Страница 10 из 39
Идеи ученых прошлого века находят отклик в работах современных историков и философов, среди которых Г.Д. Гачев: "В России - гигантское пространство. Шаг пространства грандиозен, "бесконечный простор"... А для времени у нас применяется обычно западная мерка. Мы примериваем себе тамошние исторические процессы и токи, формации... У нас все процессы должны протекать медленнее. И психика русского человека - психика, по этому космосу, замедленная". Как видим, тезис этот имеет глубокие исторические корни. Таким образом, проблема исторического времени это не только проблема индивидуальности определённого исторического процесса, его уникальности, но так же, применительно к России, и проблема психологической адекватности, готовности потенциальных наёмных рабочих к экономическим процессам, аналогичным европейским, влекущим за собой изменение образа жизни. Иными словами, соответствовала ли известная ориентация на западные образцы в экономической и политической сферах, в первую очередь, готовности к переменам широких масс населения? На наш взгляд, некоторая инертность этой субстанции способствовала появлению тезиса о женственном характере русского народа, его своеобразной безответственности, инфантильности (обращает внимание то, что речь идёт, разными словами, об одном и том же - незрелости).
"Русский народ не хочет быть мужественным строителем, его природа определяется как женственная, пассивная, покорная в делах государственных, она всегда ждёт жениха, мужа, властелина". Г.Д. Гачев вторит Н.А. Бердяеву: "В России женственное начало всегда обслуживается двумя мужскими - народ и Государство. Государство - это начало формы, порядка, дисциплины. Строительное начало". Подобное утверждение вызывает возражения. Например Н.О. Лосский утверждает, что русский народ вовсе не женственен, а наоборот в высшей степени мужественен и "создал в суровых исторических условиях великое государство". Представляется, что подобное положение дел в целом укладывается в противоречивый образ российского характера, в частности, если касаться существа рассматриваемого вопроса, то неверно проводить знак равенства между народом и государством, в том числе, оценивать народную жизнь, характер сквозь призму интересов какого-либо класса. Анализ источников говорит как раз о том, что российский рабочий в достижении своих целей меньше всего полагался на собственную инициативу, покорно подчиняясь мелочной опеке работодателя, вплоть до деталей быта. Этот факт имеет глубокую подоплёку, и вовсе не обязательно определять русский народ как женственный. В конечном итоге, речь идёт о "гипертрофированной надежде" на верховную власть и её представителей. Это объясняется рядом причин: огромность пространств, отрезанность, вследствие плохих средств сообщения, сельского населения (большинства народа) от городов и столицы, чересполосица культур, необходимость подчинения отдельных интересов интересам целого, потребность поддержания политической традиции, которая сдерживала бы социальную и национальную конфронтацию. Процесс социогенеза неразрывно связан с движением широких масс, поэтому следует подчеркнуть, что для российской истории характерен некий инвариант исторических изменений. По крайней мере, в течение последних трёх веков характерно то, что вестернизация оказывается делом меньшинства нации, и никогда не происходила от народной инициативы. К.И. Пантин в докладе "Национальный менталитет и история России" отмечает: "Точку опоры политической воли россиянин склонен выносить вовне, связывая её с верховной государственной властью... Политическая жизнь, идея гражданского общества, ценность личной свободы, свободы слова до сих пор ещё чужды многим россиянам - это означало бы управлять самим, через своих представителей, надеяться в делах исключительно на себя". Среди составляющих российского менталитета можно выделить такие компоненты как разрыв между настоящим и будущим, отсутствие личностного сознания, а потому и ответственности за принятие решений в ситуациях риска и неопределённости, облачение национальной идеи в миссионерские одеяния, открытость, всеотзывчивость русского менталитета. Если признать практику, социально-экономические отношения личности производными от тех инвариантных образцов и представлений, с помощью которых личность осмысливает мир, становятся яснее закономерности исторического процесса в целом и отдельных его событий. Анализ такого рода априорных структур сознания человека предполагает, что они обусловливают и рефлексивные акты, и осознанное поведение.
Говоря о признаке социальной группы, невозможно обойти вопрос о самоидентификации рабочих. Аутентичные источники называют рабочими всех, кто работает внаём, независимо от сословия и т.п. Так, например, в анкете первой всероссийской переписи населения 1897 г. в перечне социальных признаков, к которым должен был отнести себя респондент, термин "рабочий", или близкий ему, отсутствует. Не считали себя никем иным кроме крестьян и вчерашние крестьяне, вынужденные зарабатывать продажей своей рабочей силы, нередко весьма непродолжительный срок. Кроме того, нельзя забывать о значительной части населения, в силу складывающихся обстоятельств, занимавшей в обществе маргинальное положение. Определение классов как больших групп людей, различающихся своим местом в исторически сложившейся системе распределения и отношением к средствам производства, ведёт к недозволительным обобщениям (напр.: "эксплуататоры и эксплуатируемые"). Реальный процесс становления нового класса несравненно многограннее.
Подводя итог сказанному в первой главе, необходимо отметить, что посредством деятельности человек опредмечивает свои сущностные силы (взаимосвязанные потребности и способности), специфика которых кроется в исторически сложившейся системе представлений об окружающем мире и своем месте в нем (картина мира). Отличительные черты данных представлений часто находятся в сфере неявного, на уровне ментальностей. Национальный тип умонастроения - есть сфера мотивации субъекта. Ее вариативность прямо зависит от конкретно-исторической ситуации, уровня возможностей самореализации, предоставляемого обществом своему отдельному члену.
Стойкая социальная группа, таким образом, формируется в результате объединения на основе общности рода деятельности, субъектов, обладающих одинаковым набором возможностей самореализации. Проживание и труд в сходных условиях (в данном случае - город, промышленный поселок), формируют у людей единое восприятие темпо-ритма течения времени, что со временем приводит к возникновению противопоставления типа "мы-они", которое так же выделяется нами как обязательное условие в процессе классообразования.
Далее мы попытались показать, что специфической чертой класса наемных рабочих является то, что это группа людей, объединенных под давлением внешних обстоятельств, не оформленных и не закрепленных юридически. Неизбежное при этом осознание свободы выбора, налагаясь на специфические черты русского национального характера: склонность к экстремам в поведении, гипертрофированная надежда на верховную власть, слабо выраженное личностное сознание делает затруднительным применение на российской почве принципов социальной стратификации, аналогичных европейским. В данном случае, нами за основу был принят определенный тип ментальности, качественно характеризующий существующую в конкретный исторический момент картину мира.
Рабочие Северного Кавказа кон. XIX - нач. ХХ в. отличаются от значительного числа трудящихся России тем, что в их число входит небольшой процент потомственных тружеников. Промышленность в данном регионе возникает, в основном, в пореформенный период - время массовой колонизации края. Это позволяет нам проследить процесс формирования определённого типа умонастроения, свойственного данному классу, не учитывая влияния традиции, преемственности рода занятий и образа жизни, основываясь единственно на причинах, связанных с реакцией личности на изменяющиеся внешние обстоятельства.