Мы хотим вернуть землю предков, ведь здесь остались наши корни — вот чего мы добиваемся. А вы не хотите делить эту землю с нами, считая ее своей, потому что жили здесь несколько столетий... Да и кто знает, кому на самом деле молились твои предки... Однако есть люди, которые будут до смерти стоять на своем — вот ваш муфтий как раз из таких... — окончив свою речь, Мойша выжидающе оглядел слушателей.