Страница 11 из 18
После окончания университета я снова увиделась с Люком, на сей раз на одной из городских вечеринок. Момент был как нельзя более подходящий: я как раз встречалась с одним придурком, которого было видно и слышно за километр. Он принадлежал к потомкам первых поселенцев, прибывших в Америку на «Мейфлауэере», а это неизменно вызывает в людях крайне противоречивые чувства. Он единственный не боялся делать со мной в постели то, что мне нравилось, поэтому я и держала его при себе. Бить по лицу? «Скажи, если нужно сильнее», – шепнул он, размахнулся и наотмашь влепил мне такую пощечину, что у меня искры из глаз посыпались, зрение помутилось, и я снова и снова проваливалась в темноту, пока не кончила, застонав на всю комнату. Люк пришел бы в ужас от такой просьбы, однако ради его фамилии, ради возможности стать «миссис Харрисон» я была готова отказаться от мучительно-сладкого желания истязать себя. Когда я рассталась со своим придурком «ради» Люка, внезапно свалившаяся свобода – ужинать вдвоем, возвращаться домой вдвоем, как настоящая пара – захлестнула нас с головой, закружила в водовороте и увлекла за собой, как быстрина. Через год мы с Люком съехались. Разумеется, он знает, что я училась в Уэслианском университете, и не устает удивляться, как это наши пути не пересеклись раньше, когда он туда наезжал.
– Это модель «Эмили» в бледно-розовых оттенках. – Продавщица сняла платье с вешалки и приложила к телу, приподняв двумя пальцами подол юбки. – Как видите, ткань немного с отливом.
Я взглянула на Нелл. Столько лет прошло, а от нее по-прежнему глаз не отведешь. В отличие от нас, ей не придется выходить замуж, чтобы что-то там себе доказывать. Раньше она работала по финансовой части, причем была одной из двух девушек во всем отделе. Когда Нелл шла по коридору, мужики, повернувшись в креслах, провожали ее взглядом. Два года назад на рождественском корпоративе какой-то осел – приличный семьянин, естественно, – перебросил Нелл через плечо, явив всем ее круглую попку из-под задравшейся кверху юбки, и с обезьяньим гиканьем проскакал по залу под дружный хохот собравшихся.
– Почему с обезьяним гиканьем? – спросила я.
– Возомнил себя Тарзаном, – пожала плечами Нелл. – Умом-то он не блистал.
Нелл подала на компанию в суд, получила приличную – но неизвестную – сумму денег и теперь каждое утро спит до девяти, часами потеет в спортзале и первой хватает общий счет со стола.
– В платье такого оттенка я буду все равно что голая, – сказала Нелл и усмехнулась краем рта.
– Воспользуемся автозагаром, – предложила Мони. В ярком свете, лившемся из окна, на ее щеке выделялся огромный прыщ, замазанный слишком светлым тональным кремом. Похоже, Мони не на шутку распереживалась из-за того, что я выхожу замуж прежде ее.
– Темно-синий выгодно оттеняет цвет лица. – Продавщица повесила бледно-розовое платье на место и эффектным жестом сняла с вешалки его темно-синего двойника. На ее запястье блеснули знакомые очертания золотого браслета от «Картье»; белокурые от природы волосы выглядели еще естественней благодаря посещениям парикмахерского салона напротив Мэдисон-сквер.
– А что, кто-нибудь выбирает платья разных оттенков? – поинтересовалась я.
– Конечно. – И она пошла с козыря: – На прошлой неделе у нас была Джорджина Блумберг, дочь мэра. Ее подруга выходит замуж, и у всех подружек невесты будут разные платья. – Она извлекла на свет третий наряд, на этот раз омерзительного баклажанного цвета, и добавила: – Если правильно подобрать оттенки, они будут шикарно смотреться. Напомните, сколько подружек невесты на вашей свадьбе?
Их было семь. Все окончили Уэслианский университет и жили в Нью-Йорке, кроме двух – те подались в столицу. Все девять шаферов Люка были из Университета Гамильтона, кроме его старшего брата, Гаррета, который с отличием закончил Университет Дьюка. Все они тоже проживали в Нью-Йорке. Однажды в разговоре с Люком я посетовала на то, что сразу по приезде в город мы оказались в плотном кольце друзей и так и не узнали подлинный Нью-Йорк с его городскими сумасшедшими и дикими, непредсказуемыми ночами. Мы не искали их, потому что они были нам ни к чему. Просто поразительно, сказал тогда Люк, как ты умеешь превратить преимущество в недостаток.
Нелл и Мони направились в примерочную, чтобы я воочию убедилась, как идеально сочетаются бледно-розовый и темно-синий, а я тем временем откопала в сумочке телефон. Держа его перед собой на уровне подбородка, я пролистала ленту новостей в Твиттере и Инстаграме. Наша директор по красоте подготовила специальный сюжет для утреннего телешоу, в котором предупреждала о неприглядных последствиях чрезмерного использования смартфонов: сыпь в области висков и щек и дряблая «индюшачья» шея из-за постоянно опущенной головы.
Эта девчонка, Спенсер, добавила меня в друзья в Инстаграме. На фотографиях в ее профиле – сплошь незнакомые лица. Ага, она идет на какое-то мероприятие: «Друзья «Пятерых» в плохонькой забегаловке рядом со «Старбаксом» в Вилланова. Я на минутку представила себе, как вошла бы туда: строгий кашемировый свитер, изумрудный скарабей на пальце и Люк, излучающий уверенность такой силы, что она каким-то чудом передалась мне. Общество, куда я с таким трудом пробивала себе дорогу, перестало заслуживать внимания. Все эти неудачники, окуклившиеся в своем Мейн-Лайне, в своих домах, где полы – могу поспорить – устланы коврами. Господи. В толпе пробежит шепоток, послышатся возмущенные голоса и удивленные возгласы, имеющие двоякий смысл: «Вы ее видели? Как у нее хватило духу!» Возможно, там окажется и тип, который после стольких лет все еще полагает, будто за мной интимный должок. До мероприятия оставалось несколько месяцев. К тому времени я, пожалуй, и похудеть успею.
Закрыв Фейсбук, я собралась проверить почту, но тут из примерочной выплыла Нелл, задрапированная бледно-розовым. На ее обнаженной сухопарой спине отчетливо выделялись ребра и ряд узловатых позвонков.
– Класс! – выдохнул Браслет-от-Картье, и не только затем, чтобы точно продать платье.
Нелл прижала узловатые руки к груди, плоской, как тонкая черствая пицца, которой мы завтракали в университете. Я отвела взгляд. Нелл грызет ногти ради спортивного интереса. Истерзанные, обкусанные до крови кончики пальцев слишком явственно напоминают мне о том, сколь непрочны швы, скрепляющие наши тела.
– Если к тебе вломится маньяк, – спросила я посреди очередной серии «Закон и порядок», – чем ты собираешься выцарапывать ему глаза? Своими культяпками?
– Надо бы купить ружье. – Не успела она договорить, как голубые глаза тревожно сверкнули, но было поздно: слова вылетели прежде, чем она спохватилась. – Прости, – смущенно извинилась она.
– Не извиняйся. – Я взяла пульт от телевизора и прибавила громкость. – Не стоит отказываться от сарказма ради «Пятерки».
– Ани, это голое платье! – жалобно прохныкала Нелл, однако она залюбовалась на отражение своей открытой спины в зеркале и на то, как незаметен переход между платьем и ее собственной гладкой кожей на пояснице, как раз над драгоценной попкой, оцененной в неназванную сумму, так что невозможно было определить, где заканчивалось платье и начиналась Нелл.
– И мне придется стоять с ней рядом? – Мони отдернула занавеску примерочной. Она навеки обречена подлизываться к Нелл. Дурочка не понимает: Нелл не нужно, чтоб ей лизали задницу.
– Тебе очень идет этот цвет, Мони, – пропела я, когда Нелл пропустила лесть мимо ушей. Я никогда не устану тыкать Мони носом в то, что лучшая подруга Нелл – я, итальяшка без роду и племени, а не она, принцесса из зажиточного Коннектикута.
– Я же не смогу надеть бюстгальтер, – заныла Мони.
К ней тут же подбежала Браслет-от-Картье – обвисшая грудь не сорвет продажу! – и принялась возиться с мягким лифом.
– Его можно драпировать как угодно, видите? Подходит для любой фигуры.
В конце концов она соорудила вокруг дряблых сисек Мони нечто вроде повязки для сломанной руки. Мони приподняла края платья, разглядывая себя в зеркало. С каждым ее движением мягкие складки над грудью колыхались, как будто где-то глубоко под ними разорвался подводный снаряд.