Страница 3 из 11
Таисья (махнув на него рукой, укоряюще). Циник. Уж вроде привыкла к твоему цинизму, а каждый раз с души воротит. Отца бы родного вспомнил, циник. Циничная твоя физия.
Шварц. Папаша был французский шпион, диверсант и саботажник. Откровенный враг оккупационного режима большевиков. Погиб в открытом бою с тоталитаризмом. Сталин ему слово, он Сталину пять, Сталин ему пулю, он Сталину дулю. Никто не знает, где отец кончил, как, с кем вместе, но песни о нем до сих пор ходят по зонам. (Поет.) "У костра чифирил я когда-то со Шварцем - он архангелу служит теперь ординарцем".
Таисья. Честное слово, я от тебя уйду. Ты мне душу - просто кислотой выжигаешь. Хоть бы смешно было... Или интересно... Одно и то же каждый день, пятнадцать лет, одно и то же.
Шварц. Неужели пятнадцать? Как вчера было. Ладно, говорю, женюсь, уговорили, согласен. И твоя мать: позвольте вам руку поцеловать. Так и быть, женюсь - она чмок, женюсь - чмок, да женюсь же, женюсь - чмок, чмок.
Таисья. Ты хоть к кому-нибудь что-нибудь чувствуешь? Хоть к кому-нибудь из людей хоть какое-то тепло?
Шварц. Да я всего себя растратил на тепло к людям! Второй закон термодинамики. Энтропия мироздания непрерывно стремится к максимуму, отчего душа поэта изнашивается до минимума.
Таисья. Ты и про меня гадости говоришь.
Шварц. Про тебя?! Откуда ты это взяла?
Таисья. Мне передают.
Шварц. А ты верь больше.
Таисья. Сама слышала по параллельной линии.
Шварц. Подслушиваешь? Иногда говорю. Пусть люди меня жалеют. Да, умираю, да, жена со свету сживает. Сочувствуйте. Вознаградите за муки премией. Карта слезу любит. Это для них, для чужих. А для тебя - я хочу сказать, для себя для нас с тобой - ты же воплощаешь мой тип женщины. Лапландско-украинский тип. Мой идеал.
Таисья. Про всех твоих жен это от тебя слышала.
Шварц. Это?! Что это?! У меня было семь жен, и у всех росла синяя борода. Отчего наши браки и не могли совершиться на небесах. Семь жен, не считая детей!
Таисья. Багров Бродского в ссылке навещал, а ты в это время по бабам бегал и по кабакам.
Шварц. С Папой Римским! Бродский один меня понимал и за это уважал.
Таисья. Все знают, что Багров к нему ездил, а ты в Союзе писателей водку пил.
Шварц. Я его тайно посещал. Об этом знаем только я и безвременно ушедший.
Таисья. Все врешь. Уже сам не знаешь, что было, чего не было. Багров написал, как пришел к нему в местную тюрьму, а тот выходит из двери под конвоем, и в руках два бидона: на одном написано "М", а на другом "Ж". А ты, как дятел: "я Бродского благословил, я Бродского благословил". (Телефонный звонок, она снимает трубку.) Да... Сейчас передам ему трубку. Только говорите короче, вы отрываете его от работы. (Передает трубку Шварцу.) Какой-то юный талант.
Шварц (Таисье). Поставь чаю.
Таисья уходит.
(В трубку.) Шварц слушает... Как вы сказали? Умелин? Не псевдоним?.. Фамилия уж больно значащая - как из Фонвизина. Милон Умелин. И что вы умеете, Умелин? Слушаю вас, смелей. (Кладет трубку на тахту рядом с собой, идет к буфету, берет коробку шоколада, вынимает из нее конфету. Возвращается, прикладывает трубку к уху.) Это все хорошо, а лучше прочтите стихотворение... Не мое же... Любое на ваш выбор. (Слушает, сперва внимательно, потом отвлекается, включает телевизор.) Всё? Ну что. Хорошее чувство языка. Прямо отличное. Отличный слух. Прямо замечательный. По первому впечатлению. Хотите напечататься? Если нужна рекомендация, напишите, что полагается, купите коробку конфет - шучу-шучу. Привезите, я подпишу... Уже печатаетесь?.. Уже три книги стихов? Тогда вы мне рекомендацию - я вам коробку конфет... Журнал "Золотое сечение"? Вас? Выдвигает? Любит? Любит и выдвигает? А я тут при чем?.. Да знаю я "Золотое сечение", как облупленных. У них меньшее так относится к большему, как большее к целому - правильно? Умелин, вы чего хотите? Чтобы я присоединился к "Кесареву сечению" и написал, что вы гений?.. О вас уже так пишут? Это плохой знак. Пишут только про то, про что хорошо получается писать... Так я в каких годах-то! Лучше оцените, сколько десятилетий обо мне не писали. Умелин, сынок, ты сочини-ка что-нибудь, чтобы все, кроме одиннадцати девочек, от тебя отвернулись - и чтобы никак было не сформулировать, что такое ты сочинил. А ко мне звони, если по делу. Нобеля могу устроить, как Бродскому, путевку со скидкой в Дом творчества. (Опускает трубку.)
К концу разговора входит Таисья с чайником.
Милон Умельев, из Вторчермета. Вторчермет и Интернет, сейчас в цене.
Таисья. Не Умелин?
Шварц. Очень даже умелин.
Таисья. Честное слово? Что же ты делаешь? Он же в списке на премию. Это тот молодой, за которого вся филология и интеллигенция во главе с академиком Лихачевым.
Шварц. А за меня солнцевская группировка и мировой сионистский центр.
Таисья (набирает номер телефона. Шварц тем временем наливает себе чай). Тамарка, опять я. Устрой ему срочно интервью - все равно для чего, только центральненького. Не успела отвернуться, облажался. Расхлебывать, натурально, мне... Да ради бога: нравится - забирай. Только потому, что тебя люблю, не отдаю. А не ты бы - сама привезла в двух авоськах и в квартиру занесла. (Кладет трубку.)
Шварц. Рембрандт умирал в нищете, в полном одиночестве. Зато не слышал этого болотного чавканья. Пошлость засосала меня - как сказал мне шепотом Пастернак, показывая подбородком на своих баб. Юн был, не понимал тогда.
Телефонный звонок.
Таисья (в то время, как телефон продолжает звонить). Неужели Тамарка так быстро обернулась? Только похвалы, понял? Первому Умелину. Молодой, надежда, заслужил. Потом Улан-Удэ. Само собой, старой карге. Козла из нефтяной мафии посдержанней, но все равно одобрительно. Багрова, толь ко если спросят, а так - вообще не упоминай. Себя не забывай, но и не трещи "я, я". С богом. (Поднимает трубку.) Да... Он сейчас работает, но для интервью радио "Ночная Москва", я думаю, с удовольствием оторвется. (Передает трубку Шварцу.)
Шварц. Шварц слушает... Почему "Ночная"? Сейчас же утро... Круглосуточно? "Круглосуточная Москва"?.. Вам в любое время. Я ваше радио выделяю за смелость и талант, мы с женой ваши слушатели... Да что вы! Пришлете недельную программу? Что ж, благодарствуйте... Да. Если у вас все готово, можно начинать... Раз-два-три, раз-два-три - хорошо? Начали. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная дева"!.. Сотрите и перепишите. Добрый день, слушатели радиостанции "Ночная Москва". Для меня большая честь оказаться в одном списке с самыми выдающимися поэтами сегодняшнего дня. Во-первых, молодой Умелин. Это золотое сечение современной поэзии. Меньшее в его стихах так относится к большему, как большее к целому. Разнообразие рифмы, богатая строфика, вся сложность русского синтаксиса. У него многообещающее будущее, и если он не получит премии в этом году - ничего, в его жизни будет еще много высших наград. Поэт из Улан-Удэ... Простите, никакой памяти на фамилии... Хансараев? Спасибо. Хансараев - это свежая, настроенная на диких провинциальных травах струя, так нам здесь в столицах необходимая. Теперь этот, нефтедоллары, короткая фамилия... Как? Ким, да. Про нефтедоллары, естественно, вырежьте. Открытие поэта состоялось несколько лет назад, и тогда награждение премией было бы гораздо уместнее, но следить за его развитием нам, читателям и почитателям, доставляет неподдельное удовольствие. Появление среди соискателей нашей старейшей поэтессы должно в какой-то мере уравновесить забвение ее имени в последние годы. Мы давно не видим, не слышим ее новых стихов, а жаль - по совокупности творчества она заслужила не только наше почтение, но и искреннее восхищение... Багров? А что Багров? Ах да, Багров! Мы вместе начинали, были самыми близкими друзьями, поэтому Багров для меня - второе я. Чеканные стихи, честное служение музе, не раз уже отмеченная скромность. Именно поэтому меня смутило то, что он пишет о Бродском. Ячество не украшает. Я навещал Бродского в ссылке тайно, репрессивные органы дышали тогда мне в спину, это знали только я и безвременно ушедший. Однажды он был заключен в местную тюрьму, по приказу из центра, разумеется. Я добился свидания с ним. Когда поднимался на крыльцо, он вышел из дверей под конвоем с двумя стальными баллонами - немыслимой силы был человек. На одном написано "кислород", на другом "выхлопные газы". Да, что было, то было... О себе? О себе предпочел бы не распространяться. О лире, которую я передал Бродскому, широкая публика знает не хуже нас с вами. А как я получал эту лиру из рук Пастернака и Ахматовой, уже слишком много сказано, чтобы повторять еще раз. Выражаю признательность жюри: столь точно и незашоренно выбирать кандидатов на Государственную премию! Благодарю за незаслуженно высокую оценку и моих трудов... Не за что... Присылайте, присылайте. (Опускает трубку.)