Страница 35 из 48
Петр начал с того, что передал большой привет от Данки.
Тетю Данку, жену Петра и сестру Чапаева, мы все очень любили. Она излучала такое благородство, что с первого же взгляда пленяла собеседника.
Ни одно другое семейство в селе Чоба не принесло столько жертв в борьбе с фашизмом. Только бабка Стефаница формально не участвовала в ней, но была обо всем осведомлена. Она вырастила и выкормила всех: старший сын Кольо погиб где-то около Мадрида во время Испанской революции, и она так ничего о нем и не узнала; Чапаев и Иван стали партизанами и скитались по всему Среднегорью; Данка учительствовала и от всего сердца помогала нам. Дорогая тетя Данка! Как только вспомню о ней, так в душе тут же просыпаются самые нежные чувства. Однажды после тяжелого боя меня, замерзшего, усталого, именно тетя Данка, ничего не боясь, как родная мать, приютила в своем доме, обогрела, приласкала, спасла. Я обязан жизнью материнской теплоте ее рук.
А бабка Стефаница осталась в памяти как символ мудрости и страдания. Она всегда ждала. Ждала Кольо — самого старшего. Кто-то сказал ей, что он даст о себе знать из России, ибо разнесся слух, что он там. Ждала Чапаева. Все верила, что он не погиб и, возможно, покажется на пороге, как раньше, когда возвращался из города.
— Высохли мои глаза, Генко. Хочу плакать, а не могу. Нет слез — высохли мои глаза. Если бы один погиб, так я бы его оплакала. А то уже который год с тех пор, как исчез Кольо! И все жду. Тяжело мне так, что и слезинки пролить не могу. Большего наказания, чем это, нет на свете. Ах, этот господь как будто нарочно оставил меня жить, ждать и мучиться, — повторяла старуха при каждой нашей встрече. И все ждала, ждала…
Петр второпях рассказал, как у них дела дома, проинформировал нас о новостях, и мы сели перекусить тем, что он принес. Так прошло несколько часов, после чего мы забрались поглубже в лес над селом Чоба и уснули под летним звездным небом.
Стефанов камень! Стефанов камень! В одной старинной легенде рассказывается о парне, который, взобравшись на эту скалу, свои чувства к любимой девушке выражал в чудесной игре на свирели. Эта девушка поставила условие: тот, кто на руках донесет ее до вершины скалы, — тот и станет ее избранником. Стефан, самый отчаянный из молодых парней в селе, всегда носивший при себе свирель и часто оглашавший ее мелодиями всю округу, первым вызвался донести девушку до вершины. Он поднялся с любимой на руках на высокую скалу и захотел сыграть на свирели, но сердце не выдержало, и он упал замертво. С тех пор и ходит легенда о любви Стефана, а скалу назвали в его честь Стефановым камнем.
Я сел на скалу, с которой Пловдивская равнина видна как на ладони, и попытался представить себе мысленно новую легенду об одиннадцати партизанах. Ох, если бы я мог, как Стефан, сыграть на свирели! Если бы владел кистью, как художник Верещагин, то изобразил бы на полотне трагедию погибших орлов — моих товарищей.
И вот мне уже показалось, что они подходят ко мне вереницей, друг за другом, как приказал их командир Дочо. Первым идет Чапаев, потом Иван из села Стрелци, Иван Стойков тоже из Стрелцев, Иван — единственный партизан из села Генерал-Николаево, Иван и Юрдан из села Трилистник, Иван из Вербена, Тончо из Златосела и брат с сестрой из Падарско-Минка и Иван, Искра и Дзержинский.
Иван Йозов первым бросил вызов религиозным заблуждениям, не посчитался с упреками своих близких и земляков и стал бороться с невежеством. Попы предали его анафеме и причислили к врагам церкви, а он объявил их врагами родины.
Здесь встретились лучшие ребята из двух отрядов — отряда Бойчо и отряда Дочо. Это произошло в августе 1944 года, когда ужо явственно чувствовалось, что вот-вот взойдет солнце свободы. Брезовцы спустились с гор и разбрелись по селам, чтобы подготовить народ к массовым выступлениям против фашизма и разъяснить фальшивую политику правительства Багрянова. В эту группу включили Чапаева, Милко, Огняна и других. Здесь же, около Златосела, находился и отряд Дочо. Они встретились, чтобы скоординировать свои действия по подготовке предстоящей операции. А враг в это время бросал против нас свои последние силы и использовал все средства, стремясь нанести удар по партизанскому движению в этом районе. Он поднял на ноги всех находившихся в селах жандармов и войсковые части, которые непрестанно прочесывали леса и горы.
Рано утром, когда партизаны после холодной ночи еще только пытались размяться и хоть немного согреться, из села Златосел до них донесся звук трубы. Немного погодя разведка доложила, что, развернувшись цепочкой, к ним приближаются солдаты и жандармы. Дочо дал команду подготовиться к бою. Все начали готовиться отбить атаку. А труднейший момент наступает непосредственно перед самим боем. Именно тогда нервы берут свое и человек сильнее всего испытывает страх от неизвестности. Слух, внимание и зрение — все, как в фокусе, собрано в одной точке, а воспоминания текут и текут, как горный ручей. И тогда наступил такой момент, тем более все чувствовали, что уже близок конец нашей борьбы. Тяжело погибать молодым, да еще накануне победы. Отряд решил встретить врага огнем, нанести ему поражение и отобрать оружие, потому что многие товарищи все еще имели только одни пистолеты, а этого недостаточно.
Дочо распределил людей. Основную группу он послал в засаду. Замысел у него был простой: определить расстояние, с которого открыть огонь, нанести молниеносный удар по врагу и прорвать вражескую цепь. После этого собрать необходимое количество оружия и оторваться от противника. Наступил решительный момент. Нервы у всех были напряжены до предела. Каждый выбрал себе удобную позицию и стал ждать. Дзержинский и Искра, как всегда, залегли рядом. А Чапаев и Милко затаив дыхание укрылись за скалой.
Все началось часов в восемь утра. Солнце уже показалось из-за холмов Юнчолы и стало припекать. Жаворонки быстро взлетали над скалами и на мгновение замирали в вышине, словно хотели предупредить о надвигающейся трагедии.
Голос Дочо прозвучал строго и категорично:
— Подготовьтесь, товарищи, ждите моего приказа!
В это время на левом фланге завязалась частая перестрелка. Справа — тоже. Приближавшаяся цепь противника исчезла из поля зрения — видимо, он пытался укрыться в зарослях. Послышались стоны и крики раненых. Засвистели пули над головою, раздались взрывы гранат. Дочо посоветовался с теми, кто находился поблизости. План срывался. Враг вместо того чтобы нарваться на засаду, первым нанес удар. Дочо приказал разделить отряд на три отделения: командование первым отделением он взял на себя, вторым приказал командовать Милко, а третьим — Савинко. Положение к тому времени уже коренным образом изменилось: отступать пришлось всем к Стефанову камню — там лес был более густой. Да, но для того чтобы добраться до Стефанова камня, надо было пройти несколько открытых полян. Больше того, врагу удалось замкнуть кольцо окружения, он занял все высотки и оттуда поливал партизан свинцом. Закипел бой. Ничего, кроме криков и стонов, не удавалось расслышать.
Застонал от боли Герчо. Ему оторвало осколком гранаты по локоть руку, и она повисла на лоскутке кожи. Милко попытался подойти к нему, чтобы перевязать, но в это время между ними взорвалась вторая граната и тяжело контузила обоих.
Внезапно очередь из пулемета прошила грудь Чапаева. В залитой кровью рубашке, похожей на алое знамя, он приподнялся и крикнул:
— Товарищи, я погибаю, отомстите за меня! Смерть фашизму!
Послышался девичий голос — голос Искры, единственной девушки в отряде:
— Товарищи, не оставляйте меня в руках гадов! Убейте меня, товарищи!..
Первым к ней на помощь поспешил Дзержинский — ее брат. Раненный, обливаясь кровью, он схватил на руки сестру, еще не потерявшую сознание. Попытался вынести ее из этого ада, но ему не хватило сил. Следовало молниеносно принимать решение: время не ждало. Сестра уже теряла сознание. И в ее последнем взгляде он прочел мольбу о помощи. А кругом все гудело, эхо взрывающихся гранат разносилось по всем оврагам вокруг Стефанова камня, стоны и крики перемешивались со свистом пуль.