Страница 34 из 112
Утром объявленного дня Ладимир проснулся поздно. Винные пары благополучно выветрились из больной головы и он послушно внял доводам разума, справедливо рассудив: гордость - гордостью, а с Мусорщиком не пошутишь, как ни пытайся.
Подпрыгивая вместе с повозкой на ухабах, Доната пыталась отнести это событие к разряду радостных или не очень, но ни к какому конкретному выводу не пришла. Они поехали с обозом, в котором было много людей, пять повозок и шесть всадников, - и ладно. Поехали - и ничего уже не поделать.
Второе событие, о котором стоило подумать, было радостным однозначно. Гурьян все-таки вручил ей пояс с метательными ножами. Вручил чинно и благородно, как положено. Вошел в комнату, поклонился и при Ладимире, правда почти шепотом, чтобы не услышал кто, объяснил ситуацию, заставив того побледнеть при упоминании о сладких грибах, которые он так неосмотрительно выпросил. Потом протянул подарок, соблюдая все правила. Пока от многочисленных "да отсохнет рука неблагодарного", "грех не принять благодарность, ибо идет она от чистого сердца", "не отталкивай - да и тебя не толкнут" - не зазвенело в ушах.
Доната милостиво приняла подарок. И теперь не могла сдержаться, чтобы время от времени не скользнуть ладонью по отполированным прикосновениями ее предшественников рукоятям. Рабочие ножи. Мать, частенько наблюдая за ее упражнениями с единственным в доме оружием - кинжалом, повторяла: тебе бы, дочка, специальные ножи метательные... Сбылась твоя мечта, мама.
Мысли о матери были прерваны самым бесцеремонным образом. На соседней повозке - отсюда видно - весело смеялась Марица. И это относилось к событиям неприятным однозначно. Как в воду Доната смотрела, увязалась бесстыжая девка за ними. За ними? Надо же так оговориться, точнее - за Ладимиром.
Никто не спорит, сюрприз получился, даже для Донаты, уж казалось бы, ко всему привычной. И то, ей понадобилось время, чтобы сосредоточиться. Марица сияла, как отчищенная песком кастрюля. Узелок, в тон хозяйке весело болтающийся у нее за плечами, заставил Донату убедиться в серьезности ее намерений.
Доната не стала утруждать себя духовными изысканиями, а попросту подхватила свои вещи и переместилась в соседнюю повозку, благо вознице - румяному парню с цепким взглядом - было все равно, с кем ехать. Поэтому, слушая зазывный говорок Марицы, Доната думала, что лишь пытается уверить себя, что ни о какой ревности не может быть и речи. Но позже поняла, что так и есть. Ей глубоко безразлично, есть ли название у того, что привязывает этих двоих друг к другу. Любовь ли это, или что другое. Хочется им быть рядом - пусть будут. Для Донаты достаточно, что Ладимир - вот он, в соседней повозке. Веселый и доброжелательный. Русые волосы оправились от потрясения и спешили завернуться кольцами, и сам он спешил наверстать упущенное за два дня молчания. Единственная мысль, которая вызывала укол в сердце - эти двое удивительно подходили друг другу. Отчего-то именно это заставляло Донату временами забываться и вздыхать.
Две лошадки, привыкшие ходить в одной упряжке, споро трусили по утоптанной дороге. Кроме Донаты и возницы, были еще двое мужчин. Один, седовласый, с короткой стриженой бородой, всю дорогу молчал. Единственное, что заставило Антипа, так его звали, отвлечься от дороги и неодобрительно покачать головой, как ни странно - взрывы хохота Марицы.
- И колокольчиков не надо, загодя слышно, что мы едем, - недовольно сказал он после того, как Марица замолчала.
На взгляд Донаты, это высказывание скорее можно было принять за комплимент, но сердитый вид Антипа указывал на прямо противоположное.
Второй - статный молодой мужчина. При знакомстве он крепко пожал ей руку как парню и с уважением крякнул, когда она ответила ему тем же.
- Парфен, - представился он, но сделал это так, словно она прошла первое испытание.
Припекало. Дорога баюкала. Отросшие волосы, убранные в хвост, чтобы не мешали, от жары не спасали. Струйка пота, сползая по спине, щекотала между лопатками. Окружающая природа была такова, что глаза бы Донаты на нее не смотрели. А она-то решила, что хуже быть не может! Оказывается, может. Вполне полноценные молодые деревца сменились чахлым кустарником. Трава, прежде сочная и радующая глаз, выгорела под лучами Гелиона. Но самое главное, к полудню стало жарко до такой степени, что захотелось снять не только рубаху, но и штаны. Доната поступилась принципами и сняла сапоги, справедливо рассудив, что никого из мужчин она своими голыми пятками не смутит. Так и получилось.
Парфен одобрительно хмыкнул и последовал ее примеру. Антип мужественно сносил посланное испытание, и только Марица по-прежнему веселилась и жара ее не брала.
На одном из ухабов повозка накренилась. Чтобы удержаться, Донате пришлось навалиться всем телом на Парфена. Она тут же отскочила, как ужаленная. На нее пахнуло крепким потом и горьким запахом полыни - оберега от докучливых русалок. Старательно устраиваясь между тюками с поклажей, Доната отодвинулась на самый край. Потом не удержалась и взглянула на Парфена. Тот понимающе улыбался. Она смутилась еще больше, и хотела не подавать виду, но краска бросилась в лицо помимо воли.
- Ты, девка, меня не боись, не опасный я... для тебя, - сказал Парфен и растянул губы в улыбке. Его бритые щеки были смуглы, а темные, коротко стриженые волосы блестели от пота. Взгляд карих, глубоко посаженных глаз цеплялся за Донату, придирчиво ощупывая каждую выпуклость и впадину на ее теле. В противовес сказанному. В отворотах рубахи виднелась крепкая шея со шнурком, на котором висел полотняный мешок. Видимо, там и пряталась от дурного глаза трава полынь, которую почуяла Доната.