Страница 13 из 16
Еле-еле отчистив ковер в кабинете Уорда раствором с содой – и все это еще более унизительно, – я возвращаюсь на свое рабочее место и начинаю налаживать его график. По крайней мере, между нами не осталось никаких недомолвок. Я снова смотрю на Спада и вижу физиономию Уорда – тот понял, что происходит, заметив на ковре золотую лужу, и выражение лица у него соответствующее.
Рядом со мной, хрустнув коленями, присел Грэм.
– Артрит, – прокомментировал он костяной хруст. – В общем, Уорд хочет значительных перемен. Всю башку продолбил мне – можешь, говорит, делать все что угодно, но только не смей опаздывать на совещания. А тебе что сказал?
Я рассказываю, что Уорд планирует посетить несколько наших офисов на следующей неделе.
– Отлично, хоть пару дней его не увидим, – Грэм делает глубокий вдох. – Я минуту назад говорил со своим терапевтом, рассказал ему про свои боли в груди.
– Ох… – тяну я.
– Знаешь, что он мне сказал? Он сказал: «Грэм, ты хотя бы живой. Сходи на кладбище, и почувствуешь себя намного лучше!» Это не смешно, Джен!
– Тсс! – шикает на нас Люси. Она до сих пор разговаривает по телефону с женщиной, которая вчера приезжала посмотреть дом в Браутоне.
– Какой кошмар, – говорит она. – Нет, конечно, я понимаю.
Она прощается и вешает трубку.
– И? – спрашивает Грэм. В этот же момент мы слышим приближающиеся шаги. Я быстро привязываю поводок Спада к ножке стула.
– Уорд, – говорит Люси, – только что звонили по поводу…
– …дома в Браутоне. И?
– Хозяйка только что из больницы. Сначала ее муж в саду зацепился за поливальный шланг и упал. Она пыталась помочь ему встать, но упала сама и сломала себе все пальцы.
Грэм фыркает, когда Люси сгибает свои пальцы назад под углом в девяносто градусов.
– Прибежала их дочь, увидела мамины пальцы и бухнулась в обморок, – продолжает Люси, – и, если вы можете в это поверить, прямо головой о камин. Камин мраморный…
Глаза Уорда тускнеют:
– Продажа, само собой, повисла в воздухе?
Неловкая пауза.
– Разумеется, – отвечает Люси.
Он выходит из офиса, сказав Надин, что ему срочно нужно отлучиться.
Когда мы слышим, как хлопнула входная дверь, Грэм разражается смехом. Врывается Надин, ей интересно, что происходит.
– А что случилось потом? – Грэм поворачивается к Люси.
Люси роняет голову на руки.
– Вы видели лицо Уорда? Он думает, что мы просто сборище неудачников.
Грэм перестает хохотать:
– Послушай, милая, мы же не можем заставить людей влюбиться в те дома, которые мы им показываем. Мы не волшебники. Уорд может думать, что он все знает, но…
– Грэм! – говорит Надин. Все продолжают нервно хохотать. Даже Спад понял шутку, и его маленький носик задран, а пасть растянулась в улыбке.
– …но, если серьезно, чего-чего, а харизмы ему точно не хватает.
6
Когда мы с Айлой въезжаем во двор дедулиного дома – мы приехали на выходные поздравить его с днем рождения, – мне хочется, чтобы у ворот стояла бабуля. Я вижу ее рядом с входной дверью, в ее запачканных грязью брюках, с корзинкой в руках, в которой лежат свежесрезанные цветы, морковка и картофельные клубни – Айла обожала бабушкину «картошку в мундире».
А теперь в моем сердце зияющая дыра – бабули нет. Весь первый год без нее у меня было такое чувство, как будто я навечно застряла в пробке на перекрестке. Теперь я понимаю, что горе – это своего рода сумасшествие, почти такое же, как влюбленность. Когда я была влюблена в Дэна, я не замечала вокруг ничего. Когда бабушка умерла, весь этот мир, который по-прежнему жил, показался мне каким-то странным фарсом. Когда умирает кто-то, кого вы любите, звезды и солнце исчезают и нужно много времени, чтобы снова начать видеть свет, выглянуть в окно и увидеть ясное голубое небо.
Бабуля была мне и матерью, и лучшим другом, и первой, кому я звонила, когда хотела услышать знакомый голос. Я вспоминаю все те ситуации, когда просила у нее совета. Я знала: все, что я расскажу бабуле, тут же узнает и дед. Они были как одно целое. Бабуля была моим убежищем; а дедуля просто ее обожал. Когда я рассказала, как поступил со мной Дэн, бабушке стоило немалого труда успокоить деда, тот рвался задать Дэну трепку. Бабуля и дед научили меня, как за себя постоять и не дать в обиду дорогих мне людей.
Я смотрю на крепко спящую Айлу. Мы не спали до поздней ночи – покрывали шоколадный торт для дедули глазурью и болтали, болтали… Как хорошо, что до сих пор Айле удавалось избежать происков всяких там Тоби Браунов, но я беспокоюсь, как бы такой не объявился в той средней школе, куда она должна пойти этой осенью. Когда мы переехали в Корнуолл и я пошла в среднюю школу, бабушка посоветовала мне не рассказывать друзьям о моем прошлом.
– Если они чего-то не знают, то не могут это что-то использовать против тебя, – сказала она. – Все, что нужно, – это найти среди всех этих неандертальцев одного человека, с которым ты сможешь сдружиться.
Она была права. И я нашла Лиззи. Лиззи, со своими длинными курчавыми волосами и проколотым носом, отличалась от всех. Учителя во время семестра все время просили ее вынимать серьгу. Компашки и популярные одноклассницы не имели для нее никакого значения. Кроме того, она была единственным достаточно любопытным человеком, который догадался спросить меня, почему я живу с бабушкой и дедушкой, и я знала, что могу доверить ей свой секрет.
Я еду дальше и улыбаюсь, вспоминая, как бабуля умела шутить. Она всегда следила, чтобы мы с Лукасом мыли за собой посуду.
– Почему это и готовить, и убирать должна я? – восклицала она, гоняясь за нами вокруг стола. Заканчивалась эта игра общим взрывом веселья.
– Дженьюэри, ты должна выйти замуж, чтобы посуду мыл твой муж! – говорила бабуля.
Мы вечно донимали бабушку вопросами, где она работала.
– Т-шшш, – отвечала она, прижимая палец к губам.
– Ты была шпионкой? – спросил как-то Лукас, и в его карих глазах сверкнули озорные искорки.
– Не совсем, но я работала в организации, связанной со шпионами.
Я чувствовала, как нетерпение Лукаса растет, словно птица, готовая воспарить в небо. Я же представляла себе бабулю на скамейке в парке, в парике и темных очках, прячущей лицо за газетой.
– Расскажи еще, – настаивал Лукас. Думаю, его внимание так тронуло бабулю, что та не выдержала и рассказала кое-что. Конечно, не в подробностях, но тем не менее. Бабушкина работа была настолько секретной, что перед тем, как выбросить документ в мусорное ведро, его нужно было рвать на кусочки. И как-то раз одна из ее коллег так разозлилась на своего начальника, что вышвырнула из окна мусорное ведро и клочки разлетелись по всей улице. Девушку тут же пришлось уволить.
– Вот на какой сверхсекретной работе я работала, – добавила бабушка.
Мой телефон звонит, и я отрываюсь от горестных раздумий. Это Лукас. Пожалуйста, Господи, хоть бы он звонил сказать, что уже в поезде и скоро к нам присоединится.
– Как дела? – спрашивает он.
– Прекрасно. Не могу долго говорить, я за рулем, – говорю я.
– Понял. Слушай, я только что звонил дедушке…
По его тону я понимаю – он не приедет.
– Вот только не надо закатывать истерик, – спешит добавить он.
– Но я даже ничего еще не сказала! – с обидой тяну я.
– И без слов все понятно.
Он прав. Внутренне я уже проклинаю его последними словами. Когда с нами произошла самая большая беда, какая только может произойти, бабушка с дедушкой нас приютили; они пожертвовали ради нас своим заслуженным пребыванием на пенсии. Только благодаря бабуле и дедуле у Лукаса и у меня есть крыша над головой. Они продали квартиру в северной части Лондона, где жили папа с мамой, и положили деньги в банк, не взяв себе ни пенни. А теперь дедушка остался в этом большом доме один и болтается в нем, словно монета в пустой консервной банке. И наши с братом визиты необходимы ему как глоток жизни. Дедушка хочет видеть свою семью, и Лукас мог бы быть частью этой семьи. Но он отчего-то решает не приезжать уже который год. Хотя все конфликты мы с братом уже пару лет тому назад разрешили, его поведение печалит меня до сих пор. Я знаю, что дедушку он любит, только почти не показывает этого. И Айла своего дядю тоже по-настоящему не знает. Для нее это загадочный тип, который вечно на работе. Почему он предпочитает существовать отдельно от нас?