Страница 18 из 34
Кстати, Ауэл совсем не случайно не снабдила свою героиню иголкой ни в цитированном только что отрывке, ни в других эпизодах романа, где та занимается рукоделием. Иглы, сделанные из кости или рога и точно повторяющие форму современных стальных, в большом количестве встречаются только начиная с середины верхнего палеолита, а в среднем палеолите они неизвестны. Ни на одной неандертальской стоянке их нет. Зато есть костяные шилья и каменные проколки, которые вполне могли служить портняжным, скорняжным и сапожным инструментом. О том, что так оно, скорее всего, и было, косвенным образом свидетельствуют микроследы износа на некоторых из этих орудий, появившиеся, скорее всего, в результате работы по коже и шкурам (Anderson-Gerfaud 1990: 405).
Утварь
С неандертальской посудой ситуация до недавнего времени казалась столь же безнадежной, как и с одеждой: никаких следов ее существования за сто с лишним лет раскопок среднепалеолитических стоянок обнаружено не было. Кому-то это представлялось вполне естественным — мол, троглодиты, что с них взять, зачем им ложки да плошки?! Другие считали, что ложки и плошки все же были, но только делали их в основном из дерева, коры, кожи и прочих бренных материалов, а потому до нас они дойти просто не могли. Ну, а если и могли, то только в редчайших, самых что ни на есть исключительных случаях, так что вероятность их обнаружения крайне мала. Настолько, что и надеяться на это не стоит.
Тем не менее, один раз удача, пусть и не очень широко, но все же улыбнулась археологам. В мустьерских слоях уже упоминавшегося выше грота Абрик Романи было найдено несколько деревянных предметов, один из которых по форме несколько напоминал ковш или черпак и к тому же нес следы обработки (Carbonell and Castro-Curel 1992). К сожалению, это изделие было представлено обломком, что не позволило определить его назначение с полной уверенностью.
В цитировавшемся уже выше романе изобретательной Джин Ауэл много места отведено описанию бытовой стороны жизни неандертальцев. Это, конечно, чисто умозрительная реконструкция, игра воображения, опирающегося на сведения, почерпнутые из этнографических описаний современных первобытных народов, но выглядит все вполне реалистично. Ну что, скажем, невозможного в том, что были у неандертальцев «чаши из дерева», или «плетеные сосуды», или «короба из древесной коры»? Вырезали же они из дерева копья, а кору умели превращать в смолу (для чего, кстати, тоже нужны были какие-то сосуды, причем огнестойкие), так почему бы не делать из этих же веществ еще и чаши и ко - роба? И почему бы «пузыри, желудок и кишки» мамонта не превращать в «емкости для хранения воды ... и прочую хозяйственную утварь», раз сама природа подсказывает такое их использование? Не вижу ни одной причины для скепсиса. Более того, одно недавнее открытие убеждает в том, что «плошки» неандертальцы, действительно, делали, причем делали и из гораздо менее податливых материалов, чем дерево или кора.
Рис. 25. Сталагмитовые сосуды для хранения и растирания охры из пещеры Чоарей-Бороштень в Румынии (по Carciumaru et al. 2002).
В пещере Чоарей на юго-западе Румынии в среднепалеолитических слоях, для одного из ко - торых получено четыре радиоуглеродных даты от 47 до 55 тыс. лет назад, вместе с каменными орудиями и 55 кусочками красной и желтокрасной охры было найдено 8 «контейнеров», вырезанных неандертальцами из обломков сталагмитов. Контейнеры имеют овальную форму, диаметр от 4 до 8 см и глубину около 1 см (рис. 25). В центре углублений видны следы скобления и полировки, а также охры, для хранения и обработки (растирания, смешивания) которой и были предназначены эти изделия. Иногда охра покрывает всю поверхность вогнутости и края (Carciumaru et al. 2002).
Насколько мне известно, сталагмитовые «плошки» из Чоарей — первое и пока единственное, но зато «железное» доказательство существования посуды в среднем палеолите. Это вам не генетика вшей, это вещи вполне осязаемые и понятные. А сделать их 50 тыс. лет назад, кроме неандертальцев, было некому. Потому что не было тогда в Европе другого населения.
Еда
Благодаря достижениям генетиков, физиков и химиков мы можем сегодня узнать о жизни неандертальцев много такого, о чем еще совсем недавно нельзя было и мечтать. Генетики придумали, как извлекать пригодные для анализа фрагменты ДНК из неандертальских костей, физики научились датировать эти кости с довольно высокой точностью (хотя здесь еще есть над чем поработать), а химики изобрели метод, с помощью которого удалось заглянуть в неандертальское меню. Оказывается, по содержанию некоторых стабильных изотопов углерода (513С) и азота (515N) в коллагене из ископаемых костей можно составить определенное представление о том, чем обладатели этих костей питались на протяжении примерно десяти последних лет своей жизни, или, по крайней мере, какие продукты составляли белковый компонент их рациона. Более того, иногда удается даже определить, мясо каких именно животных составляло основу этого рациона. Анализ химического состава костного коллагена европейских неандертальцев показал, что продукты животного происхождения занимали в белковой составляющей их пищи очень важное место, — примерно такое же, как у живших одновременно с ними хищников (волк, гиена, пещерный лев).
Первоначально эти данные были истолкованы в том смысле, что неандертальцы вообще, мол, питались чуть ли не одним только мясом. Этот вывод, как мы увидим в предпоследней главе, даже лег в основу одной из гипотез, объясняющих их вымирание. На самом деле, однако, рацион их был намного богаче и разнообразней. Конечно, мясо травоядных животных играло в нем очень существенную роль, о чем можно догадаться уже хотя бы только по обилию костей со следами разделки на неандертальских стоянках, но все же не такую большую, как у «прирожденных» хищников. Ведь неандертальцы — приматы, они, как и мы, были потомками растительноядных предков, и поэтому, хотя продукты животного происхождения и занимали в белковой составляющей их рациона такое же место, как у волков и гиен, сама эта составляющая была, скорее всего, значительно меньше. По некоторым оценкам, она вряд ли могла превышать 25 % всей потребляемой ими пищи и давала не более 40 % необходимой организму энергии (Pearson 2007: 6). Не берусь судить, насколько реалистичны эти цифры, но даже если они и занижены, все равно, то, что неандертальцы жили не одним только мясом — факт. Можно не сомневаться, что, с удовольствием отдавая должное мамонтятине или оленине, не пренебрегали они при случае и морепродуктами, богатыми жирами, и растительной пищей — источником углеводов. Об этом говорят и археологические данные.
Например, мустьерские слои приморских пещер Вэнгард и Горхэмс на Гибралтаре сохранили многочисленные свидетельства того, что жившие здесь неандертальцы активно эксплуатировали морские ресурсы. Кости морских животных (включая дельфинов), рыб и раковины моллюсков со следами, оставленными каменными орудиями, составляют значительную долю фаунистических остатков, встреченных в этих слоях (Finlayson 2009). Еще более убедительны доказательства употребления людьми среднего палеолита в пищу черепах, полученные при раскопках пещеры Боломор в Валенсии (Испания). В слое IV этого памятника, относящемся к самому концу среднего плейстоцена, встречены обломки сотен панцирей и иных костей этих рептилий, несущих следы, оставленные каменными орудиями и даже человеческими зубами. Судя по всему, черепашье мясо перед поеданием обычно запекали или готовили как-то еще. Об этом говорит тот факт, что более половины костей обожжены, причем чаще всего и сильнее всего воздействию огня подвергалась наружная сторона панцирей, тогда как многие кости внутреннего скелета такого воздействия не испытали вообще (Blasco 2008). Множество обожженных костей черепах было обнаружено и в мустьерском слое грота Огзи-Кичик, находящегося на противоположном краю неандертальской ойкумены, в горах Тянь-Шаня. Вполне возможно, что и эти находки тоже представляют собой кухонные отбросы.