Секреты

В комнате для игр тоже было тепло. За большой каминной решеткой находился камин, топящийся углем, и, как у кухни, у комнаты был сильно обветшалый вид. У огня стояла широкая облезлая кушетка, еще в комнате было несколько таких же потрепанных кресел, большой стол с наполовину сложенной на нем головоломкой и несколько коробок с комиксами, книжками и игрушками.

Это было лучше, чем Адель ожидала, и через большие балконные двери виднелся сад, в котором стояли качели. Из-за дождя у сада был мрачный вид, но для Адель, у которой никогда не было сада, в который можно было бы выйти, он выглядел очаровательно. Еще она была довольна, что большинство детей были маленькими. Сьюзен все еще цеплялась за ее руку, и от этого она по-настоящему почувствовала, что ей здесь рады.

— Откуда ты приехала? — спросила Дженис, садясь у огня с Мери на коленях.

— Из Лондона, — ответила Адель, садясь рядом с ней и придвигая ближе Сьюзен. — Здесь хорошо?

— Фрэнк! Не трогай эту головоломку, или Джек тебя убьет, — заорала Дженис одному из малышей. Она посмотрела на Адель и усмехнулась. — Джек обожает головоломки и терпеть не может, если кто-то ломает их, пока он не закончил. Да, здесь все хорошо. Но мне бы хотелось вернуться домой, к маме.

Дженис немного напомнила Адель Памелу. Она не была такой же красивой — ее волосы были мышино-коричневого цвета и зубы портились, но она была того же возраста, и у нее был тот же уверенный в себе вид.

— Так у тебя есть мама? — спросила Адель.

Дженис кивнула.

— У большинства из нас есть мамы. Моя больна, а тетя могла взять только грудного, так что Уилли и я попали сюда. Вот тот — мой брат Уилли, — указала она на маленького рыжеволосого мальчика. — Ему сейчас четыре года. Но если мама скоро не поправится, я так думаю, нас отправят куда-нибудь еще.

— Почему? — спросила Адель.

Дженис пожала плечами.

— Они берут к себе детей лишь на короткое время. Мистер Мэйкпис, по его словам, нас только оценивает.

— А где он? — Адель до этого момента не помнила, что существует еще и мистер Мэйкпис.

— Не знаю, его часто нет дома, — сказала Дженис. — Иногда мы не видим его целыми днями.

Это замечание вызвало у Адель вопрос об уроках, и Дженис сказала, что уроков немного. Она сказала, что таким, как она, которые уже читают и пишут, велят прочитать главу из книги, а потом написать собственными словами, о чем она.

— Раз в неделю мистер Мэйкпис пишет на доске в классной комнате много уравнений, — продолжала Дженис. — Мы должны сидеть, пока все правильно не решим. Но это легко, он никогда не задает нам по-настоящему сложных задач. Потом миссис Мэйкпис дает нам тест на правописание. Когда мы ошибаемся в каких-то словах, мы должны много раз переписывать их, пока не запомним.

Адель было интересно, задавал ли мистер Мэйкпис другие задания старшим детям. У нее были хорошие успехи в арифметике и правописании, но она хотела учиться дальше.

— А что вы делаете все остальное время? — спросила она.

— Нам дают работу, — ответила Дженис, странно взглянув на Адель, будто была удивлена, что та этого не знает. — Потом мы играем в саду, если погода хорошая. Здесь совсем несложно. Тебя не наказывают, если только не натворишь чего-то совсем плохого, Но я все равно хотела бы домой.

На улице уже стемнело к тому времени, когда Берил вернулась из кухни и повела Адель наверх показать ей спальню. Эта стройная темноволосая девочка, которая сильно беспокоилась по любому поводу, была всего на год младше Адель.

Адель предстояло делить комнату с ней и десятилетней Фридой. В комнате было прохладно, из мебели находились только железные кровати, шкафчик с замком у каждой и умывальник. Рядом была детская, где спали малышка Мери и двое трехлеток, Сьюзен и Джон. Похоже было, что старшие девочки должны были заботиться о малышах ночью.

— Миссис Мэйкпис сильно сердится, когда они ее будят, — сказала Берил, и ее темные глаза шарили по спальне, будто она была убеждена, что кто-то подслушивает ее. — Фрида никогда не просыпается, так что мне всегда приходится укладывать их по ночам. Ты мне будешь помогать, правда?

Адель уверила ее, что будет помогать, и потом Берил показала ей остальные комнаты. У Лиззи и Дженис была своя комната, и в ней пустовали еще две кровати. В другой комнате были остальные пятеро мальчиков, включая четырехлетнего брата Дженис, и отвечал за всех десятилетний Джек.

— Берти и Колин — это сплошной кошмар, — сказала Берил со вздохом. — Они всегда что-то замышляют, пробираются вниз, чтобы раздобыть еще еды, или дерутся подушками. Джек не в состоянии их удерживать, понимаешь, он слегка отсталый, так что если да услышим, что они шумят, нам нужно будет остановить их.

К тому времени как Адель наконец добралась до кровати, до нее дошло, почему Берил все время так беспокоится. Похоже, миссис Мэйкпис перепоручила все дела детям, и поскольку Берил была самой старшей до появления Адель, ее ругали, если что-то было не в порядке. Берил не развивалась, но ей это было не нужно. Адель видела уныние в ее глазах, слышала равнодушное смирение в ее голосе и поняла, что ситуация у нее дома была похожа на ее собственную.

— Здесь не так плохо, как там, где я была раньше, — ответила Берил на прямой вопрос Адель, обращаются ли с ней или с другими детьми плохо. — Нас там все время били и почти ничего не давали есть. Просто следи за миссис М. и делай то, что она тебе говорит, иначе она тебе всыплет.

Мистера Мэйкписа не было дома всю первую неделю пребывания Адель в «Пихтах», и в первые два дня она подумала, что, вероятно, неправильно поняла Берил, потому что миссис Мэйкпис казалась такой добросердечной, заботливой и веселой. Она рассмеялась, когда Адель спросила об уроках.

— Не суши свою маленькую головку этим, — сказала она, потом порылась в шкафу, где висела одежда, и нашла для Адель голубую юбку в клетку и светло-голубой джемпер. — У тебя был такой шок, я собираюсь тебя прихорошить, и ты почувствуешь себя лучше.

Она вымыла Адель голову, расчесала волосы, собрав их в два хвоста, и надела на каждый светло-голубую ленточку.

— Вот так лучше, — сказала она, нежно потрепав Адель по щеке. — Как только этот мерзкий шрам сойдет и твои щечки порозовеют, ты будешь выглядеть совсем другой девочкой.

Было приятно, что о ней заботились, что можно было довериться и рассказать этой женщине о тех ужасных вещах, которые говорила ей мать. Адель увидела, что миссис Мэйкпис действительно заставляла детей делать много работы по дому, но она не возражала, в конце концов, она привыкла к домашней работе, и миссис Мэйкпис, по крайней мере, ценила это.

Но на третье утро Адель обнаружила, что у миссис Мэйкпис в характере есть такие черты, как жестокость и мстительность.

Колина, светловолосого восьмилетнего мальчика, послали забрать яйца из-под кур. Еще лил сильный дождь, и он побежал обратно с яйцами, но поскользнулся на мокрой траве и разбил два из них.

Он плакал, когда вошел, потому что ударился коленом, но от слов миссис Мэйкпис расплакался еще сильнее.

— Ты ничтожество! — яростно кричала она на него. — Вас и так тяжело прокормить, а ты еще портишь еду. Берти и Лиззи придется остаться без яйца на завтрак, потому что ты такой дурак. Я надеюсь, они с тобой за это поквитаются.

Адель была сильно удивлена, когда миссис Мэйкпис заставила Колина съесть яйцо перед двумя детьми, которые остались без яиц. По его искаженному лицу она видела, что он предпочел бы два завтрака или даже больше обходиться без яиц, чем вызвать неприязнь своих друзей. А миссис Мэйкпис распаляла гнев Берти и Лиззи против Колина. Она все время спрашивала, вкусно ли им есть хлеб с маргарином без вареного яйца. Она велела им не обращать внимания на Колина целый день.

Это была такая же зловещая, расчетливая жестокость, какую проявляла ее мать. Она помнила, как Памеле давали добавочную порцию пудинга, тогда как ей не давали его вообще. Или когда Памелу заставляли щеголять в новой юбке или кофте, в то время как Адель ходила в рванье. Единственная причина, по которой она не злилась на Памелу, была в том, что она всегда понимала, зачем мать это делает.