Страница 2 из 9
— Да ты что?!
— Серьезно! Я и забыла, что виды спорта, которые у нас считаются нормальными и даже полезными для девочек, в шестьдесят четвертом усеивали оторванными матками все стадионы. — Ее гнев угас так же быстро, как и загорелся. — А теперь к делу. Мало-мальски очухавшись после переноса, я рискнула затронуть кое-какие темы в разговоре с отцом: он по профессии врач, причем неплохой. Услышав от меня пару-тройку фактов из области эпигенетики, папуля сделал сочувственное лицо и сказал: ничего, скоро поступишь в колледж, там узнаешь и о Ламарке, и о том, в чем он заблуждался. А мамуля добавила: может, вместо колледжа тебе лучше замуж? Пришлось ответить: успею и то, и другое. И тут понеслось! Вообще-то оба моих брака кончились разводом — пожалуй, мама не так уж и не права…
— Тут, как я понял, ничего не смыслят в эпигенетике?
— Тут и в генетике почти ничего не смыслят! Мне бы забраться еще дальше в прошлое и поговорить с Менделем… — Бетти печально покачала головой. — Однако куда девать «девчонку»?.. Ламарк ошибался, но в более тонком смысле он был прав, просто современники не могли его правоту осознать. Человечеству следует придумать эпигенетику на несколько десятилетий раньше, если мы хотим, пока еще не поздно, остановить влияние губительных факторов на человеческий геном. Сегодня и в ближайшие десятилетия наука будет колебаться между теориями Дарвина и Ламарка; ей пока неизвестно о том, что у эволюции не один-единственный путь. Например, радиоактивное излучение влияет на мутации гораздо сильнее, чем переменчивая окружающая среда. — Бетти удрученно взглянула на Джима. — Так что процесс обещает быть долгим. Для начала я вручную напечатаю письма и разошлю их под чужими, мужскими именами, чтобы направить кое-кого на нужный курс.
— Вот последнее письменное свидетельство о существовании Бетти Нокс, которое удалось обнаружить Проекту. Школьная тетрадь, датированная концом сентября шестьдесят четвертого. И, как выяснилось в две тысячи сороковом, ты так и не отправила эти письма, ни одного. Даже если предположить психическое расстройство по причине переноса в далекое прошлое, должны были остаться медицинские записи. Вывод: кто-то явился по твою душу.
Она резко остановилась, повернулась к юноше, посмотрела в упор.
— Так ты мой телохранитель? Угадала?
— Ну, как сказать… Я тебя нашел, и ты в своем уме. — Джим согнул в локте тонкую руку. — Тут еще есть над чем поработать, но я худо-бедно умею драться без оружия. Не припомню, чтобы наши дорожки после школы пересекались: ты, наверное, не знаешь о моей службе в морской пехоте.
— Не припомню, чтобы мы и в школе хотя бы раз словечком перекинулись. Ну надо же, Энциклопедия Джонс — морпех! А кстати, где словарь? Ты же с ним не расставался, и вчера он был при тебе. Делаю вывод: ты прибыл не раньше вчерашнего дня.
Джим ухмыльнулся.
— Угу, нынче утром… Да и не словарь это был. Просто не хотелось, чтобы узнали… — Он понял, что Бетти ждет продолжения. — Правила ролевой игры. Я ее тогда разрабатывал.
— Игра? Так ты у нас геймер? За полвека до того, как это стало считаться нормальным явлением?
— А разве игровая зависимость когда-то считалась нормальным явлением? — проворчал Джим. — На ней кое-кто из нашего брата сделал хорошие деньги, и мы здорово повлияли на культуру, но все равно это за гранью добра. У Энциклопедии Джонса, если помнишь, не было ни одной подружки.
— А сколько дружков, по-твоему, было у меня?
Дом Бетти, к которому они приблизились, был Джиму знаком — не по воспоминаниям детства, а по недавнему инструктажу.
— Необходимо обсудить все версии случившегося, которые возникли в две тысячи сороковом, — заявила Бетти. — А еще мне надо как-то связаться с двумя парнями, живущими в нынешнем времени, и узнать, все ли у них в порядке. Буду откровенна: меня очень беспокоит случившееся с другими и совсем не хочется, чтобы это произошло со мной…
— Бетти!
Джим повернулся на оклик и увидел в дверном проеме женщину.
— Отчего бы тебе не пригласить молодого человека? — спросила та. — Я печенья напекла.
Доктор Бетти Нокс залилась краской, как настоящая пятнадцатилетняя девчонка.
— Ох, гадство!.. Мать тебя, похоже, приняла за моего потенциального кавалера. Она считает: мне нужно поменьше знаний и побольше ветрености.
— Ты и при ней такие речи ведешь?
— Черта с два! Хотя при мамаше «черта с два» не скажешь, это же шестьдесят четвертый. — Бетти беспомощно пожала плечами. — Ладно, телохранитель, идем. Хоть объяснение будет, почему мы болтаемся вместе.
Джим вдруг понял: после того как Бетти Нокс сказала о своих ногах, он подспудно думает о ее теле, прикрытом скромным нарядом.
— Ты о чем? — хмыкнул пристыженный «кавалер». — Нам же только пятнадцать.
— То-то и оно… Созревающие тела, полные энергии и подростковых гормонов, и изощренные умы распутных старцев. Меня не предупредили насчет того, как подобное сочетание усложняет жизнь. Ты заметил, что нелегко сосредоточиться на чем-то одном? Мысли так и разбегаются на все четыре стороны…
— Знаешь, что-то похожее чувствую и я.
— Твоему телу сейчас пятнадцать. Этот возраст влияет на твое «я»; то же самое относится и ко мне. — Сделав долгий, глубокий вздох, она добавила: — И еще как влияет. Не исключено, что опасность кроется в нас самих.
Бетти и Джим посидели за печеньем с молоком, разрабатывая стратегические планы. Беседовали они тихо. Выходя, юноша случайно перехватил понимающий взгляд матери Бетти: а о чем еще может подумать взрослый, глядя, как двое подростков долго шепчутся голова к голове?
Бетти особо настаивала, чтобы он вел теперь прежнюю, мальчишескую жизнь.
«Джим, нельзя нам отличаться от себя пятнадцатилетних, — убеждала она. — Не переварит этого здешнее общество, и прежде всего родители. Отправляя меня сюда, Проект дал на сей счет жесткое распоряжение, и я это понимаю. Ты должен и задачу выполнять, и жить нормальной жизнью Энциклопедии Джонса».
И вот Джим поднялся по весьма смутно помнившемуся крыльцу, отворил почти стершуюся из памяти заднюю дверь и застал мать на кухне.
— Где же ты так задержался? — спросила она.
— У приятеля в гостях.
— А-а… Ну, тогда ладно.
Как же изменился мир! В 2040-м ничто не мешает родителям постоянно отслеживать местонахождение ребенка с помощью микрочипа GPS и психовать при малейшем отклонении от тщательно запланированной, стопроцентно безопасной, всегда открытой для взрослого недреманного ока жизни после школьных занятий. Однако это забавно: общество года 1964-го, оказывается, предоставляло ребенку куда больше свободы.
— Может, помочь, мам? — напросился Джим на недоуменный взгляд.
— Спасибо, не надо… Ты вот что, садись-ка да смотри телевизор, а будет готов ужин, позову.
Он побрел в гостиную, стараясь двигаться как подросток. Потратил чуть ли не минуту на машинальный поиск «дистанции» и наконец спохватился: никто таковую пока не изобрел. Тогда Джим приблизился к громоздкому ящику, шириной почти с его настенный телеприемник, оставшийся в 2040-м, вот только экран от силы двенадцатидюймовый, и, поэкспериментировав с ручками регулировки, добился щелчка.
Ящик тихонько загудел, а больше ничего и не произошло. Джим решил подождать, но вскоре потерял терпение и заглянул через вентиляционную решетку. Внутри светились оранжевым электронные лампы. Сколько же им положено разогреваться? Воспоминания были расплывчаты: сказались и время, и привычка к тому, что давно уже стало обыденным.
Наконец Джим сдался и отошел. Когда он вольготно развалился на диване, рот сам собой растянулся в блаженной улыбке: все-таки вернуть себе физическую юность — это здорово! Но улыбку как рукой сняло, едва в комнату вошла его маленькая сестра. Мэри остановилась и сердито посмотрела на него.
— Эй, ты чего?
— Да ничего… Я просто рад тебя видеть.