Страница 52 из 97
Наконец, он встретил противника, который не только мастерски отбил его удары, но даже и сам произвёл несколько довольно опасных выпадов. Бой с ним обещал быть долгим и интересным, и Диомед приступил к беседе.
"Не будет ли нескромным с моей стороны, сударь, спросить, с кем я имею честь скрестить копья? - начал он. - Кажется, нам ещё не доводилось встречаться, но, судя по вашему умению владеть оружием, вы положительно выделяетесь из общей массы невежд и дилетантов, которые воображают, что, взяв в руки копьё, они уже становятся героями. К сожалению, вынужден вас предупредить, что, вступив в бой со мною, вы сделали неудачный выбор. Я приношу несчастье. Многие благородные воины, с которыми мне сегодня довелось встретиться, получили травмы несовместимые с жизнью". Сказав это, Диомед вспомнил события сегодняшнего дня и внутри у него похолодело. Он действительно доставил Аиду немало клиентов, но ведь дело этим не ограничилось. Чтобы как-то оправдаться, хотя бы перед самим собой, он поспешно добавил: "Впрочем, сударь, если вы бог, то лучше сразу это скажите - я уважительно отношусь к богам и надеюсь, что те из них, кто по недоразумению пострадал от меня, быстро поправят своё здоровье и не станут обижаться. Право же, сердить богов вовсе не в моих правилах, я не одобряю нечестивцев, считающих допустимым поднимать на них руку, и думаю, что небесные кары, которые за это назначаются, абсолютно оправданы и справедливы".
"Простите, уважаемый Диомед Тидеевич, что сам первый не представился, - галантно ответил его противник, ловко уклоняясь от удара. - Нынешний бой порождает такую суету, что невольно забываешь о приличиях и хороших манерах. К тому же мне показалось, что мои имя и происхождение не должны вас заинтересовать, ибо все мы суть несчётные листья, коие ветер, срывая с ветвей деревьев, несёт по необъятной земле, и которые неизменно с каждой весной сменяются новой зеленью, не ведающей о том, что произрастало на этих ветвях прежде. Впрочем, если вы это действительно хотите знать, то я охотно расскажу вам о себе.
Мой род происходит от небезызвестного царя Сизифа Эоловича, оставившего своей хитростью глубокий след в памяти как смертных, так и богов. Сына его звали Главком, красоту, доблесть и изысканные манеры которого унаследовал его сын Беллерофонт.
На его долю выпало немало трудных испытаний, но началось всё с незатейливой интрижки, какие, увы, часто случаются в наше время. Жена его покровителя стала склонять его к предосудительной связи, надеюсь, вы понимаете, о чём я. Он же, будучи порядочным человеком, прямо сказал ей, что отношения такого рода между ним и женой его друга невозможны, чем вызвал её гнев, и она оклеветала его перед мужем, утверждая, что он своими грубыми действиями понуждал её к супружеской неверности. Разгневанный муж однако не решился сам причинить вред Беллерофонту и отослал его к своему родственнику - ликийскому царю, поручив передать письмо, содержащее просьбу придать смерти того, кто это письмо доставит.
Когда он прибыл на место, ликийский царь, в соответствии с обычаем того времени, девять дней угощал его, прежде чем приступить к разговору о делах. Когда же на десятый день он прочёл привезённое Беллерофонтом письмо, то немедленно послал своего гостя сражаться с Химерой - чудовищем, порождённым самими богами. Рассказывают, что у неё была голова льва, тело козы и змеиный хвост. Победить её представлялось невозможным, но Афина, благосклонно относившаяся к Беллерофонту, дала ему Пегаса - крылатого коня, который обычно катает поэтов в парке на горе Парнас, но также вполне пригоден и для боевого использования. После победы над Химерой царь послал его воевать с солимами, но и из этой ужасной битвы он вышел победителем. Впоследствии он победил амазонок, и царь послал своих храбрейших подданных, чтобы они из засады убили Беллерофонта, но никто из них не вернулся домой живым. Поражённый силой, доблестью и благородными манерами Беллерофонта, царь тогда отдал ему в жёны свою дочь и полцарства в придачу. От этого брака родились два сына и дочь Лаодамия, которая, будучи доброй знакомой Зевса, родила ему Сарпедона, получившего в сегодняшнем бою столь неудачное ранение в ногу.
Сам же Беллерофонт под старость, к сожалению, совершенно выжил из ума и умер в безвестности, оставленный богами и родными.
Мой же отец Гипполох - один из сыновей Беллерофонта, отправляя меня сюда, велел не посрамить наш славный род и в боях прославить моё имя".
Диомед воткнул копьё в землю и обнял своего противника.
"Главк! - закричал он. - Что ж ты сразу, подлец, не сказал, что ты сын Гипполоха?! Ведь наши родители домами дружили! Твой дед Беллерофонт как-то двадцать дней у моего деда гостил. Он нам тогда подарил замечательный золотой кубок, который у меня сейчас, к сожалению, не с собой. Вот так и стоит иной раз сходить на войну, чтобы встретить друзей семьи. Жаль, что обстоятельства сейчас не позволяют, а то б сели, поговорили, пропустили б по чарочке-другой".
Они обменялись адресами и, поскольку других сувениров у них при себе не оказалось, Диомед предложил обменяться доспехами. Приятели договорились в бою обходить друг друга стороной и непременно встретиться после войны, если, конечно, останутся живы.
Только расставшись с Диомедом, Главк сообразил, что обменял уникальные золотые доспехи на обычный медный ширпотреб, по цене уступавший раз в десять. "Ох уж эти греки! - подумал он. - Не могут не облапошить!"
В это время Гектор пришёл в город. Его окружили женщины, спрашивая о мужьях, сыновьях, отцах и братьях. Он шёл, не поднимая на них взгляд, и на все вопросы отвечал: "Молитесь за нас".
Войдя во дворец, он сразу встретил там свою мать. Престарелая Гекуба бросилась ему навстречу и крепко сжала его руки.
-- Что там? - сбивчиво заговорила она. - Пойди, помолись. Нет, подожди, я тебе сейчас вина принесу. Подкрепи силы.
-- Нет, мама, - ответил Гектор. - Нельзя мне в таком виде богам показываться, - он действительно был с ног до головы в грязи и в крови. - И вина не надо. Это пусть греки пьяные в бой идут. Нам и без этого есть за что воевать. И сил хватает, и мужества. А ты, вот, пойди и собери скорее те шмотки, которые Парис с Еленой привезли из Финикии. Лучшие, ненадёванные. И отнеси их Афине в храм. Много нервов эта сучка нам сегодня потрепала. Отдай ей - от хороших шмоток никакая баба не откажется. Пусть оставит нас в покое.
Отправив мать с поручением, Гектор пошёл к Парису. В комнате брата он застал идиллическую бытовую сценку: Парис на краю кровати надраивал щит, а Елена что-то вышивала. Одно ухо у неё всё ещё было явно краснее другого.
"Лучше б я тебя мёртвым увидел, засранец!" - подумал Гектор, крепче сжимая в руке копьё.
-- Не помешал? - мрачно спросил он. - Там за тебя люди погибают, если тебе это интересно. Не желаешь сходить, поучаствовать?
Парис смущённо отвёл взгляд.
-- Я понимаю, Гектор, твои чувства, - пробормотал он. - Но мне надо было прийти в себя. Теперь я уже успокоился. И Елена говорит, что надо идти. Ты подожди, я сейчас доспехи надену. Или иди - я тебя догоню.
-- Присядь, - сказала Елена, поднимая на Гектора свои умные зелёные глаза. - Ты не представляешь, как мне стыдно и за себя, и за этого недостойного труса!
-- Некогда мне рассиживаться, - резко ответил Гектор. - А насчёт стыда - ты это мужу своему расскажи. Я попрощаюсь с Андромахой. Не известно, увидит ли она меня ещё живым. А потом я пойду к Скейским воротам. Если я тебя, Парис, там не встречу... Честное слово, будет лучше, если я тебя там встречу.
Он решительно развернулся и вышел.
Свою жену Андромаху он дома не застал, и служанки не знали точно, куда она пошла. Гектору ничего не оставалось, как только вернуться к войску.
Андромаха нагнала его на полпути к воротам. С ней была кормилица, державшая на руках сына Гектора Астинакса, совсем недавно родившегося. Отец улыбнулся, молча глядя на него.