Страница 24 из 127
— Это ваше личное мнение, надо понимать?
— Не только, — сказал Уитвер. — Сенаторы весьма довольны вашей работой, я бы даже сказал, полны энтузиазма… То есть насколько это вообще возможно для стариков, — подумав, добавил он.
Внутренне Андертон передернулся, но сохранил внешнее спокойствие, хотя далось ему это нелегко. Интересно, что этот Уитвер думает на самом деле? Какие потаенные мысли копошатся в его аккуратно подстриженной ежиком голове? Глаза у него ясные, пронзительно голубые, в них светится ум, что ничего хорошего не сулит. Уитвер отнюдь не дурак и, вполне понятно, преисполнен амбиций.
— Насколько я понял, — начал Андертон осторожно, — вы мой ассистент, пока я не выйду в отставку. А после вы замените меня на посту комиссара.
— Я тоже так понял, — ответил Уитвер, не задумываясь. — Это может случиться в нынешнем году или в следующем, а может, и через десять лет.
Трубка едва не выпала из непослушных пальцев комиссара.
— Я пока еще не собираюсь на пенсию, — сухо вымолвил он. — Допреступность — это мое собственное детище, и я буду заниматься своим делом столько, сколько захочу. Все зависит исключительно от моего желания.
Уитвер спокойно кивнул, его лицо не выражало ничего, кроме полной безмятежности.
— Само собой разумеется, комиссар.
Андертон, слегка расслабившись, изобразил свою дежурную улыбку:
— Лучше сразу расставить все точки над «i», не так ли?
— Да, и с глазу на глаз, — согласился Уитвер. — Вы — мой начальник, ваше слово — закон! Вот мой единственный ответ. Но не могли бы вы, — сказал он с видимой искренностью, — лично ввести меня в курс здешних дел? Мне бы хотелось освоиться как можно скорее.
Когда они вышли в освещенный желтым светом коридор со множеством дверей, Андертон сказал Уитверу:
— Полагаю, с теорией допреступности вы уже знакомы. Стоит ли говорить о ней сейчас?
— Я знаю лишь то, что известно всему свету, — ответил его новоиспеченный ассистент. — Используя мутантов-ясновидцев, вы просто и эффективно покончили с традиционной пенитенциарной системой, когда преступника подвергали наказанию после его криминального деяния, а не до такового. Однако наказание post factum, как свидетельствует многовековая практика, никогда не являлось надежным средством профилактики преступлений. И уж тем более не воскрешало убитых и не утешало их родственников и друзей.
Они вошли в лифт. Андертон нажал кнопку самого нижнего этажа и начал свою вводную лекцию, пока они ехали:
— Да, тут вы совершенно правы. Но вам следовало отметить также и основной недостаток нашей новой системы. Как оценить тот факт, что мы привлекаем к ответственности человека, который ничего еще реально не совершил?
— Но непременно совершит! — с горячей убежденностью возразил Уитвер.
— К счастью, это не так. Теперь мы находим преступников раньше, чем они успеют нарушить закон. Само понятие преступления, таким образом, перемещается в область метафизики. Мы заявляем, что они виновны, они всегда твердят, что невиновны… И в некотором смысле на них действительно нет вины.
Лифт остановился и выпустил пассажиров в совершенно такой же коридор, залитый желтым светом.
— В нашем обществе больше нет серьезных преступлений, — сообщил Уитверу Андертон. — Но зато теперь у нас есть лагерь передержки, забитый потенциальными преступниками.
Двери открылись и закрылись. Они вступили в святая святых владений аналитического отдела, занимающего в здании участка целое крыло. В помещении, представшем перед их глазами, возвышались впечатляющие горы оборудования: это были приемники данных, анализаторы, компараторы и прочие компьютерные механизмы, которые сохраняли, изучали и обрабатывали поступающую информацию. И где-то там, посреди всей этой машинерии, сидели три провидца, почти невидимые в клубках обвивающих их проводов.
— Вот они, — сухо произнес Андертон. — Как вам это понравится?
В мрачной полутьме сидели три бормочущих, пускающих слюни идиота. Любое невнятное слово, слетающее с их мокрых губ, каждое невнятное словосочетание, даже случайный слог или бессмысленный звук — все это скрупулезно записывалось, анализировалось, подвергалось сравнению, разбиралось на отдельные морфемы, фонемы, дистинктивные признаки и снова собиралось воедино в форме визуальных символов, которые записывались на информационные карты, автоматически распределяемые по разным маркированным лоткам на основе различных ключевых слов и выражений.
Эти слюнявые идиоты бормотали изо дня в день, из года в год, прикованные металлическими скобами к специальным креслам с высокой спинкой, подсоединенные металлическими клеммами к разноцветным перепутанным проводам. Все их физиологические нужды удовлетворялись автоматами, а других у них попросту не было. Они бормотали или дремали, они не жили, а вели растительное существование, их разум был пуст и потерян, постоянно блуждая в тенях.
Но были это тени не сегодняшнего дня… Трое бормочущих уродцев с огромными головами и атрофированными телами интуитивно созерцали Будущее, и вся техника аналитического отдела была нацелена на то, чтобы расшифровать их невнятные предсказания. Пока умственно отсталые провидцы сумбурно лепетали, заикались и стонали, машины с невероятной чуткостью улавливали и записывали каждое словечко.
С лица Уитвера впервые сползло выражение беззаботной самоуверенности и проступило болезненное смятение. Это была гремучая смесь стыда и морального шока.
— Не слишком-то приятное зрелище, — медленно проговорил он.
— Я даже представить не мог, что они настолько… — тут Уитвер запнулся, подбирая подходящее выражение, — ну, что они такие ужасные уроды.
— О да, они уродливы и убоги, — согласился Андертон. — И в особенности женщина… вон та, Донна. Ей сорок пять, но с виду она не старше десяти. Талант провидца целиком поглощает все остальное, так как участки мозга, ответственные за эспер-восприятие, нарушают баланс фронтальной части коры. Но нам-то что до этого? Мы нуждаемся в пророчествах и получаем от них то, что нам необходимо. Они сами не знают, что говорят, зато мы их понимаем.
Подавленный Уитвер пересек комнату, подошел к одному из лотков и взял из него стопку инфокарт.
— Эти имена только что поступили?
— Очевидно. Я еще не просматривал, — раздраженно сказал Андертон, быстро отбирая у него всю пачку. Уитвер продолжал стоять перед лотком, наблюдая за машинами, как завороженный. Наконец в пустом лотке появилась новая карта. Затем еще одна и еще. Потом из отверстия посыпался целый поток, одна карточка за другой.
— Как далеко они способны заглянуть?
— Видение у них достаточно ограниченное, — продолжил свои объяснения Андертон. — Всего на неделю или две вперед. При том, что большая часть информации не относится к нашему участку. Мы передаем ее по назначению, а другие отделы, в свою очередь, передают информацию нам. В каждом уважающем себя управлении есть свой подвал с обезьянками.
— Обезьянками? — Уитвер взглянул на него почти с испугом. — А, я понял… Ничего не вижу, ничего не слышу и так далее? Очень смешно.
— Серьезнее некуда. — Андертон автоматически подхватил очередную пачку инфокарт, накопившихся за время их разговора. — Теперь насчет поступивших сюда имен… Часть из них просто отсеется за полной ненадобностью. Из оставшихся карточек подавляющее большинство указывает на мелкие преступления: воровство, уклонение от налогов, вымогательство и грабеж. С помощью методики до-преступности мы сократили общее количество преступлений на 99,8 процента! Тяжкие, вроде убийства или государственно^ измены, всплывают крайне редко… Мало кто способен на такое решиться, если всем известно, что преступник будет арестован за неделю до того, как осуществит свое намерение.
— А когда зарегистрировано последнее реальное убийство?
— Пять лет назад, — не без гордости ответил Андертон.
— Как это произошло?
— Преступнику удалось ускользнуть от группы захвата. Кстати, у нас была вся необходимая информация: имена убийцы и жертвы, точные детали преступления, включая даже место, где это случится. И тем не менее, невзирая на все наши усилия, преступник выполнил то, что задумал… — Комиссар пожал плечами. — Ну что же, всех негодяев мы все-таки поймать не можем, но успешно обезвреживаем подавляющее большинство.