Секреты

Адель посмотрела на себя в зеркало долгим строгим взглядом и очень хорошо увидела то, что не одобрило бы окружение Майкла. Постоянный ветер и солнце сделали цвет ее лица почти таким, как у цыганки. Ее руки были грубыми, она грызла ногти, она носила волосы распущенными, и солнце выжгло их прядями, тогда как городские девушки носили шляпы и делали перманент в парикмахерской. Даже ее зеленовато-карие глаза говорили о том, что она дикое создание. Ее взгляд был слишком смелым, и она редко краснела и хихикала, как ее школьные подруги.

Она думала, сможет ли посещение парикмахерской и покупка новой одежды сделать из нее элегантную молодую женщину, такую, как в кино, но почему-то сомневалась в этом. Даже если бы Адель каким-то чудом смогла найти деньги, это не изменило бы ее походку, ее глаза и то, какая она внутри. Она стала такой, живя в диком месте: у нее были мышцы от тяжелой работы, от того, что она бегала по полям и рубила дрова. Ничто не смогло бы превратить ее в нежный тепличный цветок.

Майкл снова не писал месяца два, и к этому времени она решила, что он нашел себе более интересное занятие, чем мечты о такой неподходящей девушке. И это вроде бы подтвердилось, когда он снова написал и сказал, что учится водить и его отец собирается купить ему машину, если он хорошо сдаст экзамены. Письмо было написано так неестественно, будто он писал своей тетушке, а не девушке, которую поцеловал и сказал, что надеется, что она будет его ждать.

Потом писем не было, только поздравительная открытка на Рождество ей и бабушке, поэтому Адель была изумлена, когда Майкл снова появился в мае на синей спортивной машине и в великолепном темном костюме. Он сказал, что приехал в Рай забрать некоторые документы от поверенных дедушки и в тот же вечер едет обратно.

За чашкой чая он рассказывал о предстоящем поступлении в Оксфорд в октябре, сочувствовал Адель, у которой все еще не было постоянной работы, расспрашивал Хонор о ее вине и консервах, но казался очень официальным и взрослым.

Потом Майкл спросил обеих, не хотят ли они прокатиться с ним в машине в Гастингс. Хонор сказала, что у нее много дел, но убедила Адель поехать.

И только когда они очутились в Гастингсе и гуляли по набережной, она увидела в нем прежнего Майкла, и он вдруг выпалил, что в доме совсем плохая ситуация.

— Это все из-за Хэррингтон-хаус, — сказал он, имея в виду дом в Винчелси. — Отец хочет продать его, но, похоже, дедушка оставил его в наследство матери, и отец ничего не может сделать без ее позволения. Мама не соглашается, и они теперь все время скандалят. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой из школы, они меня в это втягивают. Это ужасно. Скорее всего, я уеду в Европу на летние каникулы, потому что просто не могу представить, что все лето буду с ними в самом разгаре их войны.

Потом они поехали в Фэрлайт-Глен и там погуляли, и он спросил Адель, правильно ли он поступает с ее точки зрения.

— Может быть, тебе следует отдать машину отцу и на лето найти работу где-нибудь отдельно от них? — спросила она чуть резковато. — Таким образом ты станешь независимым. Пока ты берешь у них деньги, они ожидают, что ты будешь выполнять все их команды.

Он рассмеялся и потрепал ее по голове.

— Какая мудрая маленькая девочка, — сказал он скорее с нежностью, чем с насмешкой. — Тебе еще нет шестнадцати, а ты уже мне говоришь, чтобы я не был паразитом.

— Я не это имела в виду, — сказала она запальчиво. — Вряд ли я могу так утверждать, я же живу за счет бабушки! Я просто думаю, что работа будет для тебя намного лучшим поводом отделиться от них. Поехать путешествовать — это выглядит так, будто ты хочешь сбежать.

— Да, пожалуй, так оно и выглядит, — сказал он задумчиво.

Майкл больше ничего не говорил о своих проблемах, и они снова общались легко и непринужденно, так, как в первый раз, Когда он отвез ее домой, он зашел попрощаться с бабушкой и ушел, сказав, что будет писать.

Адель потянулась к прикроватному столику, взяла письмо, которое он написал ей через несколько дней после этого визита, и начала читать.

Дорогая Адель!

Я просто хотел поблагодарить тебя за то, что ты выслушала меня со всеми моими проблемами. Ты умеешь слушать лучше всех, кого я знаю, но возможно, это из-за того, что вы с бабушкой ведете такую жизнь, близко к природе и чувствуя времена года. Я завидую тебе, что ты живешь такой жизнью, я же окружен предвзятыми людьми с крикливыми голосами, которые не заботят ни о чем, кроме материального. Я тоскую по тишине и покою болот. Я всегда буду ценить золотые времена, которые мы проводили вместе, и даже если я не послушаю твоего совета и все-таки поеду путешествовать по Европе, часть меня будет с тобой.

Ты никогда не раскрывала мне своих тайн, но я знаю, что они у тебя есть, иначе ты не могла бы настолько хорошо понимать других людей. Может быть, эти тайны слишком больно раскрывать? В этом случае ты, вероятно, считаешь меня немного слабаком, потому что я все время жалуюсь на мою жизнь в семье.

Я надеюсь, что ты скоро найдешь работу; я буду думать о тебе, чем бы я ни занимался этим летом.

Мои самые наилучшие пожелания,

Майкл.

У Адель всегда немного ком стоял в горле, когда она читала это письмо, а сегодня еще больше, потому что она чувствовала себя одинокой. Она, как могла, пыталась забыть свои романтические мысли о Майкле. Она слишком хорошо знала, что дальше мыслей ничего не пойдет. Но все равно это не могло помешать ей мечтать. Он не последовал ее совету, как она и предполагала. Три открытки с короткими сообщениями пришли из Парижа, Рима и, наконец, из Ниццы. Она сомневалась, что после того, как он увидит эти места, он когда-нибудь захочет вернуться к болотам Ромни.

Хэррингтон-хаус выглядел заброшенным. Адель время от времени ездила туда на велосипеде посмотреть, происходят ли какие-нибудь изменения. Это был внушительный дом из красного кирпича с двумя фасадами, которому было более двухсот лет, но окна были пыльными, и крыльцо, выходившее прямо на мостовую, было усыпано мусором, который принесло ветром. Похоже было, что никто не был в этом доме со времени последнего приезда Майкла.

— Нет смысла о нем думать, — сказала она грустно. — Если ты даже не можешь найти работу, как ты можешь надеяться удержать его в друзьях?

На следующее утро, проснувшись, Адель увидела кровь на своей ночной рубашке. Она тут же поняла, что это такое, поэтому была рада, обнаружив, что с ней все нормально.

— Ну, это объясняет твое поведение вчера вечером, — сухо сказала бабушка, когда Адель сообщила ей. — Я в эти дни всегда хандрила, это признак того, что чувства меняются, когда становишься женщиной. Ты в прошлом получила горький урок того, какими могут быть мужчины, поэтому я уверена, что мне не нужно тебя предупреждать, чтобы ты остерегалась в будущем.

Адель от смущения стала пунцового цвета и кинулась во двор выпускать кроликов из клеток.

Конечно, она понимала, что бабушка таким образом обращает ее внимание на то, что теперь она физически способна забеременеть, но она была в шоке, что та использовала в качестве предостережения случай в «Пихтах». За все это время она ни разу не упомянула об этом, даже косвенно.

Адель очень пыталась забыть все происшедшее, но время от времени воспоминания неожиданно приходили к ней. Возможно, именно поэтому ее первая менструация так задержалась. Она все еще нервничала по поводу мужчин, особенно когда они слишком пристально смотрели на нее. Майкл был единственным исключением, с ним она никогда не чувствовала себя неуютно и не думала, что ей что-то угрожает. Но она не могла представить, что когда-нибудь захочет, чтобы ситуация зашла дальше. Она боялась, что это снова вызовет пугающие ее воспоминания о мистере Мэйкписе.

Когда она выпустила всех кроликов в их выгульный дворик и нашла несколько кучек листьев одуванчика им на завтрак, она подняла Дымку и начала гладить ее.