Секреты

— Как ты думаешь, я могла бы быть медсестрой? — спросила вдруг Адель.

— Медсестрой?! — воскликнула Хонор. — Как только эта мысль пришла тебе в голову? Мне казалось, ты уже достаточно нахлебалась работы на побегушках.

— Это не то же самое, что работа прислуги, — возразила Адель. — Это настоящая, нужная работа. Я знаю, что мне исполнится восемнадцать только летом, но, возможно, стоит навести справки.

Хонор какое-то время размышляла об этом, довольная, что ее отвлекли от мыслей о Бэйли.

— Из тебя выйдет хорошая медсестра, — сказала она наконец, Она действительно думала, что Адель стала бы первоклассной медсестрой: у нее было терпение, умение сострадать и масса здравого смысла, а еще она была сильной и способной. Но раскрывать свои самые глубокие мысли было не в характере Хонор.

Адель в любом случае казалась удовлетворенной ее ответом и продолжала рассказывать, что эта мысль пришла ей в голову вчера вечером, когда она лежала в постели, и что она сможет подать заявление в больницу в Гастингсе. Похоже, она в самом деле все хорошо продумала, включая тот факт, что, если ее примут учиться на медсестру, ей придется жить в общежитии для медсестер.

— Что это было такое? — вдруг прервала ее Хонор, услышав хруст камешков снаружи. Она поднялась и выглянула в окно — как раз вовремя, чтобы увидеть Ральфа Бэйли, исчезавшего в конце улицы. — Ну, этого и следовало ожидать, у него даже не хватило смелости постучать в дверь.

Адель подпрыгнула.

— О чем ты? — спросила она.

— Это был Ральф Бэйли. Он подполз, как вор, ночью с твоими вещами, положил их на порог и скрылся. Он, вероятно, оставил машину на том конце улицы, иначе мы бы услышали.

Адель подошла к двери и открыла ее. Маленький чемоданчик, с которым она уезжала в Хэррингтон-хаус, стоял на пороге.

— О Боже, — вздохнула она, подняв чемоданчик и внося его в дом. — Они не вернули мое пальто, я думаю, забыли о нем.

Хонор пришлось признаться ей.

— Твое пальто в моей комнате, я забрала его вчера, — сказала она.

Адель не произнесла ни слова, пока бабушка в общих чертах обрисовала ей, что произошло, пока она спала. Она сидела на стуле у печки с отсутствующим выражением на лице, в нем не было ни одобрения, ни осуждения.

— Я еще вытянула из них десять фунтов, — закончила свой рассказ Хонор. — Я только попросила плату за две недели вместо предупреждения об увольнении, но не собиралась говорить, что это слишком много.

Адель по-прежнему молчала. Она поднялась и открыла чемодан. Сверху на одежде и паре книг лежал конверт.

— Это рекомендательное письмо, — охнула она, заглянув внутрь конверта. Она быстро прочла его и улыбнулась. — Что же ты такого им наговорила, что они так переменились?

— Прочтешь мне? — спросила Хонор.

— «По месту требования», — прочла Адель.

«Адель Талбот была моей экономкой в течение полутора лет. Она была честной, старательной и очень трудолюбивой. Я с глубочайшим сожалением была вынуждена расстаться с ней в связи с моими переменившимися обстоятельствами.

Искренне,

Эмили Бэйли».

— Ну, это просто невероятно! — воскликнула Адель. — Что за поворот! Это ты ее заставила написать, бабушка?

— Заставила? Конечно нет, — сказала бабушка. — Я только указала ей, что неплохо бы дать тебе рекомендацию. Но судя по тону, она сожалеет, что потеряла тебя.

— Я надеюсь, что с ней все будет в порядке, — вздохнула Адель. — Она на самом деле не может сама о себе позаботиться.

— Ну а теперь послушай, — сказала Хонор грубовато, — ты больше не потеряешь ни одной минуты, думая об этой женщине, Мы все пожинаем, что посеяли. Я знаю, что ее муж хам, но это не мешает ей научиться стелить постель или готовить еду. О ней должна беспокоиться ее семья, а не ты.

— Не думаю, чтобы о ней кто-нибудь беспокоился, кроме Майкла, — устало сказала Адель.

— Ну, в этом тоже ее вина, — резко сказала Хонор.

— Значит, это была твоя вина в том, что Роуз не заботится о тебе? — дерзко спросила Адель.

Хонор разозлилась.

— Я отдала Роуз всю мою любовь, — возмущенно сказала она. — Она просто эгоистичная девчонка.

— Почему ты никогда не рассказывала мне, что между вами произошло? — спросила Адель.

— Это не имеет ничего общего с тобой, — сказала, обороняясь, Хонор.

— Я думаю, что это все меня касается, бабушка, — возразила Адель чуть более резким тоном. — Это повлияло на то, какой матерью стала Роуз. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне.

Хонор вздохнула. Она давно знала, что ей нужно поговорить с Адель о Роуз, как о прошлом, так и о недавних событиях. И все же никак не подворачивался нужный момент. Но, вероятно, сейчас был именно такой момент. Адель стала почти взрослой и достаточно зрелой, чтобы понять.

— Я уже рассказывала тебе, что дедушка вернулся с войны контуженым, — осторожно сказала она. — На самом деле очень трудно хорошо объяснить, что это такое, это нужно пережить, чтобы понять. Фрэнк целыми днями сидел там, где ты сейчас сидишь, — сказала она, указывая на любимое кресло Адель у печки. — И он просто сидел и смотрел в пустоту. Время от времени испуганно дергал головой, будто слышал рядом с собой звук выстрела. И все время что-то делал пальцами, перебирал пуговицы, выбившиеся нитки из брюк, часто царапал до крови лицо. — Она на секунду приостановилась, не зная, привести ли более яркие примеры или сохранить Фрэнку какое-то достоинство.

— Это было несправедливо, — сказала она горячо. — Фрэнк всегда столько смеялся, у него были безумные идеи, он мог говорить абсолютно обо всем, но Фрэнка, которого я любила, больше не было. На его месте был ушедший в себя, нервный и часто путающий своим поведением незнакомец, который требовал от меня столько сил и терпения, что я временами чувствовала, что не справляюсь с этим.

Адель понимающе кивнула.

— Но именно в тот день, когда все это произошло с Роуз, — продолжала Хонор, — я после долгого времени увидела в нем небольшое улучшение. Это был 1918 год, война еще тлела во Франции, и был конец весны. Мы вместе вышли на короткую прогулку во второй половине дня, и он не бросился на землю, как делал это раньше. Он смог выпить чашку чая без посторонней помощи, пролив лишь несколько капель, и сказал мне, что любит меня. Это значило больше, чем что-либо другое, — видишь ли, он мало разговаривал все это время, а когда разговаривал, просто разражался монологами о тех ужасах, которые видел на войне. По большей части он даже, казалось, меня не узнавал.

— А где была Роуз?

— Работала в гостинице, — сказала Хонор. — Но она должна была вернуться домой, как только постелет кровати на ночь. Я ждала с нетерпением ее прихода, чтобы рассказать об улучшении с отцом, и решила отметить этот случай, подарив ей платье, которое сшила тайком от нее.

Хонор откинулась назад на кушетку, прикрыв глаза, и Адель поняла, что у нее снова всплывают в памяти эти события, по мере того как она рассказывает о них.

— Уже начинало смеркаться, когда она вышла из своей спальни в этом платье, — сказала она.

Хонор помнила все так ясно, будто это случилось сегодня. Стоя был накрыт для ужина, Фрэнк сидел в своем кресле у огня, а она зажигала масляную лампу, когда Роуз вышла из своей комнаты, Она повернулась, полностью уверенная, что Роуз будет рисоваться в дверном проеме, хихикать, кружиться по комнате и демонстрировать себя в новом платье.

Со светлыми волосами, красивым лицом и великолепной фигурой Роуз была хороша в любой одежде, но в тот вечер, когда Хонор оглядела ее, то увидела, что она выглядит совершенно ошеломительно, потому что голубое платье удивительно шло к ее глазам. На нее тут же нахлынула гордость и удовлетворение от того, что долгие часы, которые она провела за шитьем платья, были потрачены не напрасно.

Но Роуз не кружилась и не хихикала. Она недовольно сморщилась.

— Оно ужасное, — сказала она, взявшись за длинный пор с отвращением, будто платье было сделано из грязной мешковины. — Как ты можешь думать, что я буду его носить? Платье для школьной учительницы.