Гашиш с Востока

И все-таки чуть-чуть опоздали. Белая «Волга» подъехала с другой стороны на минуту раньше.

«Волга» стояла за площадкой, заваленной плитами, досками, ржавыми железяками. Российская страсть везде что-то строить и не достраивать, усеивать землю битыми кирпичами и бетонными трубами не обошла и Каменку.

У калитки забора, за которым возвышался одноэтажный, островерхий домик, засунув руки в карманы, стоял здоровенный детина. Его приятель — красавчик в желтой кожанке, бодрым шагом направлялся к дому, держа правую руку под курткой.

Между оперативниками и бандитами было метров пятьдесят. Медлить нельзя. Не известно, что у этих ребят на уме. Может, они мечтают расправиться с обитателями этого дома. Крымов распахнул дверцу и бросился вперед. Красавчик обернулся. Каким-то чутьем он понял, что за люди прибыли в зеленом «Жигуле», выкинул вперед руку, которую держал под курткой. Раздался хлопок.

Крымов, побывавший не в одной подобной переделке, кинулся на влажную от вчерашнего дождя землю и отполз за бетонную трубу. Гаврюхин необычайно проворно для своей комплекции распластался за машиной.

— Стой… Стой, стрелять буду! — крикнул Крымов.

Детина устремился к «Волге», а красавчик, приняв ковбойскую позу, обхватив пистолет двумя руками, принялся беспорядочно палить. Одна из пуль попала со звоном в дверцу «Жигуленка».

— Во, гаденыш, — прошептал Гаврюхин, вытаскивая пистолет. Перестрелка — дело дурацкое. Это не драка, где мало найдется ему равных. Свистнет пуля-дура — и конец. Высовываться не хотелось, но все-таки пришлось, чтобы посмотреть, как там Крымов. Увидев, что в порядке, Гаврюхин снова притиснулся к борту машины.

Крымов на стрельбу не отвечал: недалеко был дачный домик, вполне могли пострадать люди.

Взревел мотор, белая «Волга» начала разворачиваться, забуксовала на месте, разбрызгивая колесами грязь.

Тут из окна веранды выскочил парень в черной куртке и бросился наутек. Красавчик выстрелил ему вслед, но беглец успел перемахнуть через забор и исчезнуть. Бандит сплюнул, еще раз выстрелил наобум в сторону Крымова и бросился к «Волге». Та все-таки выбралась из лужи. Красавчик на ходу запрыгнул в нее, и машина устремилась вперед.

Когда Крымов добежал до дороги, «Волга» была далеко. Зато палить можно было без опаски. Крымов выпустил три пули, прежде чем машина скрылась из вида.

Местные собаки заходились в лае, где-то хлопнула дверь, но на улицу никто не выглянул.

— Пошли, дом осмотрим, — предложил Крымов, засовывая в кобуру пистолет.

— Пошли.

Дача как дача. Хранилище старых, негодных для городских квартир вещей: потрескавшаяся мебель, продавленные кресла, старое радио. Яркая спортивная сумка на полу казалась здесь лишней. Из валявшихся пустых бутылок пахло самогоном.

— На ключи от машины, — Крымов бросил на стол связку ключей. — Двигай до ближайшего отделения, вызывай подмогу. А я здесь подожду. Отсюда только один убежал. Может, второй появится.

После ухода Гаврюхина Крымов еще раз осмотрел дом и уселся в расшатанное, с дырявой матерчатой обивкой низкое кресло. Прикрыл устало глаза. Возбуждение от схватки проходило. У кого другого еще неделю бы тряслись поджилки при мысли о том, что было бы, стреляй противник более метко. Крымову подобные переживания были чужды.

Ожидание для него было делом привычным. Он мог так сидеть часами, когда мысли свободно бегут по своим дорожкам, обходя лишь запретные зоны — Афган, погибшие друзья, госпиталь. Однако он все слышал и видел, готов был к молниеносным действиям.

За окном совсем стемнело. Гаврюхин куда-то запропастился — наверняка сидит сейчас в прокуренной дежурке отделения милиции и объясняется по телефону с начальником или дежурным управления.

Хлопнула калитка. Кто-то поднимался по скрипучему крыльцу.

— Вань, вылазь. Твоя мама пришла, молочка принесла, — прозвучал развязный, пропитый голос…

В состоянии Маратов был расслабленном, настроении благостном. Он предвкушал приятное времяпрепровождение. А иначе зачем в его руке литровая бутыль самогона?

Миновав веранду, он шагнул в комнату. Бутыль он, конечно, никогда в жизни не уронил бы. Отточенный годами рефлекс: поскользнись, даже упади, но держи бутылку так, чтобы не разбить. Но тут какая-то сила толкнула его к стене, тряхнула руку, и бутыль — о, ужас! — упала на пол. Но — счастье — не разбилась, а покатилась со стуком по доскам. Тут же левая Витькина рука оказалась заведенной за спину, и он, позабыв о бутылке, понял, что попал в передрягу.

Незнакомец, державший его руками-клещами, немного ослабил хватку, обшарил карманы и швырнул Витьку в кресло. Желания сопротивляться у Маратова не было. Возникло ощущение, что он угодил в смерч, и единственная возможность выжить — отдаться на волю стихии…

Крымов щелкнул выключателем, загорелась лампочка в люстре с зеленым плафоном.

Маратов, сглотнув комок в горле, отметил про себя, что вид у незнакомца грозен и неприятен — лицо мрачное, губы сжаты, глаза прищурены.

— Только трепыхнись, подонок, — Крымов вытащил из кобуры под мышкой пистолет.

— Не, я ничего… Я смирный! — замахал руками Витька.

Крымов наклонился над ним и негромко спросил:

— Говорить будем?

Маратов скривился, будто его заставили съесть ложку димедрола. Говорить? Еще спрашивает! Уж лучше говорить, чем быть пристреленным, как куропатка.

— Ну что, дух, поведай, как вы с Гошей погуляли.

Что такое «дух» Маратов не знал, а от предложения поведать о его и Гошиных подвигах прошиб холодный пот. Значит, вся эта история как-то связана с тем самым чучмеком, которого они пришили… Скорее всего, именно так и есть. И понадобились им эти чертовы «Жигули»!

— В каком смысле «погуляли»? — округлил Витька глаза, пытаясь довольно ненатурально разыграть удивление.

Крымов приподнял пистолетом его подбородок. Из ствола ощущался запах пороха.

— Ты сам знаешь «в каком».

— Хорошо, я понял, — нервно взмахнул рукой Маратов. — Сейчас расскажу. Дайте только с мыслями собраться… Сейчас.

— Ну!

— Ну, взяли мы шесть машин. Я же слесарь. Починить, замок вскрыть, отрихтовать — без проблем. А куда машины делись — понятия не имею.

— Что ты мне плетешь? Про синюю «семерку» давай.

— Н-не знаю.

— Я тебя сейчас удавлю, подонок!

Маратов тряхнул головой, обхватил дрожащими пальцами виски.

— Кончай ломаться, я жду, — Крымов ткнул его стволом пистолета в шею. По практике он знал, что такой момент — один из самых подходящих, чтобы разговорить человека. Нужно только сильнее припугнуть, не дать овладеть собой.

Маратов с размаху ударил себя кулаком по колену.

— Я не убивал! Только попугать хотел. Это Гоша его на тот свет спровадил. Он, дурак клятый!

— А Людоед и Костыль что от тебя хотят?

— Кто?

— Один такой громила, на обезьяну похож. Другой — смазливый пижон в желтой кожаной куртке.

— Не знаю. Приклеились к нам с Ванькой. Я думал, вы из одного «колхоза».

— Ну, конечно, размечтался… Я из угрозыска. Подполковник Крымов.

— Ох, етить твою… — сморщился Маратов. — Еще лучше…

Есть люди, созданные для бродяжничества, не способные и дня высидеть на одном месте. Ваня к таковым не относился.

Эта ночь показалась ему самой длинной в его жизни.

Он брел через лес, не разбирая пути, ломился через кусты, как лось. Продрог, испачкался в глине, до крови веткой расцарапал шею. Наконец выбрался на шоссе и остаток ночи провел на скамейке у автобусной остановки.

Первый автобус — красный междугородный «Икарус», зашипев как-то устало, плавно остановился, когда часы показывали полшестого. Направлялся он в Колпинск — городишко областного подчинения. Из автобуса вышло несколько шумливых деревенских женщин в телогрейках, с корзинками и мешками. Ваня поднялся в салон и уселся на свободное, похожее на самолетное, кресло.

Куда ехать — ему было все равно. Лишь бы подальше отсюда, где все — воздух, деревья, земля — наполнено угрозой.