Страница 35 из 41
Да, я любил Вивьен, и часть меня, которая не перестает скорбеть всегда будет любить ее, но сейчас каждый день я все время думаю об Элле, не о Вивьен, и в кровать беру с собой Эллу, которую хочу и страстно желаю. Я скучаю по ней, когда ее нет рядом, мне сию же минуту хочется позвонить и сообщить ей об этом, рассказать о своих чувствах, потому что хочу разделить с ней свою жизнь.
Мать Вивьен с печалью смотрит на меня.
— Когда я потеряла свою дочь, в этот же день я потеряла и сына. Ты был лучшее, что произошло с моей Вивьен. Самая моя большая мечта была увидеть вашу свадьбу. Я сильно скучала по тебе все эти годы, Дом.
— Прости, что я не приходил раньше, Мирела. Я всегда наслаждался нашими разговорами.
Она счастливо улыбается.
— Я тоже. Ты мне как сын, Дом. Обещай, что придешь опять навестить меня.
— Приду.
— Я много размышляла о тебе. Слышала, что ты многого добился в жизни и стал успешным. Дамы в церкви о многом болтают, — она застенчиво улыбается. — Я прислушиваюсь к их сплетням.
— Мирела, — начинаю я, но останавливаюсь.
— Что ты хочешь сказать, Дом? — подсказывает она.
— Когда умирала Вивьен в море, я дал ей обещание, что никогда не влюблюсь.
— О, Дом. Это обещание сдерживало тебя от поиска счастья все эти годы?
Я соединив крепко сжимаю пальцы и ничего не смогу ответить.
Она наклоняется вперед.
— Послушай меня. Она боялась, и поэтому цеплялась за тебя. Я люблю свою дочь, но она была озорницей, заставив тебя пообещать такое. Она ушла, а ты остался здесь. И ты итак уже потратил десять лет, не трать больше времени. После смерти Вивьен я кое-что поняла, стоит ценить каждый миг с людьми, которых ты любишь, — она с горечью улыбается. — Ты не знаешь сколько тебе с ними суждено про быть.
— Я до сих пор чувствую себя виноватым. Я мог бы спасти ее, — медленно выдыхаю я. — Если бы мы не спорили и если бы я не сказал ей, что Джек уже на подходе.
Она отрицательно качает головой.
— Не стоит ни в чем себя винить, мой милый мальчик. Ты ничего не мог исправить. Бог понял, что ты старался изо всех сил. Просто пришло ее время.
— Она была слишком молода, чтобы умирать.
— Прошло около четырех месяцев после того, как Вив умерла, и мне приснился сон. Ей было одиннадцать или двенадцать лет, она тогда еще не красила свои волосы во все эти ужасные и чудовищные цвета. Она бежала по полю и смеялась. Ее губы были испачканы соком ягод. Она подбежала ко мне и сказала: «Смотри, что я нашла, мама». И я проснулась и проплакала потом нескольких часов.
Она достает платок из декольте своей блузки и вытирает глаза.
— Но проходили недели, а за ними месяцы, и мне становилось более спокойнее от этого сна. Я все раздумывала, что она хотела мне сказать, ее кожа во сне не была мертвецкого цвета, и она не лежала в атласном гробу. Она не была мертва, а была жива, но находилась в каком-то другом мире, я не могла туда попасть, но она была именно там. Больше она никогда мне не снилась, да ей и не нужно было, я поняла, что она хотела мне сказать тогда.
— Она никогда не приходила ко мне во сне, — говорю я.
— Возможно, ты как раз пострадал больше всех и тебе стоит оглянуться и осмотреться вокруг, — тихо произносит она.
— Я встретил женщину, — неожиданно ляпаю я, но как только я произнес эти слова, мне хочется их забыть. Честно говоря, я сам испытываю шок от своих слов. Какое безумство заставило меня сказать такое скорбящей матери Вив?
Она с трудом сглатывает.
— Я так рада, — хрипло произносит она.
Я злюсь на себя и пытаюсь извиниться.
— Прости, это непростительно с моей стороны так говорить, не знаю, что на меня нашло.
Она отрицательно качает головой и своими натруженными руками сжимает мне колено.
— Нет, я рада за тебя. Ты хороший человек и заслуживаешь быть счастливым.
Я накрываю ее руку свой.
— Знаешь, это как песня Питбуля? — спрашивает она.
Я слегка улыбаюсь.
— Питбуля?
— Да, такой мужчина с лысой головой.
— Ты слушаешь Питбуля? — с удивлением интересуюсь я.
— Моя внучка слушает.
— У Марко есть дочь?
— У него трое детей — два мальчика и девочка. Они — вся моя жизнь. Питбуль поет песню Give Me Everything Tonight. В ней поется: «то, что я обещаю сегодня вечером, я не смогу пообещать завтра». Так и в жизни, ты не знаешь, что тебя ждет завтра, поэтому все, что ты хочешь сделать, сделай сегодня.
Если бы не вмешательство жестокой руки судьбы, эта женщина была бы моей свекровью. Я сжимаю ей руку, чувствуя огромную любовь к этой доброй и великодушной женщине. Мы связаны с ней навсегда любовью к одному и тому же человеку и горем от ее потери.
— Если ты вспомнишь Вивьен, она всегда смеялась, всегда хотела жить полной жизнью и получать удовольствие. Не думаю, что она хотела бы быть колючей проволокой, обернутой вокруг твоего сердца.
Я киваю.
— Я знаю.
Я достаю толстую пачку денег и кладу ей на ладонь, целуя ее напудренную щеку на прощание. Она стоит в дверях и с тоской смотрит на меня. Я подхожу уже к деревянным воротам, даже открываю их. Но останавливаюсь, что-то тянет меня назад к ней. Я возвращаюсь, она вопросительно поглядывает на меня.
— Я хочу кое-что показать тебе, но мне не хотелось бы, чтобы ты расстраивалась, — говорю я.
— Хорошо, покажи, — тут же отвечает она, словно ждала этого.
Я достаю телефон из кармана и нахожу фото Эллы и передаю ей телефон.
— Это Элла, моя подруга.
Она долго молча смотрит на фото, потом поднимает на меня глаза, наполненные слезами.
— Она красивая, Дом. Ты приведешь ее как-нибудь на ужин?
Я киваю, потому что не могу сказать ни слова, я словно остолбенел.
— Бог понял, что не должен забирать ее у тебя, — говорит она, возвращая мне телефон.
Я убираю телефон в карман и ухожу, чувствуя, как мое сердце, наконец-то, стало свободным.
Где, о, смерть, твоя победа,
где, о, смерть, твое жало?
1 Коринфянам 15: 55
26.
Дом
Я разворачиваю машину и еду на кладбище, где похоронена Вивьен. Стоит солнечный день и кладбище выглядит довольно-таки неплохо с разноцветными петуниями, посаженными вокруг. Я медленно иду к покосившимся железным воротам, не зная точно, где ее могила, но помню, как мама один раз упомянула, что ее могила находится в восточной стороне, в конце кладбища, рядом с дубом.
Я выбираю маленькую небольшую дорожку, по периметру вьется основной, по которой идут всегда основные посетители, осматривая внешние могилы, некоторые появились столетия назад. Сейчас трудно представить, что эти люди ходили по земле сотни лет назад также, как и мы.
Столетние могилы выглядят заросшими, разрушенными и неухоженными, но одна древняя, богато украшенная гробница в виде алтаря привлекает мое внимание, и я иду в ее сторону, очистив надпись, читаю: «Здесь лежит Артур Андерсон-Блэк.
Который теперь будет покоиться в руках Господа,
Любимый всеми и скучающими по тебе.
Летай с ангелами, память о тебе
никогда не умрет. Наш любимый отец,
брат и дядя. Мы никогда не забудем тебя.
Покойся с миром, пока мы не встретимся снова.
1830-1875
Я задумываюсь о скорбящей семье, когда они возводили это надгробие триста лет назад. Их останки уже давно присоединились к нему в этой глинистой почве. Встретились ли они там, снова? Раньше я никогда не ходил на кладбище, сейчас для меня это странный сюрреалистичный опыт. Прогулка между могил заставляет ценить бренность всей жизни и необратимость смерти. Все эти люди когда-то жили, передвигались по земле, говорили и делали что-то, словно они собираются жить вечно. Теперь же они все канули в прошлое.
Я вижу самое печальное надгробие, сделанное безутешными родителями, оно однозначно выделяется среди всех. На нем простая эпитафия, которая глубоко меня трогает.
Под этим простым камнем,
Которое является местом упокоения,
Почило наше дорогое сокровище,