Неперелетные

- Еще вот, - Олла замялась, - ты тоже долины ищешь, поэтому надо бы нам разговаривать чаще, чем раз в год.

И первый раз за пятнадцать лет они ушли, отставив мне северного дэгера - небольшую, выносливую птицу, приученную передавать сообщения.═ Исправленные взяли когда-то нашу дэгру и маленькую земную пташку, галубя, кажется. Смешали их кровь, и получили выносливую красивую птицу, которая всегда возвращалась к своему гнезду. Исправленные вешали на шею птицам земные амулеты, которые запоминали речь и образы, а птицы просто переносили эти амулеты с записями далеко-далеко.

═

Ушли снега, настало время ловить рыбу, собирать сок хваи и листья игольчатки, заготавливать впрок дрова.

Я мог оставить деревню на полтора месяца, не беспокоясь даже за деда Афана, который исправно терялся раз или два за зиму. Тепло сводило пики на нет, и после пары дней весенних обострений, когда все плотно закрывали двери и в буквальном смысле болели в последние сильные пики, можно было быть спокойным до первых заморозков. ═С собой я взял лишь птицу-дэгера, в надежде, что уж если повезет найти долину, отправить сообщение Олле.

Мой путь лежал через горы, в неисследованную мною ранее область на юго-западе, почти в противоположную сторону от Черного дола. Я, как и Исправленные, искал долины, куда раньше кочевал мой народ.

До того, как пришли иномирцы, до того, как начали появляться пики, на зиму все люди перебирались в горные долины вроде Черного дола. Долины эти назывались Сердце-долинами, и с рассказов стариков вроде деда Афана, были труднодоступными, находились в горах, и имели в центре горячие источники, питавшие озеро или реку. И еще, как позже объяснили мне Исправленные, такие долины имели особую форму, что ветра там двигались иначе чем везде, и поэтому там было тепло даже в морозы. Однако летом там невозможно было находиться, потому что горячие источники дымили паром, от которого шла кругом голова. Черный дол выделял пар соотносясь со своими собственными внутренними течениями, а не с временами года, да и долина была маленькой, чтобы создавать те самые теплые ветра, и рыба в озере не водилась. Поэтому где-то рядом должна была быть настоящая Сердце-долина.

Исправленные рассказывали, что у иномирцев на их Земле были птицы, которые кочевали с севера на юг и обратно, находя путь так же как находили путь мы. Тот же их галубь.

Мы ориентировались по путям земным, по дыханию мира... Мы знали душой и телом куда нам надо идти. Видели глазами. Иномирцы называют это магнитным полем. Я не знаю что это.

Но в какой-то момент случился первый пик, и мы потеряли путь.

Дед Афан до сих пор со слезами на глазах рассказывает, как он потерял жену и сына. Они уже возвращались из Сердце-долины, пришли домой. Он успел зайти внутрь избы, а они стояли на улице и смотрели на радугу. Потом мир завертелся, и он уже даже не мог сказать, откуда они пришли, где эта долина. То, как он видел мир до этого - в сиянии всех путей земных, и как видел после - одни деревья да камни, была безумная разница.

"Если бы не помощь иномирцев, землинцев этих, народу бы еще больше погибло, эх!"

Действительно, земляне эти, так похожие на нас, свалились с неба за полста лет до Потери Пути. Они облюбовали далекий юг, какие-то острова. Говорили, они облетели все поселения, чтобы говоря с нашим миром о том, что они хотят жить на островах. Никто и не был против: острова где-то в море никого не интересовали, потому что чем теплее места, тем слабее там видно дороги. Наш путь - путь снега, дорога вьюги. Да и жили эти пришельцы больше на небе, чем на своих островах. Со своих летучих приборов и заметили, что что-то неладно. Много народу спасли.

Кто-то из наших пошел к ним, чтобы им исправили кровь и тело, чтобы не теряться и тоже людей спасать. Они стали Исправленными.

А такие как я, просто ходят сами и ищут, потому что весенние и осенние пики, самые мощные, оставляют после себя непреодолимое чувство потери, желание найти свой дом, свое сердце. А первое время искали многие - да все без толку. Потеря Пути словно что-то сломала в людях, и все смотрели на мир так, будто видели его в первый раз. А о дорогах осталось лишь смутная память, толкавшая на бесплодный поиск. Не зная когда и как накроет пик, люди легко терялись и, бывало, становились безумцами, или гибли в лесу.

═

Я шел, делая то, чего мои предки не делали никогда: путевые насечки на деревьях и памятные знаки из камней. В тоже время, я старался прислушиваться к своим чувствам. Казалось мне, что иначе долину я не найду. А ведь она была всего лишь на расстоянии двенадцати-пятнадцати дней пути! Это время общего кочевья, по словам дедов; если же одному и налегке, то дней десять. Мне казалось, что только шагая по земле, ═можно, найти Сердце-долину.

Да и до недавнего времени не было у меня надежды, что на моем веку Исправленные найдут наши Сердце-долины. Две, найденные ныне Оллой и Эрадом, были лишь малой толикой. За годы до этого Сердце-долин найдено было с десяток. В последние пару лет обнаруживались они по одной-две в год, что, конечно было мало.

Причину таких неудач понять было сложно. Из того немного, что я знал, иномирцы могли видеть весь мир с неба, видеть где тепло, а где холодно, видеть в какую сторону дует ветер. Но все же, все обнаруженные Сердце-долины были найдены при самом низком облете или пешем странствии.

Вот я ═и надеялся, что если повторю дорогу предков, то мне улыбнется удача. Уже вот как восемь лет я собирался и оставлял деревню в спокойный месяц без присмотра. Дед Афан смотрел за моим домом, а соседи заготавливали припасы и на меня. А я отправлялся каждый год в новом направлении, ища нашу память.

После недели пути я стал предельно внимателен. Здесь начиналось расстояние, где долина могла быть за каждым перевалом. Я спускался. Поднимался. Охотился. Ловил рыбу. Пытался укрыться от гнуса. И шел вперед. Моей целью были озера и долины вроде Черного дола, только куда больше.

═На расстоянии девяти дней пути я нашел долину с длинным озером в центре. Над озером клубился туман и спускаться я не стал. Стараясь идти вдоль озера, двинулся дальше по заросшим лесом горам.═ Из дальнего края начинала свое течение небольшая речушка. Вода струилась по камням и больше не несла над собой дурманящих испарений. Я спустился, и, пока поток был неглубокий, перешел речушку вброд. Скорее всего, это было начало Араты, мощной, полноводной реки, бегущей к северному океану. Я раньше много раз упирался в нее ниже по течению, и везде предо мной был бурный, непреодолимый поток.

Сейчас же я продолжил путь сквозь горы. На двенадцатый день я уперся в еще одно озеро, маленькое и круглое. И если у предыдущего пар струился туманной дымкой, то у этого стоял столбом так, что видно его было издалека. Склоны здесь были отвесные, леса меньше, да и сами деревья были другими. Меньше игольчатки и хваи, больше неизвестных мне деревьев с гладкими листьями. Обходить это озеро не спускаясь было сложно, и на середине пути я уперся в край отвесного обрыва, под которым шумел поток. К моему удивлений, из этого озера тоже бежала речушка, не мощнее или глубже предыдущей, но прорезавшей сквозь горы настоящий каньон. Подумав, я двинулся ниже по течению, и через три дня я пришел в место, подобного которому я не видел еще.

Если это место не было Сердце-долиной, то я не знаю, что должно быть.

Две речушки, встреченные мною, сливались, и, видимо, занимая котлован, разливались в озеро. Далеко-далеко, на дальнем краю его чудился поток, и я понял, что как раз отсюда изливается Арата. Воздух здесь не бурлил,═ но местами скапливался обволакивающей сознание легкой дымкой, которая несла легкую эйфорию даже на той высоте, с которой я смотрел на этот мир. Зелень леса казалась такой яркой, что я зажмурился. Не было вездесущего гнуса, видимо, из-за испарений.

Рискнув, я решил спуститься ниже. Эйфория пугала меньше, чем головокружение и потеря ориентации, как например дымка у Черного дола, тем более были видны совершенно чистые от тумана косогоры. Я спускался вниз, держась чистых мест, и понимал, что раньше здесь были люди. Зимой, под снегом, я вряд ли увидел бы след дороги или остов сруба.