Секреты

Разрушения, причиненные ими, были невероятными. В земле появились огромные воронки, и спасатели задыхались от клубов черного дыма с сажей, штукатуркой и кирпичной пылью. Один снаряд перед Рождеством упал на Смитфилд-Маркет, убив и покалечив более сотни людей, потом в январе еще один упал на многоквартирный дом как раз напротив больницы на Валенс-стрит, уничтожив и тот дом, который стоял рядом. В тот день Адель впервые за всю свою работу медсестрой увидела зрелища, от которых ей захотелось снять свой форменный передник и шапочку и бежать. Погибшие и покалеченные были в основном женщины и дети, потому что бомба упала утром, после того как большинство мужчин ушло на работу.

И пусть война в Европе кончилась, но еще долго после того, как военнослужащие вернутся домой, квартиры и дома отстроят и отремонтируют, вокруг будут ковылять безногие и безрукие дети. А что будет со всеми сиротами? С вдовами, с бездомными? Построят ли нормальное жилье вместо полуразваленных трущоб? Будут ли новые школы, больницы и работа для всех? Адель сегодня хотела настроиться оптимистично, но что-то заставляло ее думать, что пройдет много лет, прежде чем Англия вернется к состоянию, хоть сколько-нибудь напоминающему нормальное.

— Как бы я хотела влезть к тебе в голову и прочитать твои мысли, — сказала Джоан, подкравшись сзади к Адель и напугав ее. — Думаешь, освободили ли его и направляется ли он домой?

Адель улыбнулась. Она наконец рассказала подруге всю историю целиком, вернувшись в больницу после похорон Роуз и Эмили. Ей просто пришлось рассказать, потому что она была так несчастна, что не могла больше носить все в себе.

Джоан оказалась отдушиной для Адель. Она обняла ее, позволила ей вылить все — вину, грусть, страхи. Если бы не Джоан, она бы сломалась. И именно Джоан наконец убедила ее написать Майклу. Как она отметила, дело не просто в том, чтобы высказать ему соболезнования и сочувствие, потому что это он мог иметь от любого из родственников. Их матери были подругами и умерли вместе, и поэтому ее письмо будет значить намного больше. Она также добавила, что Адель должна засучить рукава, если хочет вернуть Майкла.

Как только Адель оправилась от шока и горя после смерти матери, она с большой радостью и надеждой отнеслась к тому, что Майкл ей не брат. Она действительно хотела снова стать его любимой, и хотела этого больше всего на свете. Она столько времени была вынуждена подавлять воспоминания об интимных моментах, что сейчас она только об этом и думала. Ей стоило лишь представить, как он целует ее, обнимает или гладит по обнаженной коже, и она возбуждалась. Часто из-за этого она не могла спать по ночам.

Было огорчительно, что Майкл имел право написать только одно короткое письмо раз в месяц, что письма шли целую вечность и что цензор не разрешал ему рассказывать ничего существенного. Но она по крайней мере знала, что он оценил ее письмо, потому что в своем ответе Майлсу он написал: «Скажи Адель, что ее письмо прекрасно. Однажды, и это будет скоро, мы будем сидеть в Кэмбер-Кастл и все рассказывать друг другу».

— На самом деле я думала не о нем, во всяком случае не сейчас, я думала о том, станет ли теперь Англия лучшей страной, — сказала она. — Людей, которые вернулись с Первой мировой, встретила страна, которая была неподходящим местом для героев, правда?

— Только ты можешь быть унылой в такой день, — рассмеялась Джоан. — По-моему, мы все имеем то, чего заслуживаем. В моем случае это будет обручальное кольцо от Билла и билет в Америку, и остаток своей чертовски счастливой жизни я проведу в роскоши в Филадельфии.

В начале прошлого года Джоан познакомилась с Биллом Оутли, американским военным моряком. Это были серьезные отношения с самого начала, и Джоан была в ужасе от того, что его могут убить, когда он отправился в Нормандию. К счастью, он остался цеп и сейчас находился где-то в районе Германии. Несколько месяцев назад он написал ей и сделал предложение.

— И чего же я заслуживаю? — спросила Адель.

— Чего-то лучшего, чем застрять в этом сифилитическом месте, — решительно сказала Джоан. — Ты же знаешь, чего сама хочешь — вернуться домой к бабушке. Сделать этот поселок из фургонов, о котором мечтала твоя мама, я никогда о таком не слышала, и это беспроигрышное дело. Мы с Биллом будем вашими первыми клиентами, когда приедем на медовый месяц.

— У меня нет на это денег, — сказала Адель с улыбкой.

— Нет, есть. Старый дом твоей мамы теперь твой.

Адель пожала плечами.

— Я не могу его продать, пока все не улажено.

— А тебе и не нужно, — решительно сказала Джоан. — Просто пойди в банк и возьми кредит под залог дома.

Адель сказала, что не думала об этом.

— Ну, тогда и сегодня не думай об этом, дубина, — рассмеялась Джоан. — Твоя голова сейчас должна быть забита мыслями о том, что сегодня вечером надеть и куда мы пойдем. И ничем другим.

Джоан умчалась ответить на звонок пациента, и Адель поняла, что она права. Сегодняшний день был не для серьезных мыслей, это был день для счастья и легкомыслия.

Сегодня она наденет это великолепное голубое мамино платье, которое бабушка подогнала под ее фигуру, она будет много пить и веселиться до упаду. Следующая неделя наступит скоро, и тогда она будет решать, что сделать со своей дальнейшей жизнью. Сейчас она даже прекратит думать о том, что скажет Майклу, когда он вернется домой. Как поется в песне: «Я засвечусь, когда зажгутся огни Лондона».

Глава тридцатая

Адель уселась на перевернутый ящик и оглядела вокруг себя землю с волнением и восторгом. Земля была очень каменистой и не сильно отличалась от гальки на пляже, но она подумала, что это только к лучшему — по крайней мере во время дождя здесь не будет болота.

Был конец июня, день стоял жаркий, в небе не было ни облачка, и она намеревалась провести все выходные подальше от больницы — здесь, на солнышке. Она словно помолодела, одевшись в шорты, старую блузку без рукавов и легкие парусиновые туфли.

На Дальнем Востоке все еще продолжалась война, продукты были по карточкам, и все еще почти невозможно было достать строевой лес, краску и другие строительные материалы. Но каждый день военные корабли привозили людей домой из Европы, и Майкл тоже скоро должен был возвратиться. А на пляже даже начали убирать колючую проволоку. Адель была блаженно счастлива.

Недавно она подала заявление на работу медсестрой в Гастингсе и Эшфорде, но еще не получила ответа. Она решила, что даже в случае отказа в августе вернется сюда навсегда и воплотит в жизнь идею Роуз о поселке из фургонов.

Это не будет чем-то вроде памятника ее матери, это не в ее духе. Идея показалась Адель привлекательной по многим причинам, и не самой последней была та, что она сможет зарабатывать на жизнь, ухаживая за бабушкой. В последний раз, когда она приезжала домой, в мае, она встретилась с мистером Грином, владельцем земли, и они поговорили об этом. Он сказал, что готов предоставить ей землю в аренду бесплатно в обмен на небольшие проценты с доходов. Она рассказала Майлсу об этом, и он предложил ей не только стартовый капитал в долг, пока не будет продан старый дом в Хаммерсмите, но и уладить за нее все бюрократические вопросы с местной администрацией.

Может быть, она сможет назвать это место «Парк фургонов Роуз Бич» или еще каким-нибудь именем, которое будет напоминать ей, чья была идея. Она, безусловно, намеревалась посадить несколько розовых кустов самых ярких красок и самых благоухающих видов, которые только сможет найти. Она не сомневалась, что душа Роуз будет летать где-то в окрестностях, потому что в первый раз, когда она пришла посмотреть это место, у нее возникло какое-то теплое и приятное чувство.

Адель едва могла сомкнуть глаза по ночам, думая об этом. Ей нужно будет доставить сюда водопроводные трубы, устроить овощехранилище и построить блок с душевыми и туалетами. Она подумала, что сможет начать с шести фургонов, но места было по меньшей мере для двенадцати. Мистер Грин сказал, что все гостиницы и пансионы в Гастингсе были набиты до отказа все лето, и она сама знала, что к следующему лету, когда она сможет открыться, каждая семья в Лондоне будет гореть желанием провести отпуск на море.