Страница 14 из 97
-- Из царства мёртвых нет возврата, - смущённо заметила Персефона, повторяя с детства заученную фразу.
-- Как же нету? - с недоумением спросил Сизиф. - Вы ж сами каждый год отсюда к матушке своей, дай ей боги всяческого счастья, на побывку ездите.
Персефона было открыла рот, чтобы что-то возразить, но никакое возражение ей в голову не пришло. Часто затверженные с детского сада истины на поверку оказываются полной ерундой. Может быть, необратимость смерти тоже один из таких случаев. Ведь, действительно, выходила же Персефона каждый год из царства мёртвых и возвращалась потом обратно. Да и Сизиф смотрел так уверенно, что ей просто ничего не оставалось, как только ответить:
-- Ну, только если совсем ненадолго. Вы там быстренько разберитесь и возвращайтесь поскорее, пока никто не заметил.
-- Да уж это понятное дело! - воскликнул Сизиф. - Никто ничего не заметит: одна нога здесь, а другая там.
Последняя фраза, явственно напомнившая поговорку о человеке, стоящем одной ногой в могиле, окончательно убедила наивную богиню. Она отпустила Сизифа на землю, и он убежал действительно так быстро, что не оставил у Персефоны никаких сомнений в своей оперативности. Но возвращаться обратно он, естественно, не собирался. Эту аферу он с женой задумал заранее, и был рад, что в очередной раз так ловко надул богов.
Зевс выключил ясновизор и сказал: "Дурак он всё-таки, этот Сизиф. Пустым, бесполезным делом занимается: богов гневит, от смерти бегает. Всё равно ведь последнее слово будет за богами - на что рассчитывает?"
Аид же до боли стиснул кулаки и, брызгая слюной, прошипел: "Уж я позабочусь, чтоб ему на том свете сладко не было: такое наказание придумаю, что люди вечно будут помнить про сизифов труд!"
Собрание богов
Под присмотром Асклепия Аид стал поправляться и через некоторое время сам занялся делами подземного царства. То, что он увидел, его совсем не обрадовало.
На следующем собрании богов он взял слово и сказал такую пламенную речь, что многие присутствующие не смогли разобрать ни слова. Страдания в подвале Сизифа и последовавшая болезнь отбили у него олимпийское спокойствие и присущую богам надменную сдержанность. Он топал, размахивал руками, срывался с крика на визг, вводя коллег в смущение и недоумение.
"Ну что ты, братец! - попытался успокоить его Зевс, когда Аид замолчал, то ли закончив, то ли собираясь с новыми силами. - Тебе тяжело пришлось, мы сочувствуем и всё понимаем. Скажи только, чем мы можем тебе помочь. Может тебе материалы какие-то прислать? Или, хочешь, мы у тебя в подземном царстве гастроли Орфея устроим?"
Аид опять заорал что-то неразборчивое.
-- Спокойнее, брат! - дружелюбно сказал Зевс, дождавшись конца речи. Кажется, громовержец был единственным, кто разобрал какие-то слова разнервничавшегося бога. - Мы же решили эту проблему. Всё в порядке: люди теперь снова умирают. Умирают ведь, а, Гермес?
-- Как мухи мрут, Кроныч! - бодро отрапортовал посланник богов и с готовностью протянул свиток со списком недавно умерших.
-- Ну вот, - сказал Зевс, передавая его Аиду, - а ты беспокоишься. Вот они, покойники, разве мало?
-- И где они все?! - взвизгнул Аид.
-- Война нужна! - закричал Арес, вскакивая со своего места. - Будет война - будут и покойники!
-- А ну сядь! - рявкнул Зевс. - Когда я давал тебе слово? Гермес, объясни нам, куда деваются покойники, почему они не доходят до Аида.
Гермес неохотно поднялся со своего места и проворчал:
-- А что сразу я? Что мне покойники? Рожаю я их что ли? Успехи медицины не по моей части.
-- При чём тут медицина? - отмахнулся Зевс. - Мёртвых воскрешать медицина ещё не научилась, это даже боги не всегда могут.
Гермес замялся, посмотрел на Аполлона, но, не получив от него никакой поддержки, сказал, ковыряя пальцем стол:
-- Ну, вы же знаете Асклепия. Он парень умный, и дело своё знает и любит. Иногда только увлекается и теряет чувство меры. Кто ж его за это осудит?
-- То есть Асклепий воскрешает мёртвых? - резко спросил громовержец, ставя Гермеса в тупик таким прямым вопросом.
Молчание Гермеса было достаточно красноречивым ответом. Зевс, нахмурившись, включил ясновизор и быстро просмотрел, чем занимался самый известный в Элладе врач Асклепий последнее время. Сомнений не было: доктор вопреки всем обычаям и предписаниям вмешивался в то, чем разрешается заниматься только богам: в вопросы жизни и смерти. Он воскрешал мёртвых, и те, кто уже был предназначен Аиду, с его помощью успешно уклонялись от последнего путешествия в подземное царство.
-- Ишь ты, Прометей выискался! - возмутился Зевс, расчехляя перун. - Гуманист проклятый!
Аид вскочил и снова начал было возмущённо причитать, но раскат грома остановил его. Молния пронеслась от перуна Зевса вниз, на землю. Громовержец сверился с ясновизором и удовлетворённо вздохнул: "Ну вот и нет Асклепия!"
Аид сел, но теперь вскочил Аполлон.
-- В чём дело? - строго спросил Зевс.
-- Асклепий мой сын!
-- Да что ты говоришь! - с издевательским притворством воскликнул громовержец. - Воспитывать детей надо! Объяснять, что можно, а что нельзя. А то ведь совсем распустились! Если люди умирать перестанут, то чем же они от богов будут отличаться? Всё, собрание закончено. Налей! - Зевс отвёл в сторону руку с пустым кубком. - Да не ты! - капризно крикнул он, отдёргивая кубок, когда его дочка Геба подошла к нему с кувшином нектара. - Пусть Ганимед нальёт!
Мальчика Ганимеда Зевс недавно притащил из Трои на Олимп, обожествил, сделав его детство вечным, и всё никак не мог ему нарадоваться.
Отхлебнув, громовержец встал и, опираясь на плечо Ганимеда, пошёл к себе во дворец. До слуха богов донеслись его слова: "Ганимед, а ты уже когда-нибудь видел голого мужчину?"
Гера с ненавистью посмотрела им вслед.
Собрание закончилось, и боги разошлись. Один лишь Аполлон остался на месте и тупо глядел перед собой.
Удивительное дело: самый некрасивый из всех богов - Гефест, от которого даже родная мать отвернулась, был женат на красавице Афродите, а самый красивый бог - Аполлон не только не был женат, но и из всех богов, пожалуй, был самым неудачливым в любви. Отпугивало ли девушек его высокомерие, или каждая из них считала, что у Аполлона уж таких как она десятки, а у него в результате обычно никого и не было. Лишь изредка ему, казалось, улыбалось счастье, но оно было скоротечно как молния, лишь на одно мгновение освещающая черноту затянутого тучами ночного неба.
Плодом такой скоротечной любви был Асклепий - единственное воспоминание о красавице Корониде. Она любила Аполлона совсем не долго. Даже по человеческим меркам не долго. И когда она его бросила, он её убил. А теперь не стало и Асклепия.
На бессильно повисшую руку Аполлона легла мягкая женская ладонь. С трудом подняв глаза, он увидел стоящую перед ним Геру. Если бы не печальные мысли, полностью его занимавшие, он бы удивился: Гера неприязненно относилась к внебрачным детям Зевса, и обычно с Аполлоном не разговаривала, только очень сильные переживания могли бы её заставить преодолеть эту неприязнь.
-- Это ужасно, Аполлон, - сказала она. - Лишиться сына из-за каприза свихнувшегося извращенца, который ради смеха размахивает перуном направо и налево, будто это какая-то игрушка.
-- Я убью циклопов, которые сковали этот проклятый перун, - с трудом шевеля губами, произнёс Аполлон.
Гера пожала плечами.
-- Я понимаю твой гнев, но разве циклопы виноваты? И перун не виноват, а виноват тот, кто им пользуется. Его и надо наказывать.
Аполлон с недоумением посмотрел на Геру, а та, ответив многозначительным взглядом, продолжала:
-- Было время, когда он был великим богом. Время перемен, войн, катастроф, битв с титанами и гигантами. Но это великое время давно ушло. Бывший победитель заплыл жиром, обленился и выжил из ума. Он уже не хочет ни войн, ни перемен, он хочет только пьянствовать, издеваться над своими ближними и развратничать с кем попало. Богинь ему мало, смертных женщин тоже мало, он уже и скрываться перестал - прямо на священный Олимп притащил этого троянского мальчишку. Троянского! - при этом слове лицо Геры перекосилось от ярости, при нём ей сразу вспомнился оскорбивший её Парис. - Ненавижу троянцев! - вырвалось у неё.