Навеки вместе

Пробудить в Елене любовь к далеко не молодому мужчине — задача явно не из простых. Если сейчас Джонатана постигнет неудача, весь пузырь реальности, в котором он прожил большую часть своей жизни, может раствориться, превратиться в ничто, не оставить во Вселенной следа даже такого ничтожного, какой остается от лопнувшего мыльного пузыря.

Ко всему прочему, Елена пришла не одна. Если к подобной компании вдруг приблизится старик, это вызовет смущение, или хихиканье, или даже визг.

Когда Елена покинула макздание, он последовал на приличной дистанции, притворяясь, будто увлеченно читает книжку про гольф. А узнав, где живет любимая, Джонатан направился в индийский ресторан. Ну наконец-то можно поесть по-человечески!..

Елена знала о том, что она девушка особенная, и это знание было для нее источником беспокойства. Большинство подружек уже обзавелись ухажерами, остальные пребывали в поиске. Почему же ее никто не интересует? Она не имела ни малейшего представления, кем могла бы увлечься, зато четко знала, кто ее увлечь неспособен. Похоже, мир полон совершенно неинтересных парней. Может, дело в том, что психологически мальчики взрослеют позже, чем девочки? Как бы то ни было, ей остается только ждать, стараясь получше разобраться в самой себе, понять, чего на самом деле она хочет от жизни и от мужчин. Пока же нерастраченная энергия юности помогала ей мириться с великой загадкой.

Каждое воскресенье Елена приходила обедать к родственникам. Она обожала борщ и капустняк, какие только бабушка и умела варить, а на второе — вареники с творогом или галушки полтавские. Но от чего она вообще была на седьмом небе, так это от драников, известных еще как деруны. Эти картофельные оладьи готовятся по особому рецепту, и ясное дело, их надо запивать взваром, освежающим напитком из ягод.

И вот в одно погожее воскресенье Елена встретила там нового гостя. Дедушка с бабушкой были очень общительными, хотя, как это свойственно большинству старичков, предпочитали иметь постоянный круг друзей; новые знакомые в их жизни появлялись редко. И вот, пожалуйста, одно из таких исключений.

Этот человек подружился с дедушкой в городском гольф-клубе. Дедушка и его приятели там играли в шахматы, поскольку к мячикам и лункам их теперь не подпускали одышка и артрит. Люди, полюбившие атмосферу клуба, переучились в шахматистов. Незнакомец, похоже, в гольфе разбирался отменно, хоть и не имел клюшек; вскоре выяснилось, что ему идеально подходят и шахматы.

Когда вы идете обедать к дедушке с бабушкой, вы не ждете оригинальных бесед и всего такого, вам подавай уютную привычную обстановку. Однако этот обеденный разговор выдался более чем оригинальным, со странными рассуждениями о природе времени и даже с турецкими пословицами, такими как «vakit gelmeden horoz ötmez — раньше времени петух не кукарекнет». Но вот настала пора гостю уходить, и Елене сделалось чуточку стыдно — не запомнила имя, когда он представлялся.

Пожимая ему руку на прощание, она наморщила лоб и сказала:

— Мистер…

— Зовите меня Джонатан, — ответил гость и как-то странно, с таинственным значением заглянул ей в глаза.

Впрочем, Елена в тот же день забыла об этом человеке.

Но через неделю он появился снова.

Месяц следовал за месяцем, и Елена привыкла к присутствию Джонатана на воскресных обедах в доме ее дедушки и бабушки. Дедушка в нем уже души не чаял. Казалось, в шестидесятилетнем теле жил самый что ни на есть юный дух. Да к тому же умудренный, с очень интересным взглядом на природу вещей. И это очень помогло Елене разобраться в своих собственных представлениях о мироустройстве.

Не то чтобы Джонатан поучал и наставлял, скорее, она сама находила идеи, для которых пока не было слов. Елена чувствовала, что развивается; она даже не заметила, как стала с нетерпением дожидаться воскресений.

Нельзя сказать, что у ее эволюции был жесткий график. Тот, кто слишком быстро познает себя, разве не доказывает тем самым свою заурядность?

Однажды ей выпал шанс увидеться с Джонатаном вне лона семьи. Он где-то раздобыл два приглашения на закрытый просмотр в галерею современного искусства, и Елена с радостью ухватилась за возможность услышать его мнение на свежую тему.

Выставка представляла собой хаотичное нагромождение разбитых или разобранных часов, на которых лежали мертвые куры: одни в перьях и со втиснутыми в клювы вареными яйцами, другие ощипанные, а третьи даже зажаренные. Всех их обработали специальным составом против гниения. Комментарий Джонатана был таков:

— Vakitsiz öten horozun başini keserler.

— Петуху, кукарекающему не вовремя, отрежут голову? — Елена его понимала с полуслова.

— А после, — добавил он, — tempus fungus[1].

Да, эти мертвые птицы непременно покроются плесенью. К ним приблизилась молодая женщина с подносом куриных ножек и перепелиных яиц.

— Куд-куд-кудах, — сказал он.

— Фу, — скривилась Елена.

— Так, может, двинем куда-нибудь, посидим за чашкой латте?

Таким образом нужда в выставке, как в предлоге для встречи, отпала, и это позволило им без промедления переместиться в кафе и завязать там оживленную беседу на темы, очень далекие от кур.

С того дня они часто встречались в городе. Общаясь с Джонатаном, Елена все лучше постигала себя. Этому процессу весьма способствовала проницательность собеседника, хотя, как часто бывает, каждое новое открытие порождало очередные загадки. А однажды за обедом в пакистанском ресторанчике она порывисто произнесла:

— Так и подмывает задать один вопрос, вот только боюсь, ты сочтешь это вторжением в личную жизнь.

— Не волнуйся, — ответил Джонатан, — обидеть меня ты попросту не в силах.

— Ну ладно, тогда чисто гипотетически. Тебе когда-нибудь приходила мысль заняться любовью с кем-нибудь моложе тебя?

— Ты спрашиваешь, способен ли я испытывать интерес к особе противоположного пола, которой лет намного меньше, чем мне? Или подразумевается некая моральная установка, не позволяющая заняться с этой особой сексом?

— Ну, не могу сказать точно. Может, и то, и другое.

— Елена, взрослому мужчине никогда не перестанут нравиться молодые женщины, по крайней мере пока у мужчины жив мозг. И мне не припомнить серьезного закона, запрещающего подобный интерес.

— А ты, когда до любви доходит, разве подчиняешься каким-то законам?

— Есть такой закон, персонально для меня предназначенный. Наверное, у него генетическая природа. На своем веку я способен влюбиться один-единственный раз. И когда найду свою женщину, все прочие перестанут меня интересовать.

— Вот даже как, — протянула Елена. — Должно быть, это очень везучая женщина.

— И я так считаю. Но, предположим, она даже не знает о моем существовании.

Елена рассмеялась.

— Шутишь!

— В этом случае я бы остался девственником. Который нынче год? Гм, я абсолютно уверен, что лишусь девственности в ближайшие сорок лет. Вероятно, ты тогда будешь в моем нынешнем возрасте. Наша Вселенная горазда на шутки. Ты, Елена, тоже создана для того, чтобы любить одного человека.

— Откуда ты знаешь?

— Я очень хорошо помню будущее.

Она снова рассмеялась.

— А ты забавный.

— И не только я. Забавна вся наша жизнь.

— Любопытная точка зрения.

— То же самое и с большинством трагедий — в основе своей они забавны, это и мешает им быть по-настоящему смешными.

— Так, значит, наша жизнь — трагедия?

— Елена, жизнь — это мать, вернее, матрешка всех трагедий. Раскрой самую большую куклу, и в ней обнаружится несколько драм, одна меньше другой. Вот что в конечном счете делает нашу жизнь забавной.

— Но ведь жизнь может быть и прекрасной трагедией.

Он кивнул:

— Если правильно ее истолковать.

— Ты прожил намного больше моего. И какова же твоя жизнь в правильном толковании?

— Все, что от меня зависело, я сделал.

— И доволен?

— Не жалуюсь. Да и какой смысл пенять на судьбу?

1

Гнилое время (лат.).