Страница 30 из 33
(«Кто видел Кремль в час утра золотой…», 1831)
(«Нет тебе на свете равных…», 1911)
(«У Кремля», 1923)
У него же Кремль фигурирует в качестве цели: «И на площади, – мне сказывали, – / Там, где Кремль стоял как цель…» («Парки в Москве», 1920). А у Маяковского есть детское: «Начинается земля, / как известно, от Кремля» («Прочти и катай в Париж и в Китай», 1927).
Также упомянутый Ерофеевым в эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика» классический герой социалистического реализма – самоотверженный летчик, «настоящий человек» Алексей Мересьев, будучи первый раз в Москве, ведет себя так, как подобает именно «настоящему человеку», а не отщепенцу Веничке:
«Алексея Мересьева направили после госпиталя долечиваться в санаторий Военно-воздушных сил, находившийся под Москвой. <…> уж очень хотелось ему посмотреть столицу. <…> Как же кругом хорошо! <…> казалось: протяни руку – и можно дотронуться до этих старых зубчатых, никогда невиданных им в натуре кремлевских стен, до купола Ивана Великого, до громадной пологой арки моста, тяжелым изгибом повисшей над водой. Томный, сладковатый запах, висевший над городом, напоминал детство. Откуда он? Почему так взволнованно бьется сердце и вспоминается мать <…> Ведь они же с ней ни разу не бывали в Москве. До сих пор Мересьев знал столицу по фотографиям в журналах и газетах, по книгам, по рассказам тех, кто побывал в ней, по протяжному звону старинных курантов в полночь, проносившемуся над засыпающим миром, по пестрому и яркому шуму демонстраций, бушевавшему в радиопродукторе. И вот она перед ним раскинулась, разомлевшая в ярком летнем зное, просторная и прекрасная. Алексей прошел по пустынной набережной вдоль Кремля <…> и медленно стал подниматься на Красную площадь. <…> Так вот ты какая, Москва!» (Б. Полевой. «Повесть о настоящем человеке», ч. 3, гл. 1).
Попасть на Красную площадь и в Кремль было заветной мечтой всякого здравомыслящего человека. Есть, к примеру, такой мемуарный текст:
«Когда я вспоминаю о советской Москве своих детских лет [1940-х гг.], я радостно вспоминаю прежде всего увешанную лозунгами улицу Горького с праздничной толпой на Седьмое ноября Первое мая дня Победы юбилея Революции. Мы с товарищем пытаемся прорваться через кордоны милиционеров, чтобы слиться с толпой демонстрантов, куда посторонним вход воспрещен. Потому что на демонстрацию назначают по списку. Потому что демонстранту дан пропуск на Красную площадь, где стоят на высокой трибуне вожди и каждый – член Политбюро. Красная площадь – сердце всей земли, и вожди охраняют это сердце, чтобы с ним не случился инфаркт. Честь и слава тому подростку, кто обойдет милицейские кордоны одному ему известными проходными дворами и, преодолевая заборы и заграды, сольется с толпой демонстрантов и незаконным образом, хотя и по полному праву, помашет рукой вождям с Красной площади. В перерывах между этими великими праздниками мы собирали окурки на тротуарах и раскуривали их на городском кладбище» (Зиник З. Эмиграция как литературный прием // Синтаксис. 1983. № 11. С. 170–171; орфография и пунктуация Зиника).
Фраза «сколько раз уже (тысячу раз)» задает цикличность всему происходящему в поэме: далее будет регулярное непопадание в Кремль, регулярные поездки к младенцу, последовательное отторжение Венички разного рода коллективами. Цикличность есть основа жизни, пускай и недостаточно радостной. Нарушение цикличности означает смерть, которой и завершается поэма, когда Веничка все-таки попадает на Красную площадь. У Блока, кстати, есть апелляция к «круговороту» событий, спроецированная на утреннюю прогулку по направлению к Кремлю:
(«Все это было, было, было…», 1909)
4.4 С. 9. …на Савеловском… —
То есть на Савеловском вокзале, находящемся в северной части Москвы. Поэма была написана «на кабельных работах в Шереметьево» (см. 48.1), и в ее тексте упоминаются Лобня и Долгопрудный (см. 12.28), электрички из которых также приходят на Савеловский вокзал. В случае с Венедиктом Ерофеевым опасаться за абсолютную достоверность топографии московского маршрута героя поэмы не стоит. В данном случае Веничка прибыл в Москву непосредственно из Шереметьева, а точнее – со станции Шереметьевская.
4.5 …я, как только вышел на Савеловском, выпил… —
То есть выполнил практический совет Саши Черного: «В опросном полицейском листке, в графе „Для какой надобности приехал [в Москву]?“ – пиши: „Для пьянства“. Самый благонамеренный повод» («Руководство для гг. приезжающих в Москву», 1909).
4.6 Зубровка —
крепкая (40°) горькая настойка, приготовленная на одноименной траве по польскому рецепту. Изготавливается в основном в Польше, России и Чехии. В советское время была хорошо знакома не только Веничке, но и поэтам, например Пастернаку: «Зубровкой сумрак бы закапал…» («Все снег да снег, – терпи и точка», 1931).
Что касается стакана, то речь идет, без сомнения, о классическом советском граненом стакане из толстого дешевого стекла, объем которого равнялся 200 мл. Выпить стакан алкогольного напитка, не покупая целую бутылку в магазине, можно было в общепитовском заведении типа рюмочной или вокзального буфета, где спиртные напитки продавались в розлив. (Забавно, что изобретателем советского граненого стакана (точнее, изобретателем промышленного способа нанесения граней на стекло) является небезызвестная Вера Мухина, автор «Рабочего и колхозницы» (Коммерсант Daily. 1998. 7 февраля); см. также 43.11.)
4.7 С. 9. Декокт —
(лат. decoctum) – лечебный отвар, жидкое врачебное снадобье; встречается в прозе – у Достоевского: «Я был болен весь этот день <…> и на ночь принял декокт» («Униженные и оскорбленные», ч. 4, гл. 4) и в поэзии – у Пастернака: «Кашляет в шали и варит декокт» («Посвященье», 1916).
Символично, что Веничка начинает похмеляться именно с горьких настоек – зубровки и кориандровой. Горечь с первых строк поэмы становится одним из основных «вкусовых» ощущений, сопровождающих Веничку на протяжении всей поэмы.
4.8 …на Каляевской… —
То есть на Каляевской улице, расположенной на севере Москвы. Улица названа по имени Ивана Каляева, русского эсера-террориста, казненного за убийство бомбой в феврале 1905 г. московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича.
4.9 Кориандровая —
крепкая (40°) горькая настойка, приготовленная на различных ароматных растениях, включая семена кориандра. Здесь продолжается «потребление горечи».