Страница 15 из 20
5) что американская противоракетная оборона будет поощрять ядерное распространение – аргумент, выдвинутый совместно президентом Франции Шираком и президентом России Путиным.
Не претендуя на звание технического эксперта, я получал информацию на достаточном количестве брифингов, чтобы быть убежденным в том, что перспективы противоракетной обороны обнадеживают. Эта точка зрения о потенциале Америки со всей очевидностью разделяется Россией и Китаем, как это вытекает из их упорного противодействия любой американской системе противоракетной обороны. Большая часть сомнений технического плана на Западе сосредоточилась на системе, разработанной в администрации Клинтона в попытке оставаться в рамках Договора по ПРО. Система предназначена для поражения ракетной боеголовки на последней стадии ее траектории, когда она небольшая, а ракета летит исключительно быстро, возможно, маневрируя, и ее трудно обнаружить. Именно поэтому большинство мнений относительно противоракетной обороны сейчас сосредоточено на поражении ракеты во время разгонного этапа, когда ракета движется медленно, не может быть управляемой и, из-за запаса топлива, большой, а также легко может быть обнаружена.
Что же касается аргумента относительно того, что национальная противоракетная оборона противостоит давней стратегической концепции взаимно гарантированного уничтожения, то переосмысление этой доктрины давно запоздало, каким бы ни было мнение относительно противоракетной обороны. Сторонники доктрины утверждают, что ядерную войну лучше всего предотвратить гарантией того, что неудача со сдерживанием приведет к самым катастрофическим последствиям. Поэтому они выступают против любой стратегии, основывающейся на избирательном наведении на цель, и любой попытки создать оборонительные системы. Поиск безопасности осуществляется с сугубо нигилистическим упором на то, чтобы оставить гражданское население – как, впрочем, собственное, так и потенциальных противников – совершенно беззащитным перед ядерным ударом. При таких обстоятельствах оборонная политика оборачивается против себя самой; в поисках гарантий полной уязвимости населения оборонная доктрина становится со всей очевидностью явно не оборонительной.
Эта теория возникла из академических семинаров и у теоретиков, которых никогда не попросят принять фатальное решение, на котором они настаивают. Одно дело теоретизировать о взаимном уничтожении, основанном на угрозе взаимного самоубийства, и совсем другое претворить в жизнь такую концепцию в конкретной критической ситуации. Кто фактически будет готов взять на себя моральную ответственность, чтобы применить стратегию, гарантирующую смерти десятков миллионов людей? Как можно сделать так, чтобы эта стратегия реально сработала? Как смогут демократические правительства провести такой курс? Невозможно поверить, что демократические правительства в Европе, гордящиеся своими гуманными качествами, на самом деле осуществят свои угрозы ответного удара.
Подходящая для такой стратегии дипломатия должна бы быть предназначена для демонстрации того, что, когда речь идет о безопасности, нормальные расчеты не применяются. Руководителям приходится показывать высокую предрасположенность к безрассудству для того, чтобы в эту стратегию поверили. Но как в Европе, так и в Соединенных Штатах теория взаимно гарантированного уничтожения отстаивается с большой страстностью теми, кто начинал свою политическую карьеру в демонстрациях, нападая на любую зависимость от ядерного оружия.
Какой бы слабой ни была вероятность теории взаимно гарантированного уничтожения в биполярном мире, она моментально исчезает, когда восемь стран испытали ядерное оружие, а многие режимы стран-изгоев изо всех сил работают над разработкой ядерного, химического и биологического оружия массового поражения, как и над баллистическими ракетами для его доставки. Если один из видов этого оружия разрушит американский или европейский город по случайности или предумышленно, как демократические руководители смогут объяснить своей общественности свой отказ – не неспособность, а именно отказ – защитить их от даже ограниченного по масштабам ядерного нападения?
Контраст между ситуацией в области безопасности в 1972 году, когда был подписан Договор по ПРО, и сегодня налицо. Один из подписантов, Советский Союз, исчез как юридическое лицо. Ракетные технологии получили дальнейшее развитие, распространение затронуло страны (Северную Корею, Иран, Ирак, Индию, Пакистан), которые не рассматривались как вероятные кандидаты на обладание передовой военной технологией, когда договор подписывался.
Поскольку именно я придерживался этих взглядов и публиковал их в печати на протяжении 40 лет, стоит спросить, почему Договор по ПРО был подписан президентом Ричардом Никсоном в 1972 году, когда я работал советником по национальной безопасности. Прямой ответ на этот вопрос таков: тогда, когда администрация Никсона начала свою работу, будучи полна решимости отойти от концепции взаимно гарантированного уничтожения, она была частично вынуждена отступить в концептуальных рамках из-за давления со стороны конгресса и бюрократического аппарата. На ранних этапах первого срока пребывания на посту президента Никсон приказал Пентагону разработать стратегию, которая упор делала бы на военные, нежели гражданские цели. В 1969 году он также внес в конгресс программу противоракетной обороны, предусматривавшую 12 площадок для защиты ракетных шахт и населения от ограниченных ударов со стороны Советского Союза, от ударов со стороны новых ядерных держав и от случайных и несанкционированных запусков из любого источника.
Программа ПРО Никсона подвергалась критике с использованием именно такой же аргументации, которая разворачивалась против современных программ противоракетной обороны. Говорилось, что она не сработает, что она сработает настолько хорошо, что это приведет к дестабилизации. Утверждалось также, что она ослабит Североатлантический альянс, оторвав оборону Соединенных Штатов от обороны Европы, а это, дескать, заставит Советский Союз проявить непримиримость и пойти на развязывание гонки вооружений.
Среди страстей вьетнамских протестов и в конгрессе с большинством в руках оппозиции эти критические высказывания слились с широко распространенными нападками на весь оборонный бюджет. Первоначальное решение по ПРО прошло через сенат с перевесом в один голос, голос вице-президента. В последующие годы конгресс использовал процесс выделения средств с тем, чтобы разрушить то, что ему едва не удалось погубить при вынесении начального решения. Ежегодно количество площадок ПРО сокращалось конгрессом, вплоть до того, что к концу 1971 года осталось всего две. И Советы, будучи в курсе этих внутренних трудностей, устраивали обструкцию на переговорах по ограничению их наращивания наступательных вооружений, проводя в то время по 200 запусков ракет дальнего радиуса действия в год. В такой обстановке Министерство обороны, действуя через заместителя министра обороны Дэвида Паккарда, написало письмо президенту Никсону в конце весны 1970 года о том, что следует как можно скорее провести переговоры по соглашению о контроле над стратегическими вооружениями. Если бы этого не случилось, Советы вскоре могли бы обойти Соединенные Штаты по стратегическим силам.
Никсон был далеко не сторонником теории взаимно гарантированного уничтожения, но, столкнувшись с конгрессом, полным решимости выпотрошить противоракетную оборону, решил заморозить – и таким образом сохранить – размещение ядерной противоракетной обороны в обмен на равноценные ограничения собственной противоракетной обороны Советского Союза и использовать это решение для установки потолка наращивания советских наступательных вооружений. На встрече на высшем уровне в Москве в 1972 году Советы согласились с настойчивым американским требованием ограничения наступательных вооружений одновременно с оборонительными. Эта история имеет отношение к делу, потому что многие из тех, кто относится к Договору по ПРО как к краеугольному камню проблемы контроля над вооружениями, недопонимает истинные мотивы его заключения.