Волшебный свет

У него за спиной двое ребят из бейсбольной команды подметают опавшие иголки.

Калеб встает рядом со мной и смотрит, как они работают. Я замираю и приказываю себе не делать шаг в сторону.

– Это правда, что твой отец заставляет их чистить туалеты, если они посмеют с тобой заговорить?

– Он заставляет их делать это, даже если ему кажется, что они хотят со мной заговорить.

– Ваши туалеты, наверное, очень чистые, – замечает он. Никто еще не пытался охмурить меня разговором о туалетах. Если это у него на уме, конечно.

– Тебе нужна помощь? – спрашиваю я. – Елку ты уже купил…

– Значит, ты меня вспомнила. – Он как-то слишком рад этому.

– Я веду товарный учет, – отвечаю я, тем самым намекая, что вспомнила его исключительно как покупателя. – У меня неплохо получается.

– Ясно. – Он медленно кивает. – И какое именно дерево я купил?

– Благородную ель. – Я понятия не имею, так это или не так.

Но кажется, я угадала.

Я встаю за прилавок. Теперь нас разделяет касса и омела.

– Ты хотел еще что-то купить?

Он протягивает мне ценник с дерева.

– Эта больше предыдущей, так что ребята помогут мне погрузить ее в фургон.

Ловлю себя на мысли, что слишком долго смотрю ему в глаза, и перевожу взгляд на ближайшую полку с товарами.

– А венок тебе не нужен? Они свежие. Или елочные шарики? – Мне хочется поскорее продать ему елку, чтобы он ушел и избавил меня от неловкости. Но одновременно я хочу, чтобы он остался.

Несколько секунд он молчит, и я вынуждена снова взглянуть на него, но он просто рассматривает ассортимент. Может, действительно хочет купить что-то еще? Или просто ищет повод подольше задержаться. Тут он видит стол с напитками и улыбается.

– Я бы не отказался от горячего шоколада.

Он подходит к столу и отделяет один перевернутый бумажный стаканчик от стопки. Чуть дальше, выглядывая из-за присыпанной искусственным снегом елки, стоит Хизер и пьет горячий шоколад. Увидев, что я смотрю на нее, она качает головой и беззвучно произносит: «Плохая идея». А потом медленно прячется за елку.

Калеб разворачивает конфету и помешивает ею горячий шоколад. У меня сердце екает. Он отпускает конфетку, но та продолжает по инерции вращаться.

– Я тоже так делаю, – говорю я.

– Еще бы, это же так вкусно.

– Получается как дешевый вариант мокко с мятным сиропом.

Он склоняет голову набок и разглядывает свой шоколад так, будто видит его впервые.

– Можно и так сказать, только это преуменьшает достоинства этого напитка. – Взяв стаканчик другой рукой, он протягивает мне ладонь для рукопожатия.

– Рад познакомиться с тобой официально, Сьерра.

Смотрю на его ладонь, потом на него, колеблясь какую-то долю секунды. И замечаю, что он вдруг как-то сникает. Стоит ли верить слухам, в которых даже Хизер не уверена? Я выше этого. И я жму ему руку.

– Калеб, верно?

Его улыбка гаснет.

– Кто-то тебе обо мне уже рассказал?

Я замираю. Даже если у нас с ним не будет никакой интрижки на каникулах, он не заслуживает того, чтобы о нем судила девчонка, которая совсем недавно не знала его имени.

– Слышала, как тебя окликнул кто-то из ребят, которые тебе помогали, – отвечаю я.

Он улыбается, но ямочка не появляется.

– Сколько с меня?

Я выбиваю чек, и он достает набитый купюрами бумажник. Протягивает две двадцатки и ворох однодолларовых купюр.

– Не поменял чаевые со вчерашнего вечера, – отвечает он и немного краснеет. На щеке снова появляется ямочка.

Приходится собрать всю силу воли, чтобы не спросить, где он работает, и потом случайно-нарочно не наведаться туда на огонек.

– Нам размен всегда нужен, – отвечаю я, пересчитываю купюры и даю ему пятьдесят центов сдачи.

Он кладет монеты в карман, перестает краснеть, и к нему возвращается уверенность.

– Может, еще как-нибудь увидимся до Рождества?

– Ты знаешь, где меня искать, – отвечаю я. Прозвучало ли это как приглашение? Не уверена. А может, я хотела, чтобы это так прозвучало? Хочу ли я увидеть его снова? Копаться в его делах – не мое дело, но я не могу забыть, как он поник, когда я не сразу пожала ему руку.

Он выходит из конторы, засовывая бумажник в задний карман. Обождав немного, на цыпочках выхожу из-за прилавка и смотрю ему вслед. Он подходит к своему фургону и дает одному из ребят пару долларов чаевых.

Подходит Хизер, и мы вместе смотрим, как Калеб и один из рабочих вместе поднимают задний борт.

– По-моему, вам обоим было жутко неловко, – замечает Хизер. – Прости, Сьерра. Зря я тебе рассказала.

– Нет, что-то тут не так, – отвечаю я. – Не знаю, что из этого правда, но у этого парня есть секрет, это точно.

Она смотрит на меня, подняв бровь.

– Он все еще тебе нравится, да? И ты всерьез подумываешь с ним замутить.

Я смеюсь и возвращаюсь на свое место за прилавком.

– Он симпатичный, только и всего. Но я не связываюсь с парнями только по этой причине.

– И правильно, – кивает Хизер, – но вот сколько я тебя знаю, ни разу не видела, чтобы ты испытывала неловкость в присутствии парней. Он первый.

– Он тоже стеснялся!

– Было дело, – отвечает она. – Но из вас двоих ты определенно краснела больше.

После телефонного разговора с месье Каппо и пересказа событий прошлой недели на французском, мама разрешает мне пораньше уйти с работы. Каждый год Хизер устраивает киномарафон с участием своего очередного любимого актера и громадным ведром попкорна. Папа предлагает взять фургон, но я решаю пройтись пешком. Дома я бы ни секунды не раздумывала и взяла бы ключи – холодно ведь. Но здесь даже в конце ноября на улице довольно приятно.

По пути прохожу мимо второго семейного елочного базара в городке. Их деревья, выставленные рядами, и красно-белый шатер занимают три ряда парковки супермаркета. В предпраздничный сезон я всегда захожу к ним поздороваться. С началом торговли, Хопперов, как и моих родителей, почти всегда можно найти на месте.

Держа ель за верхние ветки, мистер Хоппер провожает покупателя к стоянке. Протискиваясь между припаркованных автомобилей, подхожу поздороваться первый раз в этом году. Покупатель несет елку за нижнюю часть ствола и кладет свой конец в прицеп фиолетового фургона…

Калеб?

Мистер Хоппер загружает елку со своей стороны и поворачивается ко мне, а я не успеваю отвернуться.

– Сьерра?

Делаю глубокий выдох и поворачиваюсь к нему. На нем куртка в оранжево-черную клетку и такая же ушанка. Мистер Хоппер подходит ко мне и крепко обнимает. Из-за его плеча поглядываю на Калеба. Тот стоит, облокотившись о фургон. Его глаза мне улыбаются.

Мы с мистером Хоппером коротко обмениваемся новостями, и я обещаю заглянуть к ним еще до Рождества. Он возвращается на базар, а я замечаю, что Калеб по-прежнему смотрит на меня, попивая что-то из бумажного стаканчика с крышкой.

– Ну, признавайся, что коллекционируешь? – спрашиваю я. – Елки или горячие напитки?

Ямочка на его щеке становится глубже, а я подхожу ближе. Волосы у него растрепаны, как будто ему причесаться некогда – все время таскает елки. Не успевает он ответить на мой вопрос, как мистер Хоппер и один из его рабочих грузят в фургон еще одну ель.

Калеб смотрит на меня и пожимает плечами.

– Нет, правда, зачем тебе столько? – спрашиваю я.

Он как ни в чем не бывало поднимает борт фургона, словно нет ничего странного в том, что я наткнулась на него на другом базаре.

– А ты что тут делаешь, интересно? – он меняет тему. – Присматриваешься к конкурентам?

– В Рождество конкуренции не бывает, – отвечаю я. – Но раз ты такой эксперт, скажи, чей базар лучше?

Он прихлебывает из стаканчика, и я вижу, как ходит ходуном его адамово яблоко, когда он глотает.

– У вашего преимущество, – отвечает он. – У этих ребят мятные леденцы кончились.

– Какое безобразие! – с притворным недовольством восклицаю я.