Виновата любовь

— Я знаю. — Женщина отпустила его руку. — Ничто не ведет к добру, если чрезмерно.

Дима мыл чашки в мойке. «Она старше меня, — подумал Евдоким, — по крайней мере на два года».

То была последняя его мысль с трезвой оценкой этой женщины. Дальше мысли помчались быстро и страстно, и бесшумно распахнулись окна в жизнь — к солнцу и радости. Он разомлел, опьянел от этого ощущения — впервые, как себя помнил.

— Я получила премию, — сказала женщина. — И приглашаю вас на трапезу.

— Заметано, — сказал Дима. — Сегодня суббота — давайте ее обмоем.

— Выпьем, — согласилась она.

Евдоким вздрогнул от отвращения — ему становилось плохо от одного лишь вида бутылки или рюмки. На улице он засмотрелся на фрески, совсем свежие. Казалось, мастер только что унес свои горшки с красками. Синий цвет переливался в темно-желтый. Под коричневой коркой ржаного хлеба пылали костры преисподней. Черти были черные, а Сатана — ядовито-зеленый, как куриная желчь. Евдоким ему улыбнулся и кивнул заговорщически.

Он втиснулся в кабину какой-то машины и попросил подбросить его к ресторану «Приста». Водитель повез было, но, не доехав, остановился.

— Где-то стучит, — объяснил он. — Думаю, спереди…

— Сзади, — сказал Евдоким, прислушавшись.

Шофер обошел машину, присев возле колеса.

— А ведь ты не знаток моторов, сынок… Стучало как раз спереди.

Наконец приехали к ресторану. Евдоким выскочил из автомобиля и осмотрелся — перед освещенным входом скопились легковые машины. Рядом с ними, заботливо ухоженные, цвели розы. Ресторан экстра-класса. Евдоким был в самом своем лучшем — джинсах и белой спортивной рубашке. В заднем кармане хранились последние двадцать левов из месячной зарплаты. Он, конечно, был приглашен на ужин, но в худшем случае мог оплатить свою долю…

Он сразу увидел их — они сидели на террасе в легких креслах, рядом с большим фикусом. Женщина махнула ему рукой, и Евдоким, захватив по пути третий стул, подсел к ним.

— Ждем тебя, — сказала она и ослепительно улыбнулась ему.

Розовое платье на бретельках, голые плечи. Веснушки на лице и на плечах… Дима потел в сером костюме, в накрахмаленной рубашке с галстуком.

Официант шел к ним — нет, к ней, казалось, он хотел пригласить ее на танец. Играли вальс… Она заказала шницели, салаты и газированную воду.

— Не пью, — сказала она, — а ты? Аперитив?

Евдоким скрепя сердце заказал водку. Хотя бы маленькую порцию. В первый раз.

— Я за рулем, — заявил Дима, — а Драга — космическая женщина: не пьет, не ест хлеба и принимает таблетки, чтобы помолодеть.

Она загадочно улыбнулась.

— Я учусь заочно. Электронику изучаю.

Евдоким нервно рассмеялся.

— Электронику?

— Третий год, — кивнула она.

— Прекрасно.

— Вы вправду одобряете? Муж мне запрещал.

— Муж?

Посмотрев с отвращением на запотевшую рюмку, Евдоким спросил:

— А где твой муж?

Она беззаботно описала в воздухе круг.

— Где-то в Болгарии… Я разведена.

— И не думает больше выходить замуж, — сказал Дима, расстегивая воротничок рубашки. Черный, мохнатый, он излучал спокойствие молодого буйвола. — Кроме как за меня, поняла?

Оба переглянулись и рассмеялись. У них были свои шутки, и держались они как закадычные друзья, именно как друзья — словно не делили постель и хлеб. Евдоким стал озираться — большие зеркала, красное дерево по стенам, люстры из толстого стекла.

— Смотрят на тебя, — сказала Драга и дружелюбно кивнула, полуобернувшись к ближайшему столику.

Несколько девушек. Одна из них — в желто-оранжевых брюках — приветствовала его, махая рукой. Евдоким нахмурился — видел ее в первый раз. На сцену вышел какой-то человек и сообщил загробным голосом:

— Танго. Приглашают дамы.

Первые такты танго прозвучали как тихий, еле слышный ропот.

Драга вскочила и потянула Диму за рукав. Евдоким был настороже в ожидании приглашений. Девушки уставились на него в напряженном молчании, точно на сокровище какое. Та, которая махала ему, опередила всех и, положив руку ему на плечо, обняла за шею.

— Потанцуем? Меня зовут Фани.

— Евдоким.

Он нехотя поднялся.

Танцевали как все вокруг — близко, обнявшись. Он поискал глазами Драгу и ее кавалера. Они топтались на расстоянии друг от друга, увлеченные каким-то спором, резким, даже сердитым, неподходящим для сентиментального танго.

— Я знаю тебя. Ты работаешь в диско-клубе.

— Ага. А ты?

— На стройке. Надо же трудиться. Иначе не заработаешь на кусок хлеба.

— Не заработаешь, верно.

Евдоким слышал это от своей матери. Обернувшись, он хотел снова посмотреть на Драгу, но Фани повернула его голову к себе.

— Не засматривайся. У нее есть любовник.

И прижалась к нему.

Из-за чего же те-то ругались? Почти как супруги.

Фани непрерывно нашептывала ему что-то в ухо. Отца уже нет, мать — портниха. Она случайно оказалась в этом городе, он снился ей, и сейчас она работает у живодера Стамена Юрукова — этот тип снится ей ночами, как кошмарный сон.

— Хвалят его, — сказал Евдоким, успев на мгновение поймать взглядом ту пару — танцевали они, уже слитые воедино.

Драга вытащила из вазы крупную бело-кремовую лилию и держала ее в руке. Воплощенная невинность…

Фани села за их стол. Драга встретила ее воздушными поцелуями, точно посылала их с борта самолета. Начался бесконечный разговор. Вспоминали проценты и премиальные. Смеялись над какими-то людьми, известными только им. Фани клевала, как воробышек, крутое яйцо и пила лимонад.

— Сижу на диете, — объяснила она. — Посмотрите на мои брюки.

Встала, втянула живот — было место еще для одного кулака, если бы кто-нибудь захотел проверить, насколько она похудела.

— Катаюсь на лыжах и плаваю, — сообщила она.

Засмеялась — и все поняли, что хвалится сама перед собой: ведь настоящая экипировка для лыжника стоит тысячу левов.

— Это сокровище будет у нас работать, — сообщила Драга.

Все повернулись к Евдокиму.

— Запихнули меня в дискотеку. У меня уже от нее запор в ушах, — словно оправдываясь, пробормотал он.

Ровно через две секунды выдумка Драги стала правдой.

— Приходи! — сказал Дима. — У нас понос заработаешь.

— Не пугай его! Мужская профессия. Целая эпоха крещена железом. Наш человек лопнет от радости, — завершила Драга.

Она деловито посмотрела на часы: наверное, решала, когда закончат ужин, куда пойдут, когда займутся любовью.

— Пора. Утром у меня дела. Встали?

Официант безошибочно подошел к Драге. Она небрежно достала из кармана несколько банкнотов и уронила их на стол. Они были измяты, как старая рубашка. Евдоким с восхищением смотрел на женщину: у него дома деньги были в большом почете. Никто их не мял — такое и во сне не могло присниться.

Было душно, надоедливо стрекотали кузнечики. На западе с грохотом собирались тучи, сверкали красные молнии. Грома отсюда не было слышно.

В маленьком «фиате» Драги, купленном в кредит, собралась вся компания. Дима уселся рядом с Драгой. Евдоким без удовольствия скользнул к Фани. Владелица машины, зажав в зубах сигарету, ехала так быстро, что «фиат» заносило на каждом повороте. Дима подбадривал ее, Фани пищала от удовольствия. Евдоким молчал, но желудок у него сжался в комок. Черная курчавая голова Димы, неясное и мучительное чувство, что ты лишний, обещание работать у живодера Юрукова, отвратительная кислота от водки, ощущение, что черти тебя уносят в черно-оранжевую бездну облаков, рука Фани (она обнимала его, как испуганный ребенок) — все смешалось в одно унизительное ощущение. Он чувствовал себя человеком без образования, без денег и без достоинства.

Короче, слабаком.

— Когда вы его видели в последний раз? — спросил следователь.

— В диско-клубе. Там был концерт — группа «Арка». Он вышел и не вернулся.

— Вы помните время?