Страница 98 из 112
Если в бочку с водой попадет лесной клоп, бесполезно доставать его оттуда, вода все равно не станет прежней.
По поселку ползли слухи. Прямо в глаза никто ничего не говорил. Но доводили до белого каления ухмылки, недосказанные намеки, загадочные взгляды. На мутной волне всплыли подмеченные кем-то вещи. В частности то, что Донату ни разу не видели у девок, а время от времени замечали с Ладимиром наедине. Слухи множились, росли. Изголодавшийся от духовного безделья народ с радостью набросился на кость, отдающую гнильцой. Ладимир ходил мрачнее тучи, но как ни странно, к нему предпочитали не приставать. Что-то в его глазах лишало уверенности в себе и самого отъявленного балагура. Ладимир мог убить - не пугал его ни Исидор, ни последующее наказание. Вот, что мог прочитать в его глазах любой, даже тот, кто и читать-то толком не умел.
В Донатой дело обстояло по-другому. Словно тем, что не убила тогда Сазона за оскорбление, что смывается только кровью, расписалась в собственной беспомощности. Это чувствовали те, кто украдкой, но играя на товарищей, оглядывал ее с ног до головы, как оглядывают женщину. Это поняли те, кто кривился ей в лицо, не произнося ни звука. Ни единого оскорбительного слова. Взгляды, насмешки, намеки - замеченные краем глаза. Так, что и к ответственности не привлечешь и морду не набьешь. "Что ты сказал?" - "Побойся Света, Дон, я ничего не говорил!".
Доната молча бесилась, вглядываясь в улыбчивые лица, гася иронические ухмылки бешеным взглядом. Но от этого становилось хуже.
На военных занятиях Доната заставляла мысли отступать, тренируя тело до изнеможения. Там, где пел меч и дрожал от нетерпения нож, вбитый по рукоять в долго не поддающуюся мишень - для недовольства не было места. Недовольство толкало меч в грудь поверженного противника. Недовольство на полном скаку рубило набитое чучело. Недовольство пинало противника носком сапога в колено.
Дело дошло до того, что однажды ее позвал на откровенный разговор Исидор. Усадил по-отечески на лавку и долго молчал, глядя на нее исподлобья.
- Влип ты, парень, - терпеливо вздохнул он. - Что делать будем?
- Доказывать на поле боя, кто чего стоит, - она ответила ему то, что он хотел услышать.
Исидор смотрел на нее и в его глазах дрожало сожаленье.
- Эх, парень. Слишком ты хорош для крестьянского сына. И не думай, что я этого не понимаю. Иногда нужно быть и хуже, и уметь слабину дать, не выделяясь из общей массы. Да... Не тому я тебя учил. Но... Не смог удержаться. Очень ты на меня в молодости похож. Вот потому я в десятниках и засиделся. Что я тебе скажу? Да ничего, - он поднялся и пошел к окну, заложив руки за спину. - Всем замолчать не прикажешь. Это как Истина, против которой сам знаешь. Могу тебе только сказать: терпи. Скоро все кончится. Потому как скоро выступаем. Между нами, - он обернулся к Донате и понизил голос. - А после первого же боя к себе возьму. Да. Если стрелу в спину не получишь. И... Да... Совсем забыл. Ты бы, Дон, все-таки к девкам сходил. Предъяви себя во всеоружии - разом все бы и заткнулись.
Что она могла ему сказать? Улыбнулась и согласно кивнула головой. Чего хорошего мужика расстраивать? Видно, прикипел к ней душой. Но как ни крути - девкам предъявлять нечего. Несмотря на то, что Тереса пускалась во все тяжкие, увидев ненароком Донату - только что из платья не выпрыгивала. Тоже переживала девка.
- Если у тебя в первый раз, Дон, - шептала она, поднимая в воздух пыль от той пудры, что слоем лежала на ее лице. - Я тебе такое сделаю, что ни одному мужику здесь не делала, не бойся, Дон. Иди ко мне, глупый!
Но Доната, отрывая от куртки судорожно вцепившиеся пальцы не говорила ей, что своей "благодарностью" та только способствует слухам, что росли как грибы после дождя...
- Общее построение, быстрей, парни! Торопитесь! Живо, живо! - громкий голос Исидора оторвал Донату от подушки. - Живо! Живо! Ну-ка, парни, покажите, кто на что способен! Его светлость лентяев ждать не будет! Поторопитесь!
С утра подморозило. Доната, стоя в первой шеренге, с удовольствием вдыхала свежий воздух. Только рассвело. Гелион, похоже, тоже разбуженный общим построением, слал на землю первые сонные лучи.
Справа от нее, в напряженной позе "чего изволите, хозяин", сложил руки по швам Вавила. Слева раскрыл восторженные глаза голубоглазый Аггей. Как будто не его светлость ожидал, а нечто, способное раз и навсегда изменить его жизнь в лучшую сторону.
Установилась тишина. И в этой тишине раскрытые ворота пропустили группу всадников, из которой только слепой не выделил бы его светлость. Гордая посадка, тонкие перчатки с раструбами, обшитые серебряной нитью, черный развивающийся плащ, сливающийся с такими же черными, как воронье крыло, волосами.
Доната узнала его еще до того, как орлиный профиль застыл напротив воинства, взирающего на его светлость в немом восторге. Задолго до того, как перекатываясь многочисленными "р-р-р", прозвучало в рассветной тишине его полное имя. Задолго до того, как четко печатая шаг, его светлость начал обход воинства.