Страница 67 из 79
— Жаждете убедить их, что вы ни при чем?
— Я смогу это сделать. Еще три, максимум четыре дня, и будут готовы доказательства, что гибель азербайджанцев не является местью за Чернова. А пока я вынужден сидеть здесь с этой бестолочью.
— И горцы поверят?
— Безусловно. Мои аргументы безукоризненны.
— Браво. Догадываюсь, каковы их аргументы.
— Нет, послушайте внимательно. Кто-то убивает Диму. Это железно не азербайджанцы, я им верю. Потом кто-то устраняет азербайджанцев. Я невиновен. Они поверят мне. Из этого напрашивается вывод: кто-то пытается стравить две группировки. Этот кто-то убил Диму, затем, когда ход не сработал, убил моих противников. А теперь поймите: насколько упрочатся мои позиции, если этот кто-то будет обнаружен.
— A-а… И вы жаждете, чтобы я его обнаружил. Потом вы заявляете: «Друзья! Перед вами тот, кто строил эти маленькие пакости. Давайте жить дружно». Поправляете бант, мяукаете, и все в ажуре.
— Никита Валентинович, избавьтесь от столь вызывающего тона. Ваша профессия — ловить преступников. Я предлагаю вам поймать преступника. Сегодняшнее правосудие вряд ли способно его покарать. А я — в силах. Вы находите убийцу Чернова, я обвиняю его в убийстве кавказцев, и справедливость торжествует. Условия взаимовыгодные.
— Как в книжке у Кивинова.
— Верно… Ах, вот что. Какая сумма вас устроит? Сто тысяч долларов?
— Ого! А может, лучше скромная однокомнатная квартирка в центре города?
— Договорились. Итак, вы согласны?
— He-а. Пока. Парочка вопросов. Невиновность азербайджанцев вне сомнения?
— Безусловно.
— Деловые партнеры?
— Однозначно нет.
— Кто-нибудь изнутри?
— Я своих на улице не узнаю. И даже не знаю купленных ментов.
— Их много?
— Порядочно. Патрульные покупаются через посредников, с операми Чернов лично встречался. Кого не удавалось купить, с тем дружбу заводил. Причем совершенно искренне. У него такой метод. Однажды Чернов с полковником Шанкаренко подружился и часто шутил: «Это лучший служебный друг», а еще…
— Достаточно. Вопрос в другом. Кто тогда? Мнения?
Миша всем видом показал полную растерянность. А я размышлял. Заманчиво поймать убийцу. Но ведь и Кротков — убийца. Менять шило на мыло… Я в конце концов согласился. Спросите почему? Ответ напрашивается следующий: Никита Чернышев — полный идиот. Впрочем, серьезного резонанса открытие не вызвало. Это известно уже давно.
— Михаил Олегович, у меня только два условия. Пункт первый: вы немедленно даете мне адреса ближайших друзей Чернова и тех, с кем он встречался чаще всего.
— Это легко.
— И пункт второй. Лишь только возникают подозрения, что смерть Димы — результат деятельности какой-либо преступной группы, я тут же отваливаю в сторону. Берегу жизнь.
— Никита Валентинович, неужто так страшно?
— Боится ли солнце, когда его закрывают тучи? Боится ли дерево, когда его пожирает огонь? Боятся ли волосы расчески или ногти ножниц? Стоит ли речке бояться бензина? Карандашу — точилки? Щетине — бритвы? Ответ един во многих лицах. Разумеется, нет.
— Тогда в чем смысл этой белиберды?! — резонно изумился Кротков.
— Все эти вещи существуют в разных измерениях. Они не боятся друг друга. Просто стараются избегать встреч.
Глава 4
Нажал кнопку — и вы на экране.
Нажал на другую — и вас уже нет.
Непринцев матерился. Матерился громко, механически, не прилагая к этому ни малейших усилий. Ругательства слетали с языка, а вслед появлялись другие. Теняков долго терпел, и все же сломался:
— Чего шумишь?
— Как же мне, Сереженька, не плакати. Налетел ворог в злобном лике экспертов на землю русскую. Неделю, сволочи, результатов экспертизы не представляют пред мои светлые очи. А маньяк-то не дремлет холодной ноченькой. С-скотина.
— Опять?
Теняков поднял голову и сунул в рот сигарету. Паша ему искренне позавидовал.
— Одолжи штучку.
— Ты куришь?
— Балуюсь, когда нос заложен… Спасибочки… Сегодня утром труп в Парке Победы. Московском. Из-подо льда вытащили. Любовь Головнина. С перерезанной глоткой. Точь-в-точь как Андреев обещал.
Сергей о беседе с Костиком слышал. И потому заинтересовался.
— Чего ж ты ему не поверил?
— Пойми! — Непринцев со злости грохнул кулаком по бумагам. — Я себе представить не мог, что Костик в курсе хоть чего-нибудь. Я шел к нему, стараясь узнать побольше о характере Ани! Думал, она спешила на свидание с убийцей, и пытался сообразить, где они могли познакомиться. А Костик стал пороть херню. А потом он заявляет, что следующей станет Люба. Просто потому, что ему так кажется! Что, я должен поверить?! А Судашева обрисовала психа. Нисколько он на Андреева не похож. Я должен верить?!
— Ладно, ладно, уймись. А эксперты?..
— Фигня какая-то. Там три нитки. Шерстяных вроде. Не Аниных — значит, психа. Всего-то и нужно заключение дать, откуда они взялись? Молчат.
— И будут молчать. Будто первый раз. Сходи сам.
Непринцев фыркнул. Достал гигантских размеров носовой платок. Высморкался. Сложил платок и запихал в карман смокинга.
— Лучше смотаю к Андрееву. Побазарить стоит.
— Да уж, — криво усмехнулся Теняков. — И вези его сюда.
— А что ему предъявить? «Ты утверждал, что следующей будет Люба». Он в отказ: «Происки буржуазной пропаганды». Или капиталистической прессы. Пока нет веского, но глупого слова экспертов, он чист. Я даже «наружку» за ним не могу послать: людей мало. Побазарю и попрусь экспертам жирные морды бить. Дай Бог, больше никого убить он не успеет.
— Про экспертов ты зря. Им тоже несладко.
— Как и всем. О’кей, я смываюсь. К отцу народов. В смысле, маньяку Андрееву. Авось чего выгорит.
И Паша моментально уехал к Андрееву, по пути репетируя сценарии развития диалога.
Против ожиданий Костик и на сей раз встретил гостя ласково, хотя и в малость затрапезном виде: грязном синем комбинезоне и разноцветных перчатках. Тщательно оглядев молчащего Непринцева, Андреев вежливым жестом предложил пройти в прихожую и закрыл худосочную дверь.
— Что, Любочку отыскали?
— Откуда знаешь?
— А иначе зачем вы здесь? Просто так сюда не ходят. Или обвинять, или умолять помочь. Третьего не дано. Я редко ошибаюсь, вот и сейчас угадал.
— Угадал… Откуда про Любу узнал, Глоба?
— Интуиция. Садитесь, поговорим. Что с вами делать, уж больно резать противно. У вас интуиция отсутствует, думать тяжело, однако служите ради Отечества. А я беспомощен, грязен и ничтожен, однако интуиция присутствует. Тренируйтесь. Соображай вы чуть лучше, поймали бы убийцу уже после первого преступления.
— Ты знаешь, кто он?
— Догадываюсь. Большего от меня не добьетесь, гражданин Гадюкин. Всего только догадываюсь. А вы уверены. Сомневаюсь, что люди разделят вашу точку зрения.
— Слушай, одолжи перчатки. У тебя не квартира, а холодильник.
— Всего лишь десять градусов, порядок. А перчатки не мои. Матвей забыл.
— Ты Любу убил?
— Какая глупость.
— Тогда откуда ты все знал? Откуда?
— Слушайте внимательнее. Не скажу.
— И тебе не жалко погибших?
— Нисколько.
— А живых?
— Живых жалко. Но, когда они умрут, жалость исчезнет.
— Глупость! Бред!
— Каждый рассуждает в силу данных ему Богом умственных способностей. А я умнее вас. Поскольку мы на разных полюсах, разговор теряет смысл.
— Умнее ли?
— Естественно, так же, как и всех прочих. Устройство мира несовершенно. Есть умные и остальные. Никто этого не понимает, потому что это выше их уровня восприятия Вселенной. Они могут приблизиться, но обогнать меня — никогда. Одна мамзель призналась: «Я восхищаюсь твоим умом», но в ее устах сие прозвучало подобно насмешке. Я не обижаюсь. Придет время, они поймут. И скоро.
— Как доказывать будешь?
— Молча. Само докажется. Автоматически.