К полюсу!

1 июня. Мы спали 12 часов; время от времени один из нас выходил из палатки, чтобы посмотреть, что делается с каналом, задержавшим нас вчера. Только в 3 часа пополудни появилась возможность перейти через него. Мы запрягли собак и после неимоверных усилий перешли на другую сторону, где находилась обширная равнина. В конце ее мы нашли полузамерзший канал, затем еще две большие равнины и наконец остановились у широкого канала, берега которого двигались, Переход длился два часа. Мы перешли еще равнину и канал, отнявший у нас снова два часа времени. В нашем распоряжении находилась только одна льдина, на которой под конец переправились Канепа и Фенойлье с 15 собаками. От чрезмерной тяжести льдина погружалась в воду и грозила распасться на куски. Мы с Петигаксом тянули изо всех сил канат, и спутники отделались лишь ножной ванной. Теперь мы то и дело попадаем в воду; я бываю рад, если пройдет полдня и я ни разу не попаду в воду по самые колени.

3 июня. С полуночи и до 6 часов вечера мы не останавливались и все искали прохода то к югу, то к северу, надеясь пробраться к востоку. Прокружив целое утро и потеряв при этом одни сани, мы добрались до обширного ледяного поля, плывшего мимо равнины, где мы ночевали. Мы надеялись, что оно доплывет до противоположного берега канала, но вместо этого оно остановилось посреди него. Когда мы добрались наконец, куда хотели, мы нашли там вчерашние наши следы.

Есть от чего потерять мужество! Мучиться столько часов и прийти на то же место!

8 июня. Я не смыкал сегодня глаз и, лежа в мешке, много часов подряд терзался под наплывом тревожных дум. Но мысли о невесте, о матери, о взятом на себя обязательстве одержали верх над угнетавшим меня состоянием духа, и я спокойнее стал обдумывать наше отчаянное положение. У нас осталось 25 кг пеммикана; если мы кончим его за неделю, у нас будет еще 8 собак, мяса которых хватит на 20—25 дней. Перед нами, следовательно, целый месяц до наступления голода, а за это время мы можем добраться до мыса Флоры, где находится большой склад съестных припасов.

Ночью вследствие сильного движения льдов на севере и северо-западе образовалось много широких каналов. Мы оказались таким образом окруженными со всех сторон водою, к нам ничего больше не оставалось, как расположиться лагерем и ждать более благоприятной минуты.

9 июня. В 9 часов мы двинулись в путь, и через полчаса, нам удалось выбраться из этого полярного болота. В 2 часа пополудни Петигакс позвал меня на верхушку глыбы, куда он вскарабкался, чтобы высмотреть дорогу, и просил меня захватить с собою бинокль. Я поспешил исполнить его просьбу. К юго-востоку ясно выделялись на горизонте два острова, по всей вероятности, Неаль и Гарлей [18] , а влево от них высокий, темный мыс, верхушка которого была покрыта снегом: мыс Милла, без сомнения. Земля! Я уверен, что немногие моряки испытали то чувство, которое испытали мы в эту минуту. С невероятным воодушевлением продолжали мы путь: мы чувствовали себя так бодро, как в тот день, когда вышли из хижины. Мы не ощущали ни тяжести в ногах, которые до сих пор казались нам свинцовыми, ни пустоты в желудке, ни жажды; мы не плелись уже шаг за шагом, как раньше, а быстро двигались вперед.

Часов после трех показалось солнце, в весь горизонт прояснился. Мы вскарабкались на глыбу, чтобы еще раз увидеть желанную землю. Увы! Острова и мыс исчезли! На восток тянулась необозримая, покрытая глыбами и каналами поверхность, которая далеко впереди сливалась с горизонтом. Мы были поражены, Ужас овладел нами!

10 июня. Мы двинулись в путь рано утром. В 10 1 / 2 часов Петигакс сделал мне знак с верхушки ледяной глыбы. Я поспешил к нему; острова снова показались, и еще яснее вчерашнего. Я совершенно ясно видел темную скалу, покрытую кое-где светлыми полосами, лишаями по всей вероятности, и кончавшуюся вверху снежным куполом. Это не остров Неаль, как я думал сначала, а мыс Мак-Клинтока. Нет никакого сомнения больше: мы находились ближе к земле, чем думали вчера.

20 нюня. Пока мы спали, ветер разогнал льдины, и мы, проснувшись, увидели, что все кругом нас покрыто водой. Мы очутились на небольшом ледяном островке, поперечник которого равнялся 60 метрам; приходилось сидеть и ждать благоприятного ветра или течения. Весь день этот был полон беспрерывных надежд и разочарований, Наш маленький остров то приближался к ледяному полю, то удалялся от него. Западный ветер становился все сильнее, и всю надежду свою мы возлагали на него.

21 июня. Всю ночь кто-нибудь из нас дежурил, потому что водяная поверхность то расширялась, то суживалась. Мы находились в 20 метрах от ледяного поля. С мужеством отчаяния двинулись мы вперед. Целый час невыразимой муки пережили мы на этом растрескавшемся, плавающем на воде ледяном поле; каждый шаг завоевывали мы с неимоверными усилиями и, несмотря на это, удалились всего на 50 метров.

Ледяное поле, оставленное нами позади, и то, к которому мы стремились, быстро двигались по направлению к югу; наша же льдина и окружающие нас глыбы не двигались с места. Канал превратился в озеро, которое все больше и больше разливалось к северу. Часа два продержались мы на нашем странном суденышке, когда вдруг увидели, что озеро уменьшается, а ледяные поля начинают с необыкновенной быстротой надвигаться на нас. Мы решили перебраться на лед раньше, чем он столкнется с нашим маленьким островом. Не успело ледяное поле приблизиться к нам, как мы прыгнули на него и потащили за собой собак и сани. В ту же минуту островок наш, стиснутый ледяными полями и глыбами, распался на куски. Мы вздрогнули, и отвернулись от него... Мы ласкали собак, которые повиновались нам и столько жертв принесли нам. Поколебайся они минуту — и все имущество наше погибло бы.

22 июня. В 11 1 / 2 часов мы направились к мысу Бророк. Погода пасмурная. Мокрый снег приставал к полозьям саней, и собаки с трудом тащили их. У нас осталось еще 7; тащат, собственно, только 6, потому что Мессикано еле двигался. Мы с Канепой все время помогали им, хотя сами шли с трудом, проваливаясь по колени в снег. В 7 часов погода прояснилась, и мы увидели мыс Габермана и мыс Бророк.

23 июня. Взволнованные до глубины души, стояла мы несколько минут неподвижно. Да, мы были на Земле кронпринца Рудольфа, в нескольких километрах от своих товарищей.

Чтобы пройти к бухте Теплиц, мы должны были снова сойти на плавучий лед, сильно расколотый и изборожденный по всем направлениям каналами и водяными лужами. Я предпочел идти по леднику; это стоило нам больших трудов, потому что сани наши то и дело скользили по крутому спуску в море. На самой верхушке нас снова окружил туман, и до того густой, что мы рисковали наткнуться на что-нибудь. В нескольких шагах от нас из середины льда высилась скала; мы разбили подле нее палатку.

Утро. 6 часов. Мы отдали собакам остатки последней убитой нами жертвы — кости, дочиста выскобленные после нашего обеда. В 8 часов прояснился туман, и Фенойлье, стоявший у входа в палатку, крикнул:

— Хижина!

Мы бросились из палатки. С нами сделалась настоящая лихорадка... руки наши дрожали, когда мы складывали палатку, и дрожали еще больше, когда мы привязывали флаг к бамбуковой палке, которую укрепили затем на каяке. Мы хотели прийти с распущенным флагом, хотели, чтобы товарищи наши сразу увидели, что все мы здоровы, что мы не потерпели неудачи.

Мы спустились с ледника. «Полярная Звезда» все еще стояла на том же месте; вдали виднелись черные точки, которые двигались туда и сюда. Мы ускорили шаги. Мы уже ясно различали фигуры людей. Я вынул полевой бинокль и увидел, что все бегут: нас увидели. С большим волнением спустились мы вниз. Друзья бежали к нам... Их мало, и я напрасно старался пересчитать их. Мною овладел ужас... Неужели погибла вторая группа? Вот мы близко, стараемся рассмотреть, где доктор, но не видим его. А между тем он оказывается совсем близко и кричит нам, размахивая шапкой:

18

Видимо, остров Елизаветы и остров Харли.