Страница 1 из 22
Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017
© А. Т. Синицын, составление, 2016
© Коллектив авторов, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Евгений Лукин. На счёт три
Мне снилось: я проспал свой главный сон.
Она обожала пересказывать сны, и остановить её было трудно. Не знаю, что ей там грезилось на самом деле, но изложение звучало всегда настолько монотонно и безлико, что из него не запоминалось ни словечка. Кроме, разумеется, заключительного восклицания: «Ну вот к чему это?!»
Видимо, к повышению цен. Как и всякое сновидение.
На моё счастье, хозяева рассадили нас так, что за праздничным столом я оказался на сей раз поодаль от неё – можно сказать, вне зоны поражения. А вот другому гостю, которого я видел впервые и с которым меня забыли познакомить, повезло гораздо меньше – он был помещён аккурат напротив нашей сновидицы. Подозреваю, хозяйка поступила так умышленно, исходя из соображений справедливости: остальные наслушались с лихвой – теперь очередь новичка.
Провозгласили тост, выпили по первой.
– Ой, слушайте! Что мне сегодня приснилось…
Одни лица привычно приняли страдальческое выражение, другие – глумливое.
И поползло на нас опять нечто тягомотное, бесконечное, сравнимое разве что с ежедневной логореей домохозяек: «Иду я сегодня на рынок, а навстречу мне Марья Ивановна, а от неё на той неделе муж ушёл, и вот она мне говорит…» При этом ни Марью Ивановну, ни ушедшего от неё мужа вы, естественно, не знаете и не знали.
Наверное, она и во сны уходила, как на рынок.
Усаженный напротив неё гость внимательно выслушал первые фразы, кивнул.
– Да-да, – рассеянно обронил он. – Помню-помню… Я этот сон уже видел…
И визионерка онемела. Первый раз на моей памяти.
С невольной симпатией покосился я на незнакомца. Наш спаситель обладал примечательной и, пожалуй, несколько гротескной внешностью: язвительный до клювовидности изгиб рта, укоризненно скорбные глаза. Судя по всему, озорник.
А когда уже стали расходиться восвояси, выяснилось, что мне с ним по дороге.
Последнее время я частенько просыпаюсь от ужаса и восторга, осенённый некой потрясающей идеей. Первые несколько секунд цепенею, заново осознавая случившееся, потом судорожно тянусь к стакану с холодным чаем – и обнаруживаю вдруг, что сновидение успело рассыпаться на фрагментики, обессмыслилось, стало откровенно нелепым, а главное: моё великое открытие, из-за которого я, собственно, и проснулся, – исчезло. Не могу его вспомнить.
Озадаченный, делаю глоток, другой, пытаюсь восстановить распавшуюся на звенья цепочку ночных событий – бесполезно. Невосстановимо.
Не исключено, что в момент пробуждения во мне срабатывает некий защитный механизм, разбивающий сон вдребезги. Непонятно, правда, с какой целью.
Ну и как бы я смог всё это вам изложить? Склеивши по осколочку? Используя воображение взамен эпоксидки?
– А в самом деле, – сказал я. – Почему не допустить, что некоторые сны транслируются? Какие-то они у неё, знаете… расхожие… малобюджетные. Сериал сериалом. Вы не находите?
Мы шли ночной улочкой. Фонари, припорошённые листвой, пустые тротуары. Изредка попадётся навстречу одинокий прохожий.
– Почему бы и нет? – не стал противиться мой попутчик. – Но в таком случае… Что вы думаете о режиссёрах? О сценаристах?
– О сценаристах её снов?
– Ну да…
– Бездари! – решительно сказал я. – Унылые бездари с улицы. Из подворотни.
– А ваши?
Я задумался на секунду.
– Н-ну… мои, конечно, уровнем повыше… Нет-нет, да и отчинят что-нибудь этакое… прелюбопытное…
– Например?
Я мысленно перебрал мою коллекцию сновидений.
– Вот… привиделся мне в детстве кошмар… Не бойтесь, пересказывать не стану! Так себе кошмаришко, ничего выдающегося… Интересно другое! На следующую ночь он повторился. Но уже в третьем лице.
– То есть?
– Первый раз всё происходило со мной. Лично со мной. А вот во второй раз я уже следил сам за собой со стороны. С нездоровым любопытством, учтите…
– Действительно, интересно… – вынужден был согласиться мой собеседник. – Ну а потом? Когда повзрослели…
– Тоже иногда случалось. Да вот не далее как позавчера. Проснулся среди ночи. Снова уснул. И приснилось, представьте, будто пересказываю кому-то предыдущее своё сновидение, причём умышленно вру…
– Хорошие у вас сценаристы… – с уважением оценил он. – А что за сновидение?
Я засмеялся.
– Не помню.
– А ещё что-нибудь?
– Да знаете, не хотелось бы уподобляться этой нашей…
– Так а вы и не уподобляетесь. Вы же не содержание перебираете, а так сказать, повороты сюжета… находки, изюминки…
Нас обдало со спины светом фар. По асфальту и по стене побежали косые долговязые тени. Обогнавшая иномарка устроила нам небольшую иллюминацию и, мотнувши сияющим, как Уолл-стрит, крупом, свернула в переулок.
– Ну вот, скажем… Принял однажды первую часть сновидения за явь…
– Это как?
– Н-ну… Сознавал, что сплю, а предыдущий сон считал явью. Обычно бывает наоборот: думаешь, что проснулся, а на самом деле спишь ещё…
– Да, бывает… – Спутник покивал, умолк. – Скажите, вы просто так собираете подобные случаи или пытаетесь всё же их упорядочить… объединить какой-то теорией?
Честно признаюсь, кое-что в нашей болтовне начинало помаленьку меня беспокоить. Он спрашивал – я отвечал. Беседа психотерапевта с пациентом. Однако тема подвернулась столь увлекательная, что я просто не мог удержаться.
– А чем мы, по-вашему, занимаемся в данный момент? Выстраиваем теорию. Анекдотическую, правда, но теорию. Разглагольствуем о трансляции снов, о режиссёрах, о сценаристах… И не исключено, кстати, что заглядываем в будущее.
– В смысле?
– Вот, допустим, отсняли фильм по какой-то вашей любимой книге… С каким чувством вы его смотрите впервые?
– М-м… Да по-разному вообще-то… А вы?
– С возмущением, – не колеблясь, ответил я.
– Почему?
– Потому что всё отснято неправильно… Совершенно не так, как я представлял! Догадываетесь, куда клоню? Пока читаешь книгу, невольно отснимешь по ней кино в своей голове…
– Сам себе режиссёр?
– Именно! – вскричал я. – Чтение – творчество! Труд! Вот и сон тоже… Поймите, как только человек прекращает творить, он вырождается! Если мы в будущем, не дай бог, научимся и впрямь транслировать сны, сделаем из них что-то вроде телефильмов, мы лишим людей последней возможности самовыражения!..
– А почему мы остановились? – спросил он вдруг.
Действительно, краткую свою тираду я произносил стоя в двух шагах от нашей арки, заполненной полумраком грязноватых оттенков.
Опомнился, огляделся, виновато развёл руками.
– Да пришли уже… Вот мой дом.
– Жаль, – признался он – и похоже, что искренне.
Постояли, помялись, соорудили неуклюжее рукопожатие.
– А вы где живёте?
– Квартала три отсюда.
– Ну так давайте я вас провожу…
И побрели мы вновь по ночным пустынным тротуарам. Неподалёку пролегал проспект. На каждом перекрёстке нас овевало справа невнятным шумом и прохладным полусветом.
– А с другой стороны, всё логично, – удручённо промолвил я. – От фольклора – к литературе, от литературы – к кинематографу…
– Речь шла о снах, – напомнил он.
– Совершенно верно. Говорят, дикари не различают границы между сном и явью. Если кто-то избил тебя во сне, ты имеешь полное право отметелить его наяву…
Не знаю, что я такого сказал, но спутник мой оделил меня долгим пристальным взглядом. Как будто заподозрил в чём-то.
– А к чему это вы?
И вопрос тоже. Как-то, знаете, насторожённо он прозвучал.
– Да видите ли… Всегда полагал, что изящная словесность началась именно с пересказа снов. Сидели первобыты у костра – ну и делились… видениями… А чем ещё можно объяснить такое обилие фантастики в древнем фольклоре? Врождённой склонностью к вранью? Сомневаюсь… Так что вся художественная литература, на мой взгляд, не что иное, как сновидение в письменном виде…