Волшебный свет

Спустившись, Хизер протягивает мне два маленьких фонарика на выбор: фиолетовый и голубой. Беру фиолетовый и кладу в карман.

Мама разворачивает газету и достает свечу в виде снеговика. У матери Хизер есть план украшения дома; если в этом году она не решила его изменить, эта свеча окажется в ванной на первом этаже. Фитиль почернел: в прошлом году папа Хизер на минутку зажег свечу. Но едва заслышав запах плавящегося воска, ее мама принялась колотить в дверь ванной и требовать, чтобы он затушил пламя. «Это декоративная свеча! – кричала она. – Декоративные свечи не зажигают!»

Мама заглядывает на кухню, а потом поворачивается к нам.

– Вам лучше поторопиться, – шепчет она и говорит Хизер: – Твоя мама ищет свитер, который связала для конкурса дурацких рождественских свитеров. Говорит, ее работа вне конкуренции.

– Неужели настолько дурацкий? – спрашиваю я.

Хизер морщит нос.

– Если она не победит, то судьи просто не понимают значение слова «дурацкий».

Тут дверь кухни открывается, и мы выбегаем на улицу, громко захлопнув за собой входную дверь.

У двери стоит маленькая елочка, которую я принесла с базара. Я достала ее из пластикового ведерка и обернула корни грубой мешковиной.

– Давай первую половину пути я понесу, – говорит Хизер, берет сверток размером с баскетбольный мяч и кладет на руку, как младенца. – А ты захвати лопатку.

Беру садовую лопатку, и мы идем.

На середине пути вверх по склону горы Хизер предлагает поменяться. Я кладу фонарик в карман и забираю у нее деревце.

– Держишь? – спрашивает она. Я киваю, и она берет у меня лопату.

Берусь за дерево покрепче, и мы продолжаем взбираться по склону. Местные любовно называют Кардиналз-Пик «горой». Мы идем по протоптанной дорожке, которая три раза огибает гору и ведет к вершине. Луна как обрезок ногтя – едва освещает склон. За поворотом без фонариков уже не обойтись. А пока мы светим по сторонам и отпугиваем копошащееся в кустах мелкое зверье.

– Так, значит, встречаться с парнями, которые работают на базаре, тебе нельзя, – рассуждает Хизер, словно продолжая прерванный разговор, над которым она долго размышляла. – Тогда давай вместе придумаем, с кем бы еще ты могла… ну… провести время.

Я смеюсь, незаметно достаю фонарик из заднего кармана и свечу ей в лицо.

– О! Да ты, я смотрю, не шутишь!

– Не шучу!

– Ну уж нет, – отвечаю я, наблюдая за ее реакцией. – Нет и еще раз нет! Во-первых, до Рождества у нас куча работы и ноль свободного времени. Во-вторых – и это принципиальный момент! – я живу в трейлере на елочном базаре! Что бы я ни делала, что бы ни сказала, отец всегда в двух шагах.

– Но попробовать все равно стоит, – отвечает она.

Наклоняю елку, чтобы иголки не лезли в лицо.

– И еще. Представь, что бы ты почувствовала, если бы знала, что придется бросить Девона сразу после Рождества? Это же ужасно!

Хизер достает лопатку из заднего кармана и идет дальше, постукивая ею по ноге.

– Ну, раз уж ты об этом заговорила, я, вообще-то, так и планировала.

– Что?!

Она пожимает плечами.

– С твоими-то принципами тебе наверняка покажется ужасным то, что я…

– Почему все считают меня принципиальной? Что это вообще значит?

– Да не ерепенься ты, – смеется Хизер. – Я люблю тебя как раз из-за твоих принципов. У тебя такой крепкий… как это говорится… моральный фундамент, вот. И это здорово. Но девчонка, которая планирует кинуть своего парня сразу после Рождества, рядом с тобой выглядит не лучшим образом. Ну, то есть на твоем фоне.

– Как можно планировать бросить парня за месяц?

– Ну… жестоко было бросать его перед Днем Благодарения, – объясняет Хизер. – Вот сидит он за столом с родными и говорит – что? «Я благодарен за то, что мое сердце разбито»?

Несколько шагов мы молчим, а я обдумываю ее слова.

– Наверное, подходящего момента никогда не представится, но ты права – есть дни, в которые расставаться точно не стоит. Так давно ты это решила?

– Еще на Хэллоуин, – отвечает она. – Но у нас были такие классные костюмы!

Мы сворачиваем за угол, и лунный свет меркнет. Теперь приходится светить прямо под ноги.

– С ним вроде бы все нормально, он хороший парень, – продолжает Хизер. – Иначе я бы не парилась и бросила бы его и в праздник. Он умный, хоть по нему сразу и не скажешь, добрый и милый. Просто иногда он может быть таким занудой! И бестолковым, что ли? Не знаю.

Я никогда не осуждала людей, решивших расстаться. Всем нам нужно разное, и у всех разные потребности. Мейсон, первый парень, с которым я порвала, был умен и не лишен чувства юмора, но не хотел отпускать меня ни на шаг. Поначалу я думала, что это здорово – когда ты нужна кому-то как воздух, но очень быстро эта навязчивость приелась. Чувствовать себя желанной – одно, но когда к тебе липнут – совсем другое.

– А в каком смысле он зануда? – спрашиваю я.

– Сейчас попробую объяснить, – отвечает она. – Представь: даже если бы я попыталась описать тебе степень его занудства, слушать меня было бы интереснее, чем общаться с ним лично.

– Серьезно? Тогда мне не терпится с ним познакомиться.

– Вот поэтому тебе совершенно необходимо завести парня, пока ты здесь, – говорит она. – Тогда мы сможем ходить на свидания вчетвером, и мне не придется умирать со скуки.

Как странно было бы завести роман с кем-то здесь, в Калифорнии, зная о том, что скоро все должно закончиться. Если бы я этого хотела, то в прошлом году согласилась бы встречаться с Эндрю.

– Свидания вчетвером? Я – пас, – говорю я. – Но все равно спасибо за предложение.

– Еще успеешь меня поблагодарить, – замечает она. – Я от тебя не отстану.

Со следующим поворотом мы почти достигаем вершины; сворачиваем с протоптанной дорожки, которая становится все уже, и углубляемся в низкий кустарник. Хизер светит по сторонам. Какой-то зверек улепетывает прочь. Судя по звуку, кролик.

Еще десять шагов и кустарник редеет. В темноте все пять елочек не видны, но когда свет падает на одну из них, на сердце становится так тепло! Хизер медленно переводит фонарик, и я вижу все пять. Мы посадили их на расстоянии полутора метров друг от друга, чтобы тень не падала на соседние деревья. Самое высокое уже на пару дюймов выше меня, а самое маленькое едва доходит мне до пояса.

– Привет, ребята, – шепчу я, прогуливаясь между ними. Держа новый саженец в руке, поглаживаю свободной рукой иголочки.

– Я в прошлые выходные приходила, – говорит Хизер. – Прополола сорняки и разрыхлила землю, чтобы сегодня было полегче.

Ставлю мешок на землю и поворачиваюсь к ней лицом.

– Да ты у нас садовод!

– Это вряд ли, – отвечает она. – Но в прошлом году мы так долго сражались с сорняками в темноте, что я решила…

– Будем считать, что тебе это понравилось, – говорю я. – Какой бы ни была причина, ты не сделала бы это, не будь ты такой прекрасной подругой. Спасибо.

Хизер вежливо кивает и вручает мне лопатку.

Оглядевшись, я нахожу идеальное место. У меня есть правило: новому деревцу – лучший вид на окрестности. Встаю на колени – Хизер уже взрыхлила землю. Выкапываю яму, достаточно большую, чтобы вместить корни.

В последние два года мы по очереди приносили деревца на гору. Теперь здесь моя личная еловая плантация. И частичка меня останется здесь даже после того, как мы вернемся на север.

В голову опять лезут непрошеные мысли: а будет ли у меня возможность в следующем году срубить самое взрослое дерево?

Я рассчитывала, что этот праздничный сезон будет идеальным, а не обремененным сомнениями. Но теперь везде, во всем, что бы я ни делала, меня подстерегает вопрос: «а что, если…?» Не знаю, как насладиться этими мгновениями, не думая о том, что это в последний раз.

Развязываю шпагат, скрепляющий мешковину вокруг корней. Разворачиваю ткань, стараясь не повредить корни. На них комья земли с нашей плантации в Орегоне.

– Мне будет не хватать этих наших походов, – говорит Хизер.