Страница 19 из 20
Короткая летняя кампания 1610 года – классическое подтверждение древней истины о том, что побеждают не числом, а умением, и наполеоновской максимы об армии львов, возглавляемой бараном.
Сначала Дмитрий Шуйский разделил свои силы, и Жолкевский нанес поражение отделившемуся корпусу Григория Валуева, заперев его в Царево-Займищенском остроге. Потом развернулся и 24 июня перед рассветом атаковал главную русскую армию у села Клушино.
Было бы ошибкой представлять себе Клушинскую битву как сражение русских с поляками. В армии Жолкевского состояло множество русских казаков; в армии Шуйского – множество иностранных наемников. Это было столкновение не между двумя нациями, а между двумя партиями, претендующими на престол, – именно так современники и воспринимали смысл той войны, а умопостроения о патриотической борьбе русского народа против иноземных захватчиков возникли много позже. Во времена Смуты человека называли изменником не за то, что он предал Родину (самого этого понятия, кажется, еще не существовало), а за то, что он изменил присяге, данной конкретному монарху.
Сражение, начавшееся в темноте, получилось сумбурным. Польская конница налетала и отступала, понемногу тесня царский авангард. Шуйский мог бы прийти ему на помощь, но предпочитал отсиживаться в укрепленном лагере, под защитой пушек.
Часа через четыре бой начал стихать. Поляки выдохлись, и Шуйскому следовало бы перейти в контратаку, но он по-прежнему бездействовал.
И тут вдруг взбунтовались наемные роты в корпусе Делагарди. Солдатам, как обычно, задерживали жалованье, и между ними прошел слух, что это делается нарочно: начальство-де надеется, что многих перебьют, и тогда положит деньги себе в карман.
Заметив в рядах противника смятение, Жолкевский послал туда парламентеров с заманчивыми предложениями. Наемники начали массово переходить на сторону королевского войска. Делагарди пытался этому помешать, но опять, как в прошлый раз, остался с одними шведами и был вынужден заключить с гетманом сепаратное перемирие.
Клушинская битва. Картина XVII в.
Дмитрий Шуйский и его свита, видя это, в панике бежали, а за ними кинулась вся армия. По дороге в Москву люди разбредались кто куда. Делагарди с остатком шведов отступил в сторону Новгорода. Брошенные в Царево-Займище полки присягнули Владиславу и влились в польское войско.
Жолкевский шел на беззащитную русскую столицу. Из Калуги спешно явился Лжедмитрий, ожидая, что москвичи позовут его на царство, и встал лагерем близ столицы, в Коломенском.
В Кремле еще сидел Василий, но его всерьез уже никто не воспринимал. Шуйского постигла та же участь, что Федора Годунова: царь, лишившийся армии, теряет и власть.
На следующий же день после прибытия Тушинского Вора, 17 июля 1610 года, город заволновался. На Красной площади собралась толпа. В ней сновали агитаторы двух соперничающих группировок: в одной верховодил Прокофий Ляпунов с братьями, хотевшие крикнуть царем князя Василия Голицына, в другой – бывшие тушинцы, изменившие Лжедмитрию в пользу Владислава. Объединяло обе партии то, что ни Вора, ни тем более Шуйского видеть царем они не желали.
Поэтому вначале они действовали совместно – стали требовать, чтобы Василий отрекся. Переворот устраивать не понадобилось, потому что царь остался в одиночестве, если не считать патриарха Гермогена, но увещеваний старика никто не слушал.
Попробовали уговорить Шуйского добром. Он заартачился. Тогда его взяли за руки и насильно постригли в монахи, превратив из Василия в инока Варлаама, после чего заточили в келью, под стражу.
Дальнейшая судьба Василия Ивановича печальна. Ему не дали окончить дни в каком-нибудь дальнем монастыре, а по требованию поляков выдали Сигизмунду. Король увез пленника в Варшаву в качестве трофея, где бывшего московского царя заставили низко кланяться победителю и целовать ему руку.
Потом братьев Шуйских посадили в камеру и продержали так два года, пока Василий и Дмитрий не умерли в течение одной недели – как раз в те дни, когда польские дела в России начали принимать скверный оборот. Современники подозревали, что это было убийством.
Когда Василия убрали из дворца и трон очистился, у мятежников согласие кончилось. Начался разброд.
Василия Голицына бояре не захотели. Но и открыто выступить за Владислава было боязно – москвичам это могло не понравиться, а «площадь» гудела тут же, за окнами.
Тогда Филарет сменил курс и предложил в цари своего четырнадцатилетнего сына, приходившегося двоюродным племянником Федору Иоанновичу, последнему царю династии Рюриковичей (так впервые прозвучало имя Михаила Романова в качестве кандидата на престол).
Большинство были против, и вообще все со всеми разругались.
Постановили созвать особый собор из представителей «всей земли», разослали во все стороны гонцов.
Царя свергли, на его место никого не поставили. Это стало последним ударом по московскому государственному порядку. В стране наступило безвластие.
Царь становится монахом. И. Сакуров
Безвластие и оккупация
Москва капитулирует
Самые влиятельные бояре – таких было семеро – сами себя назначили правительством, которое так и называют: Семибоярщина. В ее состав вошли князь Федор Мстиславский, князь Василий Голицын, Иван Романов (брат Филарета), князь Иван Воротынский, князь Андрей Трубецкой, князь Борис Лыков и Федор Шереметев. Они были вынуждены во всем советоваться с патриархом Гермогеном.
В «Хронографе» сказано, что Семибоярщина «два месяца власти насладишася», но «наслаждаться» было особенно нечем: власть странного органа распространялась только на столицу, притом весьма условно.
Время было потрачено на споры из-за кандидатуры царя. Пока бояре интриговали, к востоку от города ждал Лжедмитрий, а с запада разбил лагерь Жолкевский.
В течение месяца над трупом государства шла торговля, в которой участвовали три стороны: самозванец, интервент и кучка ни в чем между собой не согласных узурпаторов.
Московская «площадь» скорее симпатизировала тушинцам; люди побогаче боялись казаков и склонялись к Владиславу; Семибоярщину не поддерживал никто.
Главные игроки пробовали договориться между собой, без посредника. Лжедмитрий посулил Сигизмунду контрибуцию в триста тысяч злотых, ежегодные выплаты по сто тысяч в течение десяти лет и 15 000 войска для войны со Швецией. Король в ответ предложил «царику» город в своих владениях – Гродно или Самбор. Тушинский Вор обиделся и ответил, что заберет себе Краков, а Сигизмунду, так и быть, оставит Варшаву. В общем, не договорились.
В Москве же победила «польская» партия. Королевич Владислав представлялся меньшим злом: от буйных толп Лжедмитрия добра не жди, а Жолкевский по крайней мере наведет в стране порядок.
Теперь уже не тушинские, а московские бояре заключили с поляками договор, взяв за основу смоленское соглашение от 4 февраля. Но все реформаторские статьи (не представлявшие для Жолкевского никакой ценности) из документа исчезли. Пропал пункт о карьерном возвышении за личные заслуги, вычеркнули бояре и упоминание о заграничном учении. Зато вставили важное для себя условие о том, что иноземцы не должны ущемлять «в чести» московских князей и бояр.
Гермоген дал свое согласие неохотно и лишь после того, как его уверили, что королевич примет православие (на самом деле каждая сторона толковала пункт о вере по-своему).
17 августа 1610 года российское временное правительство признало царем Владислава.
«Седмочисленыя же боляре Московския державы и всю власть Русьския земли предаша в руце литовских воевод: оскудеша убо премудрыя старцы и изнемогоша чюдныя советники», – сетует автор «Хронографа».