Свобода Маски (ЛП)

— У меня… — Хадсон пришел в себя, словно в мозгу его пронеслась вспышка. Он ударил кулаком по столу. — А теперь придержите-ка лошадей на минутку! Вы хотите сказать, что продаете мне информацию?

— Не просто информацию. А именно ту, которую вы так ждете. Вы хотите знать, куда направился Мэтью, верно? Я могу рассказать вам это.

Хадсон, наконец, добрался до кружки и сделал большой глоток. Его злость на исчезновение Мэтью, вымогательство этого Джонатана-Рока — или как он там себя называл? — вскоре могла заставить Великого вскипеть и устроить здесь беспорядок. Грейтхауз почувствовал, как лицо его раскраснелось от гнева.

— Слушайте сюда! — прорычал он, схватив графа Каттенберга за кружевную манжету. — Я предлагаю вам вот, что: или вы сейчас же расскажете все, что знаете, или…

Господин рассмеялся, и это пугало еще больше, чем его улыбка.

— Дорогой мистер Грейтхауз, — спокойно произнес он под аккомпанемент далекого громового раската, и глаза его отразили красный огонек свечи. — Угрозы насилия и насильственных действий не помогут вам ничем, они лишь встряхивают мозг и ухудшают память. Вы из Нью-Йорка, поэтому должны разбираться в таких вещах. Увы, — сказал он, мягко высвобождаясь из хватки Хадсона. — Я, похоже, полагал вас полезным пшеничным зерном, а не сорняком. Впрочем, может, я поспешил с выводами? Итак, мой вопрос остается прежним, сэр: сколько денег вы с собой принесли? — затем он тут же отмахнулся от собственного запроса. — А неважно! Так или иначе, я хочу всё.

— Сначала информация.

— Исключено. Деньги вперед.

— У меня восемь гиней.

— О, уверен, вы можете лучше.

— Хорошо. Десять.

— Продолжайте поднимать, самый пик уже в поле зрения.

— Вы были другом или врагом Мэтью? — спросил Грейтхауз, и глаза его сузились в тонкие щелочки.

— Мы с ним поняли друг друга, — сказал Каттенберг, и легкая улыбка пересекла его лицо в скользком ожидании взятки. — Как, я надеюсь, и мы с вами понимаем друг друга сейчас. Итак, ваше следующее предложение?

Хадсон решил, что этот человек — петух, змея или кем он там еще был — мог читать его мысли.

— Двенадцать гиней, — сказал он и извлек из кармана кожаный мешочек, поболтав его перед лицом так называемого дворянина. — Это все. Все, что я принес. Я отдам вам это и не представляю, как буду платить по счету здесь.

— Я уверен, — сказал Каттенберг, грациозно принимая предложение. — Что умный и образованный человек, вроде вас, сумеет что-нибудь придумать.

Он открыл мешочек, и лицо его исказила гримаса жажды золота.

— Должен заметить, это не так много, как я рассчитывал получить, но…

Рука приблизилась к его подбородку и сжала угрожающе крепко, а затем похлопала его по щеке, припудрив ее самой нежной из смертельных угроз.

— Где Мэтью Корбетт? — спросил Хадсон, наклонившись вперед. На вид он сейчас был опасен, как водяная буря.

— Действительно, где же, — сказал человек, который когда-то звался Исходом Иерусалимом, но на самом деле заключал в себе несколько личностей, которые соответствовали его цели на данный момент. Он облизал пересохшие губы. — Я скажу вам, что увидел в порту чуть больше недели назад, и будем надеяться — милостивый Иисус, будем надеяться, — что кости юного Мастера Корбетта не нашли последнее прибежище в коралловых рифах, что он не сгинул в морских пучинах, что морские нимфы не пробили по нему похоронный звон и что он не спит теперь на глубине полных пяти саженей.

Глава третья

Крепнущий ветер. Зловещий занавес облаков, простирающийся от горизонта до горизонта. Закручивающееся море, отбивная из белых барашков, развивающиеся паруса и постоянный топот блока и снасти от ветра, не знающего сна и неустанно сражающегося со своим противником-кораблем. Затем, когда чернильные тучи обволакивали серые небесные просторы, гром взрывался повсюду своим могучим басом, и вилы молний рассекали воду, дельфины покидали свои излюбленные позиции у самого носа двухмачтовой бригантины «Странница», связывающей Чарльз-Таун и порт Плимут, и уплывали, предупреждая членов команды о большой беде.

«Странница», будучи старым кораблем, избитым уже не одним штормом и натерпевшимся пренебрежительного отношения от своих владельцев и капитана, сейчас переживала свой самый рискованный час. Из черноты облаков, пронизанных сердитыми прожилками фиолетовых зарниц, вылетали банши, сотканные из ветра и брали море под свой контроль, готовые взбить его в пену и довести до исступления. В одно мгновение «Странница» взбиралась по зеленым горам, а в следующее — уже скользила по жидким утесам и вот-вот могла переломиться на две части, однако удачная волна подбирала судно и толкала его вверх своими белыми водными кулаками, насильно сохраняя ветхие половины вместе и демонстрируя изъеденному паразитами корпусу силу Природы.

По мере того, как носовая часть корабля спускалась вниз под углом, заставлявшим женщин кричать от ужаса, детей выть, а мужчин молча промачивать свои брюки, бушприт разрезáл море, и то — в своей ярости и негодовании — взрывалось над «Странницей», сотрясая ее древесный корпус, и выбивало из старых мачт жалостливые стоны, вторящие голосам перепуганных пассажиров. Все присутствующие молились о выживании, осознавая, что, на самом деле, Ад был мокрым, соленым и неумолимым. И пусть раскрытые паруса неистово сражались со стихией, вся возможная мощь Нептуна обрушивалась на корабль, а «Странница» явно не была подготовлена к такой схватке, которая, по правде говоря, могла считаться самым сильным штормом, который доводилось встречать любому судну военного флота, не говоря уж о такой деревянной безделушке.

Воистину, стихия была в самом разгаре…

— Где капитан? Во имя Господа, где капитан? — кричал тощий мужчина в мокром-мокром черном костюме с налетом желтой плесени, когда глаза его от ужаса практически сделались размером с целую голову. Он держал грязную масляную лампу, выхватывающую своим слабым светом из прохода одного из членов экипажа, который, похоже, уже несколько раз за это путешествие успел проклясть и само судно, и всех его немногочисленных пассажиров, которых насчитывалось четырнадцать. Вода плескалась высоко, волны поднимались из самой глубины, неся с собой мусор, когда-то уплывший с причалов.

— Мистер Роксли! — закричал держащий лампу, когда корабль поднялся на пугающую высоту. Его Преосвященство Енох Феннинг на всякий случай схватился за веревку, привязанную в проходе, и понадеялся, что его не вышибет из сапог морским потоком, когда «Странница» вновь начнет опускаться. Опасения оправдались: обувь, сбитая волной, послушно соскользнула с него, однако сохранить пламя лампы получилось. А Роксли, который, похоже, уже получил травму головы в прошлом столкновении с переборкой, был сметен свежим потоком зеленой воды, которая залилась через открытый люк.

— Капитан Пеппертри! Капитан Пеппертри! — закричал Феннинг со всей силой своих легких, хотя его проповеднический голос не мог идти ни в какое сравнение с силой ветра. — Святой Боже, кто-нибудь, возьмите на себя командование кораблем! — завопил он.

Почти рыдая, он постарался взять себя в руки и пробить себе путь на корму через порочные маленькие волны, а вокруг него прыгали выброшенные на борт серебряные рыбы.

Вход в кают-компанию был взломан в этой суматохе, поэтому, когда Феннинг пробирался вперед в каюту капитана, одного из трех козлов вынесло на борт, и тело с переломанной спиной перекрыло проход, когда «Странница» исполнила очередной элемент своего насильственного танца на волнах. Мертвая курица, которую вынесло оттуда же, теперь стала похожа на неясное месиво.

Сморщившись, Феннинг снова закричал:

— Капитан Пеппертри! — но голос его достиг только собственных ушей. А затем корабль начал подниматься… подниматься… подниматься… древесина закричала, заскрипела и начала трещать, как трещат от разрыва суставы… И внезапно судно опустилось так резко, что руку Феннинга почти вырвало из плечевой сумки, когда он попытался удержаться за веревку. Труп козла ударился о переборку с такой силой, что спина его треснула снова. Феннинг и сам едва избежал подобной участи. Труп животного проплыл мимо него по проходу, царапая мертвыми копытами стены. Другая атлантическая волна прокатилась по кораблю, прогнав по нему новый ураган дрожи.