Страница 22 из 35
На самой станции вахтенный поднимает тревогу, все вскакивают, и очень скоро, насколько возможно, весь экипаж станции оказывается на берегу со своим снаряжением, торопясь в темноте к месту катастрофы. Каждая станция располагает небольшим трактором для перевозки спасательного снаряжения по песку.
Потерпевшие снимаются с судна, наскочившего на мель, на спасательном боте либо с помощью спасательной беседки в зависимости от обстоятельств и времени суток.
Линемётная пушка и ее вспомогательные приспособления — заряды, тросы и блоки — всегда содержатся наготове в прочной двухколесной тележке, называемой «береговым вездеходом». Метательный снаряд этого орудия напоминает тяжелый латунный отвес, снабженный прочным двухфутовым стержнем с ушком на конце.
Когда аварийное судно лежит в полосе прибоя, значительно мористее берега, конец очень тонкого и легкого троса, называемого «проводником», прикрепляют к ушку латунного снаряда и пушку тщательно наводят на судно. Нужно выстрелить так, чтобы снаряд достиг судна, одновременно не задев людей на борту. Если все идет хорошо, снаряд запускается шторму в зубы и падает на борт, доставив туда линь-проводник. Если моряки сумеют завладеть им, с его помощью на судно посылают более прочный трос — «хлыст», и, когда морякам удается принять этот второй трос, на борт перетягивается спасательная беседка, выполненная в виде штанов. Блоки всего устройства вооружены таким образом, что позволяют спасателям манипулировать беседкой, посылая ее на судно и обратно непосредственно с берега.
Когда все люди сняты, к судну подтягивается хитроумное устройство для перекусывания троса. Затем спасатели складывают снаряжение, выставляют дозорного и возвращаются на станцию.
Они возвращаются — небольшая группа людей в блестящих черных штормовках; рядом бредут спасенные, с трудом переставляя ноги, согнувшись, словно двигаясь по туннелю, вслед за спасательным ботом, погруженным на тележку-вездеход.
Тарахтение трактора, прокладывающего путь, заглушается ревом шторма. Настоящие заборы — груды сломанных, скрученных досок на берегу — окаймляют полосу прибоя; новые обломки находятся на пути к берегу: доски, лючины, узлы матросской одежды, пляшущие на волнах. Лабиринт следов остается запечатленным на пустынной поверхности пляжа; в воздухе носятся клочья морской пены и брызги, сорванные ветром с гребней бурунов; шторм гудит не переставая.
Чуть в стороне от берега лежит беспомощное судно, всеми покинутое, словно игрушка, забытая ребенком-гигантом. Сторож, оставленный на берегу, расхаживает взад и вперед по песку, потирая руки, замерзшие даже в перчатках. Он смотрит, как буруны накрывают судно своими гороподобными тушами, переливаются через него, словно через шлюз, потоками и бурными водопадами и расшибаются в прах. «…Рыболовная шхуна с обледеневшими снастями… кто-то обморозил обе руки… зато всех удалось спасти».
Я бываю на станции Нозет несколько раз в неделю, обычно ближе к вечеру. Сюда доставляют посылки и письма, и я захожу для того, чтобы забирать послания, отправленные из Истема на мое имя.
Станция располагается на материковом основании Кейп-Кода, как раз в том месте, откуда начинаются дюны. Это белое деревянное здание, словно прильнувшее к земле, напоминает обычный дом местной постройки и почти не отличается от него своей планировкой. На первом этаже расположены помещение для хранения снаряжения, кухня-столовая, жилая комната и каюта капитана; на втором — две спальни. Из западной спальни корабельный трап ведет сквозь потолочный люк на наблюдательную вышку.
Мои соседи со станции Нозет живут в своем доме, словно экипаж небольшого судна. Они несут вахты и проводят учения; срок их службы определяется контрактом (первый обязательный срок — три года); им выплачивается денежное содержание по строго установленным дням; они подчиняются своему уставу, носят форменную одежду, пользуются регламентированным отпуском. В семь часов — завтрак, затем утренняя тренировка: сегодня, например, шлюпочное учение, завтра — оказание помощи утопающим, световая или флажная сигнализация; в одиннадцать — обед.
Они дежурят посменно на сторожевой вышке и имеют свободное время в конце дня; ужин — в четыре тридцать; затем приближаются сумерки, ночь — настает время мерить длинные мили берега в обществе океана.
Зимой служащие Береговой охраны носят бушлаты темно-синего цвета и синие фланелевые рубашки; летом они облачаются, как военные моряки, в белую блузу с широким воротом, белую шапочку и все прочее. Официально их должность называется «прибойщики», и в служебном списке они числятся по номерам, согласно опыту работы и продолжительности службы.
Хранители Кейп-Кода — отличные ребята. Они работают на берегу в самые сильные штормы, не жалуясь, не задавая лишних вопросов, в такую погоду, когда существование самой жизни кажется делом невозможным.
За ними с грохотом затворяется дверь, мокрый снег барабанит в оконные стекла; дряхлый полуостров сотрясается от ударов волн до самого основания, но «прибойщики» уже на берегу и пробираются навстречу штормовому ветру, как в бою преодолевая чуть ли не ползком свои трудные мили.
Однако сами они не видят в этом ничего особенного и редко вспоминают трудности. Когда наступает черед, каждый облачается в черную штормовку, достает из шкафчика резиновые сапоги, берет в руки фонарь и выходит в ночь.
Я чувствую себя перед командой станции Нозет в неоплатном долгу. Без дружеского участия этих людей, их гостеприимства и доброжелательности мой эксперимент оказался бы слишком суровым и походил бы на отшельничество.
В те долгие зимние ночи, проведенные в замкнутом пространстве дома при свете керосиновой лампы, под завывание ветра в дюнах, вспышка фонаря «прибойщика», замеченная сквозь снежную пелену, означала для меня воссоединение с человечеством. Встречи на берегу, краткие беседы при свете этого фонаря навсегда запечатлелись в моей душе. Всю долгую зиму при ненастной погоде я постоянно держал на подоконнике зажженную лампу, и полный кофейник сипел на каминной решетке. Иногда я слышал шаги на крохотной палубе «Полубака», иногда никто не приходил, и мой огонек оплывал в полном одиночестве.
Большинство моих соседей из Береговой охраны принадлежат к кейп-кодскому племени. Они родились на полуострове и с детства дышали его воздухом. Даже те из них, кто никогда не был моряком, обладают инстинктивным влечением к океану и кораблям. Стражников Кейп-Кода едва ли можно назвать моряками береговой службы, они — «прибойщики». Такое определение точно соответствует их занятию. Это люди Большого пляжа, наследники древней местной традиции, связанной с повадками прибоя. Эти люди слышали рев океана еще в колыбели.
Я говорил, что во время урагана на пляже разыгрывается спектакль, вызывающий смешанное чувство восторга и ужаса, а прогулка на шлюпке в самую гущу волнения покажется любому сухопутному жителю лунатическим предприятием. В таких случаях вступают в силу искони трезвая оценка и понимание всех обстоятельств.
Капитаны спасательных команд Береговой охраны выбирают свое место для спуска шлюпки на воду, ждут своего момента, выбирают свою волну. Собрав все это воедино, они приступают к делу — скорее от берега… Капитан стоит во весь рост на корме, глядя бурунам в лицо, гребцы налегают на весла, борясь со стихией не на живот, а на смерть.
Пять часов пополудни, я пришел на станцию Нозет после утомительной ходьбы против холодного ветра. Я сбросил мешок со спины и поставил посох в угол темной прихожей, соседствующей с кухней. Сильный шторм обрушил так много земли, что вода в кухонном колодце приобрела странный привкус и питьевую воду приходилось носить из деревни — на голом полу стояли анкерок[13] и бутыль с ключевой водой. В стену розовато-бурого цвета были вделаны шкафчики.
13
Анкерок — шлюпочный бочонок для пресной воды.