Секреты

— А что с ней? — спросила Хонор.

Джим смутился.

— Ты не слышала?

— Не слышала о чем?

— О Майкле.

— Только не говори мне, что его убили! — Хонор быстро села.

— Ну, «пропал без вести», «считают погибшим», но это практически то же самое, не правда ли? — сказал Джим, потом, увидев пораженное лицо Хонор, потянулся и погладил ее по руке. — Прости, Хонор. Я думал, ты уже слышала. Она получила телеграмму неделю назад.

— Такой славный мальчик, — вздохнула Хонор, и у нее на глазах выступили слезы. — Как это случилось?

— Его подстрелили над Германией, так, по крайней мере, говорят, — ответил Джон, стаскивая с рук митенки и сгибая и разгибая пальцы. — Она очень тяжело это переживает, ну ты ведь лучше остальных знаешь, какая она. Ее соседка рассказала мне сегодня утром, что прошлой ночью миссис Бэйли выходила на улицу в ночной рубашке. Она не отдает себе отчета в том, что делает!

— Его могли захватить в плен, — предположила Хонор. — Я слышала, что проходят недели, даже месяцы, пока просочатся новости.

Джим пожал плечами.

— Это кажется маловероятным. Судя по всему, к ней приходил кто-то из эскадрильи Майкла, он видел его самолет в огне и не видел, как Майкл катапультировался.

— Хорошенькое утешение, — угрюмо произнесла Хонор. — Он не мог дать ей какой-нибудь надежды?

Она снова поднялась, чтобы приготовить чай, но, увидев жестяную коробку от чая, который принес ей Майкл, когда они только познакомились с Адель, она расплакалась.

— Ну, Хонор, не надо так волноваться, — озабоченно сказал Джим. — Лучше бы я тебе не говорил.

— Хорошо, что я узнала это от тебя, а не из сплетен в магазине, — сказала Хонор, шмыгая носом сквозь слезы. — Я так его любила. Знаешь, я всегда надеялась, что между ним и Адель что-то будет. И его матери я тоже сочувствую, он из всех ее детей был ближе к ней. Что же она теперь будет делать?

Джим грустно покачал головой.

— Если она не возьмет себя в руки, ее экономка уйдет. Я слышал, она уже сто раз собиралась уйти, любому терпению приходит конец.

— Ну, надеюсь, она продержится какое-то время, — возмущенно сказала Хонор. — В такие времена у многих крыша поехала. И с этим ничего не поделаешь. Я помню, что чувствовала, когда умер Фрэнк.

— А ты на самом деле не столько кусаешь, сколько лаешь, — поддразнил ее Джим. — Ты очень добрая женщина.

Хонор улыбнулась бесцветной улыбкой.

— А дети все еще считают, что я ведьма?

Он покачал головой.

— Эта чепуха уже давно умерла, с тех пор как появилась Адель. А сейчас у тебя появилась еще и Роуз, и она слишком хорошенькая, чтобы быть дочерью ведьмы.

— Я иногда думаю, что мы все втроем заколдованы, — грустно сказала Хонор. — У нас всех была очень беспокойная жизнь.

— Ну вот, это непохоже на тебя, — сказал Джим с выражением озабоченности на своем добром лице. — Я всегда считал тебя стойкой женщиной.

Хонор печально покачала головой.

— Нет, Джим, я не такая. Я просто старая женщина, которая делает что может, чтобы как-то прожить.

Джим оставался еще какое-то время, и они поговорили о карточках на продукты и о том, как им повезло по сравнению с городскими жителями, которые не могли рассчитывать на кур и домашние овощи. После его ухода Хонор прилегла на кушетку, натянула на себя шаль и заплакала. Она знала в глубине души, что Адель никогда не переставала любить Майкла. Да, она ходила на свидания с другими молодыми мужчинами, она не спрашивала больше, есть ли от него новости, но она никого не могла обмануть. Его смерть будет для нее большим горем. Хонор была уверена, что Майкл мертв, если его самолет загорелся.

Но она плакала не только из-за Адель, но и из-за Эмили Бэйли. Хонор однажды случайно встретилась с ней в Рае во время Битвы за Англию и спросила ее о Майкле. Эмили было явно приятно поговорить о нем с человеком, который хорошо его знал. Она говорила о нем с большой гордостью, но выглядела напряженной и худой, с мешками под глазами от бессонных ночей.

С тех пор как Хонор попала под бомбежку, она по-настоящему почувствовала, что такое беспокойство и ужас. И все же она напоминала себе, что Адель почти все время работает в палате, расположенной в метро, а если выходит на улицу, то всегда может спрятаться в бомбоубежище, если включат сирену. Эмили же не могла успокоить себя такой мыслью. Она знала так же хорошо, как остальные, что шансы пилота выжить в подбитом самолете ничтожно малы.

И еще Хонор знала, что, если бы Адель погибла, она не вынесла бы этой потери. Она даже не захотела бы попытаться. И она догадалась, что именно так должна чувствовать себя Эмили. Сердце подсказывало Хонор, что она должна надеть пальто и ботинки и пойти в Винчелси повидать ее. Но она знала, что может не дойти так далеко — если она поскользнется на льду, то может снова сломать ногу. Вместо этого она напишет письмо, возможно, Эмили немного утешит, если она будет знать, что кто-то сопереживает ей.

Была половина третьего, когда Роуз вышла из Рая, направляясь домой, но уже смеркалось. Во всех магазинах были длинные очереди, и хотя ей удалось купить масло для ламп, немного сыру, сливочного масла и чаю, нигде не было сахара. Она провела в пабе больше времени, чем намеревалась, но было так здорово пофлиртовать с двумя солдатами в увольнительной. Ее мать не одобрила бы этого, но если бы Роуз время от времени не могла выпить пару стаканчиков в мужской компании, она перегрызла бы ей горло.

Когда паб закрыли, она бросилась в библиотеку и теперь беспокоилась, что так надолго оставила Хонор одну.

Но день был хорошим, несмотря на мороз. Стояние в очередях хотя и отняло у нее время, но это не было скучно. Все болтали и смеялись, и она встретила несколько женщин, с которыми когда-то ходила в школу, и обе были очень довольны встрече с ней. Ее циничная натура подсказала ей — они поговорили с ней, надеясь, что она подбросит им пару-другую тем для сплетен, но все равно ей было приятно возобновить знакомство. Она была очень тронута, узнав, что обе они считали, что Адель приехала к бабушке жить, потому что Роуз болела. Она не ожидала, что мать прибегнет к спасительной лжи, чтобы избавить Адель от неловкости и стыда. Раньше она, вероятно, приукрасила бы свою «болезнь», чтобы вызвать сопереживание, но сейчас просто пожала плечами и сказала, что Хонор была лучшей матерью, чем она.

Несмотря на то что она добралась до библиотеки поздно, ей удалось опередить одну женщину и взять «Унесенные ветром». Она уже несколько недель охотилась за этой книгой, но как бы ни хотела погрузиться в чтение вечером, чувствовала, что обязана Хонор и должна дать ей прочитать книгу первой.

В общем и целом Роуз была вполне довольна собой, потому что, вероятно, впервые за свою взрослую жизнь она почувствовала себя счастливой. К ее крайнему удивлению, она совсем не скучала по Лондону и как только приспособилась к ведению домашних дел в коттедже, даже начала находить в них удовольствие.

В тот день, когда она вылила все свои обиды Хонор, атмосфера разрядилась. Ее поразило, что мать способна признать свои ошибки. Впрочем, за последние месяцы Роуз приятно была удивлена, что мать совсем не соответствует образу безразличной, ханжеской и своевольной женщины, который она создала у себя в голове на протяжении стольких лет.

По сути, Хонор была хорошей компанией. У нее было живое и часто злое чувство юмора. Она была приземленной, прямой и очень практичной. Разумеется, были дни, когда они огрызались друг на друга, но для людей, которые долго живут одни, всегда тяжело чье-то постоянное присутствие рядом. Сначала Роуз обижалась на то, что должна прислуживать матери, а Хонор сильно подозревала Роуз во всем, что она говорила и делала. У них обеих не прошла еще горечь друг на друга, но Хонор очень любила повторять: «Рим не за один день строился».

И все же, по большому счету, было намного больше смеха, чем скандалов, и у Роуз часто возникали моменты нежности к Хонор, особенно когда она стоически терпела боль и неподвижность.