Целитель

- Спорить со мной не надо, Геннадий Иннокентьевич, если я сказал не сложная, значит, так оно и есть. Вот мальчику придется черепную коробку вскрывать, именно там у него повреждены задние отделы белого вещества мозга. Отсюда и идет деформация позвоночника и суставов, контрактуры, мышечная дисфункция обеих ног, патология черепных нервов, косоглазие, нарушения речи и так далее. Придется поработать серьезно, но все поправимо. Вечерком ужин в сауне. Вот такая программа на сегодня с учетом вашим пожеланий.

- Доктор, какая черепная коробка, мне никто не говорил, что надо вскрывать голову и ковыряться в мозгах? - испуганно произнес Войтович.

- Верно, не говорили, потому что никто подобных операций и не делал, и не сделают. Но вы не волнуйтесь. Ваш сын уже сегодня будет на своих ножках ходить, а не на коляске ездить. Пропарим его в сауне как следует, чтобы сила в мышцы вернулась. - Он повернулся к медсестре, стоявшей в дверях, - господина Карамзина в операционную, а Войтовичу старшему принесите сто грамм нашего коньячка.

Сибирцев вскрыл коленный сустав. В результате травмы коленная чашечка отсутствовала, как и хрящевая поверхность практически полностью. Отломившейся при аварии кусок панельной части автомобиля раздробил коленную чашечку, срезав, словно наждаком поверхности бедренной и большеберцовой костей, естественно, разорвав связки.

Энергетическое поле начало процесс восстановления суставных поверхностей. Нарастала хрящевая ткань, восстанавливались связки, суставная сумка замкнулась, наполняясь синовиальной жидкостью. Сибирцев убрал рубцовую ткань от предыдущих операций и произнес: "Проснись".

Карамзин открыл глаза, сел на операционном столе.

- Все, Геннадий Иннокентьевич, идите в палату и ждите. Прооперирую мальчика и подойду.

Сибирцев ушел в кабинет, где его уже ждал стакан чая с молоком. Выпил и вернулся в операционную. Сережа смотрел на него испуганными глазами, и доктор приказал: "Спать".

Сибирцев, как обычно, вскрыл черепную коробку и запустил механизм восстановления некротизированных нейронов задней части вещества белого мозга. Закончив работу над головой, он перевернул больного на живот и произвел разрез вдоль позвоночника, выправляя его. Потом поработал над тазобедренными, коленными суставами и голеностопами. Разбудил мальчика.

- Как чувствуешь себя, Сережа?

- Хорошо, - ответил он.

- Что-нибудь беспокоит, болит где?

Сибирцев видел, что косоглазие у мальчика исчезло, и он стал говорить нормально, внятно, без замедления.

- Ничего не болит.

- Операцию я закончил, будем начинать учиться ходить.

Он помог ребенку встать со стола и, держа за руку, повел к отцу. Взволнованный Войтович, увидев сына, идущего на своих ногах, упал в обморок. Аня помахала перед его носом нашатырем, он пришел в себя и кинулся к сыну. Сибирцев отстранил его:

- Подождите с обнимашками - устал ребенок. Своим ходом из операционной пришел. Надо учиться ходить и вначале очень немножко, ежедневно увеличивая нагрузку. Мышцы ног у него никогда не работали, болеть будут от нагрузки, но через месяц бегать будет. Только следите, Константин Яковлевич, чтобы сын не переусердствовал. Сегодня сто метров в день, завтра двести и так далее. Все с учетом ходьбы в туалет, в столовую, спальню. Пока ходьба только дома, потом прогулки на улице. Лекарств никаких не нужно - здоровая полноценная пища, воздух, полезен бассейн, но тоже дозированно.

- Доктор... я глазам своим не верю...

- В этом помочь ничем не могу, - улыбнулся Егор, - все закончилось удачно, приглашаю вас с сыном к себе на ужин... в баньку. И вас, конечно, Геннадий Иннокентьевич. Жду через час, Аня покажет вам дорогу. Сегодня Сережа уже прошелся, до баньки дойдет еще и обратно потом. И больше никуда, никаких просьб к нему встать и пройтись.

Сережу парил в сауне сам Егор двумя вениками - пихтовым и березовым, помассировал мышцы ног, накупал в бассейне и отправил в палату спать. Мужчины еще остались побаловаться местным коньячком.

- Хоть тресни - не верится, что сын здоров и ногами своими ходит. Егор Борисович, вы великий доктор, - говорил уже немножко заплетающимся язычком Войтович.

- Велик - это точно, - поддержал его Карамзин, - у меня на колене даже старые рубцы исчезли. Куда делись - непонятно. Егор Борисович, поехали с нами в Москву - клинику, домик, машину: все организуем в лучшем виде.

- Нет, ребята, Москва - это большой муравейник, суета, пробки на дорогах. А здесь воздух, зимой снег чистый и белый, как в сказке, тайга, речка. У меня здесь сын родился, жена...

- Егор Борисович, скажите честно, что мы для вас можем сделать? - спросил Войтович.

- Всех порвем и купим, это точно, - поддержал Карамзин.

- Помочь можете. Недавно министр здравоохранения позвонил нашему руководителю облздрава Кириенко и поставил ультиматум - если тот не уговорит меня переехать в Москву, то его уволят. В Москву я не поеду, а с другим начальником облздрава работать не хочется. Начнет отправлять комиссии, выяснять мою профпригодность и так далее.

- Профпригодность, - ударил кулаком по столу Карамзин, - хрен им, а не комиссии. Вот она вся профпригодность, - он поднял свое колено, - и сын его. Этого им мало?

- Не переживайте Егор Борисович, вопрос в пять минут решим, - подтвердил Войтович, - пусть Кириенко работает и вам помогает. Вашего человека в обиду не дадим.

Утром, опохмелившись, Войтович и Карамзин пришли в приемную.

- К Егору Борисовичу можно?

- Он на операции, просил передать вам наилучшие пожелания, - ответила Клавдия Ивановна.

- Он скоро освободится?

- Не скоро, у него еще пять операций сегодня.

- Жаль, нам домой надо, хотелось бы попрощаться лично.

Самохина развела руками. Карамзин вдруг вспомнил:

- Костя, мы же за лечение не заплатили.

- Доктор сказал, что ничего не нужно, - пояснила Клавдия Ивановна.

- Как это не нужно, сколько мы вам должны? - спросил Войтович.

- Доктор запретил мне говорить и брать деньги.

- Гена, ты в Германии на сколько раскошелился?

- На двадцать Евро, - ответил он.

- Двадцать Евро - это миллион двести шестьдесят по курсу. Вот тебе и цена. А ДЦП посложнее будет. Подождите.

Войтович сходил в палату и вернулся, положил на стол десять пачек красных купюр. Карамзин положил четыре.

- Я не возьму деньги, я не могу, - пояснила Самохина.

- Сожги, если не можешь, - ответил Войтович.

Он ехал домой и все не мог насмотреться на сына, радости не было предела. Как только на дороге появилась сотовая связь, он связался с женой, та затараторила сразу:

- Костя, куда ты пропал, я уже извелась вся, два дня ни слуху, ни духу, уехал неизвестно куда, не звонишь, совести у тебя нету. Там же глухомань, тайга, может тебя там медведи съели, волки задрали, бандиты убили, я волнуюсь, переживаю, а ты исчез, как в воду канул...

Войтович отключил связь, настроение испортилось. Даже про сына и не спросила ни разу... сука болтливая. Она перезвонила сама:

- Извини Костя, я слушаю.

- Про сына бы лучше спросила, чем всякую хрень молоть.

- Извини, Костенька, как наш сынок, как Сережа, помог ему доктор? Наверное, надо было в Германию ехать, там врачи лучшие, ты же знаешь это прекрасно. Мы бы денег не пожалели, только бы сынок стал здоровым. Мы же все для него готовы сделать...

- Заткнись, - оборвал ее муж, - Сережа здоров, своими ногами ходит.

Он отключил телефон совсем. Как только земля таких балаболок на себе держит.

- Мама опять много говорила? - спросил сын.

- Ничего, Сереженька, ничего... она же твоя мама, волнуется. Вырастешь, станешь жениться - проверь подругу на словоблудие.

Он улыбнулся и обнял сына. В Москве связался с министром здравоохранения:

- Я в Н-ске был, ездил в Пороги к доктору Сибирцеву. Сын у меня инвалид, ДЦП, сам не ходил, теперь ходит и здоров полностью. Сибирцев врач и хирург, он не академик, он от Бога. А ты, говорят, на местного руководителя облздрава наехал... Со мной к Сибирцеву Карамзин летал, он тоже считает твои действия неправильными, с Президентом дружит... Позвони в Н-ск и извинись, если работать хочешь, конечно. Извлекай выгоду в том, что Сибирцев в России живет, а не в Штатах или в Европе.