Страница 8 из 79
— Ну, гад! Ну, сволочь! Так ты мне всю дорогу туфту гонишь, а я и уши развесил. — Я встал. — Последний раз спрашиваю, где твой сука шеф скрывается? — Я замахнулся.
Мелихов сжался.
— Не трожь! Не надо. В Горской он. Домик купил недавно. Тайно от всех. Только я и знаю. — Антиквар назвал адрес.
На прощанье я все-таки врезал ему. Уж больно омерзительный был человечишко. И предупредил:
— Сообщишь своему, что я у тебя был, в тот же час конец придет и тебе, и семейке твоей. — С тем я и ушел.
Чтец смирно сидел в машине.
— Пшел вон! — сказал я, он мигом выскочил и тут же исчез.
Я связался по рации с горпрокуратурой, коротко обрисовал ситуацию, попросил поспешить. Впрочем, я знал, что ребята и без моих напоминаний будут делать все оперативно.
Потом я позвонил из автомата Акимычу.
— А ведь матушка Ирина на сохранении лежит, — напомнил я ему, будто он и сам об этом не знал.
— Приезжай, Слава, будем ждать новостей из прокуратуры, — сказал Евграф Акимович.
Глава девятая
Ребята рассказывали, что брали они Зомби тихо, без пыли. Жил он в маленьком деревянном домике в поселке Горская, неподалеку от станции, без охраны. Старался быть как можно незаметнее. При обыске в старинном сундуке нашли изрядное количество ценностей в общей сложности в пересчете на валюту на семьсот тысяч баксов. Среди всего прочего были и иконы редкие и церковная утварь из Троицкой церкви. Ювелир был убит не столько из-за того, что дискос и чашу на сохранение отдал, сколько по причине возможной слежки за ним и выхода на сообщество Зомби. Кстати, подвернулась и еще одна возможность подставить отца Евгения.
Фамилия задержанного была Холопов, имя, отчество — Анатолий Федорович. Судим ранее не был. Работал много лет кладовщиком. Последние годы не работал.
О подробностях его преступной деятельности рассказывать не буду. Скажу только, что специализировался Зомби на русском антиквариате. Были за ним и грабежи, и контрабанда, и убийства. Гордился, сволочь, что за столько лет не засветился ни разу.
Внешность Холопова действительно соответствовала кличке. Среднего роста, худой до невероятности, лицо длинное, щеки впалые, черные глаза, глубоко посаженные, горят лихорадочным недобрым огнем, кожа на лице бледная и словно прозрачная. Впечатление такое, что все кости наружу. Одним словом — череп ходячий.
Конечно, следователя, да и нас с Акимычем в первую очередь интересовал таинственный препарат на основе клеток живых организмов, вернее, неродившихся существ.
— Литературой научной и популярной интересоваться надо, — с усмешкой сказал Анатолий Федорович. — Мне вот приперло, я и занялся.
— Ну так просветите уж нас, неучей, — сказал следователь.
— А все просто! С помощью препарата, сделанного на основе органов или железок неродившегося животного или человека, возможно излечение от смертельных болезней или, к примеру, омоложение, избавление от импотенции. — Он с усмешкой взглянул на сидевшего в сторонке Акимыча. — Если такое явление, к примеру, в тягость кому-либо. То есть берется пятимесячный или шестимесячный выкидыш, у которого отсекаются определенные органы, замораживаются на специальной аппаратуре. Потом из этих ненужных, выкинутых предметов изготавливается чудо-лекарство.
Этот ублюдок так и сказал: «ненужных, выкинутых предметов».
— Кто же изобрел этот… метод?
— Работал над ним некий Майк Молнер. Сначала в Штатах, потом в Швейцарии. Кое-какие секреты передал нашим медикам. А они у нас талантливые, на лету схватывают. Да и Молнер деньгами помог, аппаратура больно дорогая.
— Давайте уточним ваше участие в этих делах.
— Я участвовал как лицо заинтересованное. У меня рак в предпоследней, а может, и в последней стадии. Мне жить осталось считанные месяцы. Не взяли бы вы меня, может, стал бы я первым в России или даже в мире человеком, излеченным с помощью нового препарата. Во все энциклопедии вошел бы. Глядишь, сослужил бы и добрую службу людям. Не все же в бандитах ходить.
— Так что же до сих пор препарат не получил? Ты же посылал уже однажды Онучина в «командировку» в Москву?
— То были органы развившегося эмбриона овцы. Мне из Швейцарии привезли. Там вроде есть порода овец, у которых иммунитет к раковым заболеваниям. Да что-то не получилось у наших очкариков. Говорят, из человеческого материала надежнее. Вот и я так подумал.
— Вот и в концлагерях эсэсовские врачи считали, что с «человеческим материалом» работать надежнее. Да они и за людей-то не считали тех, над кем опыты проводили.
— А в данном случае и впрямь человека как такового еще и нет вовсе. Мало ли баб аборты делают. И преступлением это никто не считает. А кое-кто срок пропустит, спохватится — и к врачу. Так ведь искусственные выкидыши — тот же самый аборт. А скольким людям спасение!
— И ты, значит, договорился, вернее купил врача, чтобы тебе этот «человеческий материал» предоставил? — Следователь, видно, сам не заметил, как перешел с ублюдком на «ты».
— Договорился. А чего не договориться! Ему все равно куда отходы девать. А тут деньги большие.
— И давно у вас договоренность состоялась? И с кем?
— Давно. С доктором… — И Зомби назвал врача из больницы, где лежала Ирина Дьяконова. — Да только случая подходящего не было. От бомжих да наркоманок мне клетки не нужны. Я тоже не дурак. В наследственности понимаю кое-что.
— И когда в больницу легла Дьяконова, вы решили, что это и есть тот самый случай, так? — вмешался Евграф Акимович.
— Так. Хотя о Дьяконовых разговор особый. У меня с ними давние счеты… Можно сказать, с самой юности.
— Вы позволите? — обратился Акимыч к следователю. Тот молча кивнул.
— Так расскажите, за что вы так Дьяконовых невзлюбили? — спросил Стрельцов.
— Женька жить не должен! — ощерился Зомби. — Еще бы немного, и сдох бы он… А я бы еще пожил… С помощью ихнего «материала».
— Да откуда такая ненависть?
— Он всегда меня обходил! Женька и сильнее, и ловчее! И девушки его любят! А я, вишь ли, урод! В школе вместе учились, вроде не разлей вода были. А я его уже тогда невзлюбил. Потом в семинарию вместе поступили. Меня из третьего класса выгнали за непристойное поведение. А причина — Ирина Панина. Оба мы за ней ухлестывали. А меня обвинили, будто я ее чуть ли не изнасиловать пытался. Евгений семинарию окончил, женился на Ирине, со временем настоятелем стал. А я как был уродом, так и остался. Я давно поклялся себе, что отомщу. Холил в себе ненависть, лелеял, мечтал… Ох, как я мечтал!.. Но малость не успел… Опять Женюша обошел меня, хоть крови я ему попортил немало. Надеюсь, сынок теперь с иглы не слезет. А это уже не человек! Да и с Ириной вы небось не успеете. Ей сегодня с утра должны были операцию делать… — Лицо Зомби осветилось подобием улыбки. — Хоть и не попользуюсь, но… одним Дьяконовым на свете меньше.
Следователь вышел в коридор. Я тоже сорвался с места.
Со Смолиным мы приехали в роддом к двенадцати часам. Дьяконова была в палате. Цела и невредима. А вот врача, нужного нам, в больнице не было. Накануне его случайно задела крылом машина. Легкие ушибы, перелом мизинца на левой руке. «Божья воля сильнее дьявольской», — подумал я. Сестричку, которая в паре с ним должна была работать, мы задержали и привезли в прокуратуру. Поплакала, потом призналась, что согласилась помочь доктору. Польстилась на деньги, естественно, все на те же зеленые!
Вечером я сидел дома один и пил водку. Хотел заглушить омерзение к людям, да и к себе тоже.
Впрочем, моя ненависть была криком рассерженного младенца по сравнению с той, что холил и лелеял в себе гражданин Холопов Анатолий Федорович, по кличке Зомби. Это была какая-то особая, патологическая ненависть, которая сжигала его изнутри, выжгла душу, да и тело! Долгие десятилетия носить в себе это одно-единственное чувство, подчинить ему все свои поступки, все замыслы и планы… Всю жизнь посвятить ненависти!..
Водка кончилась, но ни облегчения, ни опьянения я не чувствовал.