Страница 10 из 18
Ольга Самсоновна. Сыночек…
Василий. Доработались, механики.
Максим Федосеевич на ходу гневно оглядывается на Василия.
Малаша. Как ты можешь?!
Илья. Машина… Главное — машина не пострадала…
Максим Федосеевич. А имя твое? Разве оно тебе не дорого?
Илья. Мое имя — это мое дело.
Василий. Бесполезное дело, братуха. Амба.
Максим Федосеевич(разгневанный, берет Василия за грудь.) Цыц! Мозгляк… (Отталкивает Василия.)
Малаша(закрывает лицо руками). Позор… какой позор…
Василий(догоняет Малашу). А ты… ты — что?
Малаша. Оставь меня. (Уходит.)
Василий. Мам, дай мне ключи от дому.
Ольга Самсоновна подает Василию ключи.
Максим Федосеевич. Дай, дай ему ключи! Первым домой придет, брата ласковым словом встретит… (Кричит.) Не давать ему ничего! (Вырывает у Ольги Самсоновны ключи.)
Ольга Самсоновна. В своем ли ты уме? Сына-то родного…
Максим Федосеевич. Сыновья — да разные.
Василий. Для приезжих и бездомных в городе есть гостиница. (Уходит.)
Ольга Самсоновна. Вася! (Максиму Федосеевичу.) Сердца у тебя нет… (Уходит.)
Входит Вера.
Илья. Простите, я наделал и вам хлопот.
Вера(горько, с укором). Эх вы, союзник…
Илья. Вера…
Вера расстроенная, отходит.
Ястребов. Крепись, бригадир.
Бадьин. Бригада — в боевом походном.
Входят Ефимушкин, Фурегов, Никонов и Безуглый.
Илья. Александр Егорыч… выслушай меня!
Ефимушкин(сурово). Стоп. Разберемся.
Фурегов. Вот ваша новинка! Доехали.
Никонов. Дело тут не в этом, Николай Порфирьевич.
Ефимушкин. Почему бригада имела только один забой? Этим должны были заниматься вы, товарищ Безуглый.
Безуглый. В горячке работы… не мудрено и упустить.
Ефимушкин. Не понимаю, какая у вас может быть «горячка работы» важнее внедрения многозабойного метода? Запирать агрегат в одном забое — это все равно, как если бы просто в помещении опробовать летные качества самолета. В общем, не мытьем, так катаньем…
Фурегов(Илье). Почему ты полез в этот забой?!
Максим Федосеевич. Разберемся… во всем, что и почему. (Понизив голос.) Но главного виновника я вижу в вашем лице, товарищ директор.
Фурегов(деланно смеется). Сыночка защищаешь, с больной головы на здоровую хочешь вину свалить.
Максим Федосеевич. Ошибаешься товарищ Фурегов. Сорвись мой сын на бесчестьи, я ему был бы первый судья. В нашем роду совестью никогда не баловались. А тут… С него вины не снимаю, но главный виновник — вы. Это думает весь рудник. С той поры, как стало понятно ваше отношение к новой машине и многозабойной системе. (Тихо в лицо Фурегову.) Эх, плохо я учил тебя, Николай Порфирьев.
Безуглый. Разобраться мы, конечно, разберемся, но все-таки товарищ Буторин… Ведь вы же, я слышал, в партию вступаете…
Илья. Да, вступаю, чтобы… ломать старье. И вы меня не остановите.
Занавес.
Кабинет парткома. Вечер. Прошло шесть дней после аварии на Северной.
Ефимушкин(у телефона). Да… Секретарь горкома? Слушаю, Вадим Фомич. Вы откуда? А, вы уже здесь. Хотя бы на несколько минут зашли в партком! Что? Шахта — по пути? Да, это верно. Что? Буторин еще на бюллетене, уже седьмой день. Переживает… Главное — моральная сторона дела. Авария-то пустяковая. Однако, забой подзапорол. Да, собирались принимать. Я ему и рекомендацию обещал… Знал, что парень горячий. Конечно, хорошо! Но такого выверта и от него не ожидал. Лезет в опасный забой. Авария, травма… Что? А, у меня… Виноватым себя чувствую. Да за все. И прежде всего — за будущее рудника… Обстановка, конечно, сложная. С глазу на глаз? Давайте. В шахте и встретимся. Есть. (Опускает трубку. Некоторое время в раздумьи ходит по кабинету. Затем набирает номер телефона.) Вера Ивановна? Рад, что застал… Не думал, что так поздно задержитесь. Не зайдете ли ко мне на пяток минут? Прошу, прошу. (Опускает трубку. Стук в дверь.) Войдите.
Входит Ястребов.
Ястребов. Здравствуй, Александр Егорыч.
Ефимушкин. Добрый вечер, Павел Тимофеевич. Садись, пожалуйста. (Ястребов садится.)
Ястребов. Словно, как похудел ты, Александр Егорыч.
Ефимушкин. Дела не радуют.
Ястребов. Дела. (Пауза.) Хорошо, что вызвал меня, сам к тебе собирался.
Ефимушкин. Что же ты мне хотел сказать?
Ястребов. Да я теперь тебя послушаю.
Ефимушкин. Гм… Как дела в бригаде?
Ястребов. На перфораторы перешли. Совсем другой табак.
Ефимушкин. Лучше?
Ястребов. Какое — лучше? Хуже! Один месяц поработали с агрегатом, а так привыкли, что перфораторы — хорошие машины — теперь каким-то ископаемым инструментом кажутся. Карпушкин, и тот по новинке тоскует. «Культурный, говорит, механизм».
Ефимушкин. Значит, вообще на шахте такое мнение?
Ястребов. Другого и быть не может. Это же — техника! Каких бы трудностей не стоило, а мы без такой машины не останемся. Жизнь требует.
Ефимушкин(после паузы). Ты, кажется, дал Илье рекомендацию?
Ястребов. Да.
Ефимушкин. Ну, и что ты теперь думаешь?
Ястребов. Отбирать не собираюсь. В его положении я, может быть, сделал бы то же самое…
Ефимушкин. Прямо-таки то же самое?
Ястребов(неуверенно). Ну, может, и не в точности, а…
Ефимушкин. И удержать не пытался?
Ястребов(смущенно). Пытался… Да разве ж его остановишь?
Ефимушкин. Так-так… А что же Илья? Ты у него бываешь?
Ястребов. Бываю. Поправился. Завтра на шахту собирается. А директор, говорят, хочет его с бригады снимать…
Ефимушкин. Не слыхал.
Ястребов(недоверчиво взглянув на Ефимушкина.) Полюбопытствуй. А я хочу тебе заявить, Александр Егорыч… буду за Илью драться. Как коммунист, я тоже отвечаю за дисциплину на шахте. И дисциплина у нас железная. А этот случай — особый случай… Безуглые под ногами путаются. (Гневно.). Ух, я бы их… Знаешь, Егорыч, если я драться начну… я могу и глаза выклевать!
Ефимушкин. Не даром у тебя фамилия Ястребов.
Ястребов. Почему до сих пор мы терпим Фурегова! Вот обожди, буду в горкоме…
Ефимушкин. Сейчас на твоей шахте находится секретарь горкома. Иди и говори.
Ястребов. И пойду, и скажу!
Ефимушкин. Что же ты ему скажешь?
Ястребов. Уберите, хватит! — вот что я скажу.
Ефимушкин. Эх, Ястреб, Ястреб, злая ты птица. Ну, разве можно так с людьми?
Ястребов. Филантропией увлекаешься, Александр Егорович? Этак мы и с врагами…
Ефимушкин(резко). Стоп. Говори да не заговаривайся. (Злым шопотом.) Ты когда-нибудь слышал, как горло под пальцами хрустит? Нет?.. А я… десантник я. Понятно? (Пауза.) Враги — это враги. А у нас тут люди. Разные, но наши. Советские люди. Проходчики, директора, колхозники, академики… С ними и в коммунизм идем. А ты… Эх, Ястребов…