Рекламная любовь

В этот день он как раз дежурил. К одиннадцати вечера пришла мама, чтобы сменить его на ночь. Сережа сдал вахту, доложил, как ели, как писали, как делали гимнастику. Бабушка спала. Мама села возле нее с книжкой. А Сережа пошел домой. Он шел не спеша, вдыхая свежий вечерний воздух, думая о том, что лето подходит к середине, начался июль — можно еще смотаться на мотоциклах куда-нибудь на Селигер, скажем. Позагорать и накупаться вволю. А в августе нужно будет устраиваться на работу, хватит сидеть на шее родителей. В институт он вернется после Нового года, но все равно будет продолжать работать. Он очень повзрослел за это время.

Дома он поужинал и завалился с книжкой в постель.

Его разбудили настойчивые телефонные гудки.

«Бабушка! — сразу пронеслось в его мозгу. — Все кончилось».

Он снял трубку двумя руками, чувствуя, что очень боится услышать мамин голос. Но звонила не мама. Звонила Александра. Он сначала не мог взять в толк, кто это, какая Александра, что ей нужно от него. Имя Маши поначалу отскакивало от его мозга как пинг-понговый мячик от стола. Видимо, в мозгу работала некая охранительная система.

Аля повторяла уже с десятый раз, что «..Маша умирает, хочет проститься…»

Когда он наконец понял, руки его затряслись так, что он едва смог записать номер телефона.

Тут же позвонил. Узнал адрес. Прикинул, что может добраться на своем мустанге за три часа. И больше он ни о чем не думал. Лишь нацарапал несколько строк маме.

— Слышь, Машка, он сказал, что приедет!

— Кто? — удивилась та, пытаясь открыть глаза.

— Да проснись ты! Со стула свалишься! Серега твой едет, поняла?

— Куда?

— Сюда, дура! Через три часа будет!

Маша расхохоталась.

— Ладно врать-то!

— Ты вот что, иди поспи. А то вообще до утра не доживешь! Ну, быстро в койку!

— Не, мне не подняться…

— Ладно, хрен с тобой, здесь поспи. Ну, поднимайся, блин!

Он заставил девушку дойти до топчана, уложил ее, накрыл пледом. Все складывалось! Да еще так скоро! Григорий позвонил Смирнову, доложил обстановку.

— Иди ты! — удивился заспанный Алексей. — Что ж, если и вправду приедет, ты мне тут же отзвонись. Я мигом примчусь. А ты ему пока глаза-то раскрой.

— В смысле?

— Просвети, кто из его жены б… сделал.

— Понял!

— Все, конец связи.

Сергей подъехал к особняку ранним утром. Григорий, который наблюдал за дорогой из окна, увидел его издалека и вышел, стараясь не стучать костылями, на крыльцо. Все обитатели особняка еще спали, и будить кого бы то ни было в его планы не входило.

— Здорово, парень! — произнес Григорий.

Сергей не сразу узнал в одноногом инвалиде охранника, едва не забитого до полусмерти на его свадьбе. А узнав, изменился в лице. Он подошел к нему вплотную.

— Где Маша? — рука его непроизвольно сжалась в кулак.

— Без рук! — .предостерегающе поднял костыль Гриня. — Идем. Только тихо! У нас все спят еще.

Они прошли в узкую комнату с одним окном. В комнате было сумрачно и пусто.

— Машка, вставай. Муж приехал!

Сергей озирался. В комнате никого не было. Григорий прокостылял к топчану, скинул плед.

— Вставай, Маша! Сергей твой приехал.

Под пледом барахталось какое-то существо в клетчатой мужской рубахе. Существо пыталось приподняться и снова падало.

— Вставай, говорю! — свирепо шипел Гриня. — А то Альбина сейчас прискочит!

— Плевать… Пива дай!

Он даже голос не узнал. Это был сиплый, пропитой, бесполый какой-то голос.

Гриня сунул ей в руку банку пива, затем взял под мышки, легонько встряхнув, придал женщине сидячее положение. Она тут же, не раскрывая глаз, открыла банку, начала жадно пить длинными глотками. По худой шее ходил кадык. Это не Маша! Какая же это Маша? Это тетка лет сорока, давно и тяжело пьющая, что видно по ее отечной физиономии. Спутанные, клочьями волосы…

Женщина покончила с пивом, отбросила банку, открыла глаза.

— Маша?! — изумился Сергей.

Не отвечая, она повела рукой, словно отгоняя муху, и снова упала на топчан.

— Мария! Ты мне брось это! Сама мужика вызвала! — задергался Григорий.

Сергей бросился к ней, кинулся на колени, начал тормошить, гладить по спутанным волосам.

— Господи, Маша, Машенька, что они с тобой сделали? Ну, вставай, маленькая, вставай! Я тебя увезу, Машенька! Ты только поднимись, встань, девочка!

Маша вырвалась из его рук.

— Осторожнее, мужчина! Я никуда отсюда не поеду, — погрозила она ему пальчиком.

— Да она невменяема! Что вы с ней сделали?

Наркотой накачали? — заорал Сергей, бросаясь на Григория. Тот опять выставил костыль.

— Тихо, парень! Никто ее ничем не накачивал. Она у нас сама кого хочешь уделает.

— Да что это за место? Вы говорили, она в больнице? Это не больница!

Пиво, видимо, оказало благотворное воздействие на организм. Маша прокашлялась, раскрыла наконец глаза, которые приобрели осмысленное выражение.

— Это, Сереженька, публичный дом, — сказала Маша и улыбнулась мужу.

— Ты врешь! — одними губами произнес Сергей.

— Вот тебе истинный, благородный крест! — широко перекрестилась Маша. — А я здесь прима-балерина. На ведущих ролях, представь себе! А ты изменился! Повзрослел, на мужика стал похож. Хочешь, я с тобой пересплю? Или ты с мамой приехал? — она расхохоталась.

— Вставай! Я увезу тебя! — он рванул ее за руку.

— Тихо, тихо, — вырвалась Маша. — Никуда ты меня не увезешь против моей воли. А и была бы воля, тоже бы не увез. Не дали бы. Отсюда, Сергунчик, на волю не выпускают. А как ты? Как живешь? Как бабуля? — светским голосом спросила она.

— Мне сказали, что ты умираешь, я мчался ночью…

— Да? — изумилась Маша. — Кто сказал?

— Ты что, дура, забыла все? Мы же с тобой ночью… — прошипел Григорий.

— А-а, вспомнила! У меня вчера мужик был, Сереженька, ну… клиент, очень на тебя похожий! Вот я и расчувствовалась. А Гриня и говорит, давай, мол, позвоним. Вдруг приедет. А ты и вправду приехал. Ох, умора! А я не умираю, — Маша рассмеялась хриплым истерическим смехом, все приговаривая: — Ой, не могу! Поверил!.. И вправду приехал! За проституткой!..

Это было так невыносимо, что Сергей зажмурился. Маша замолчала, затем проговорила печально и ласково:

— Ну что ты? Расстроился? Не нужно! Я не умираю, Сереженька! Я уже умерла. Похороны за счет фирмы. Правда, Гриня?

Григорий переместился к другому концу стола, подальше от Сергея.

— Вы! Сволочи! Я вас всех! — тихо и яростно проговорил Сергей, надвигаясь на Григория.

Он подошел почти вплотную. Гриня выхватил из ящика «беретту».

— А ну-ка, стой, пока жив! Стреляю на поражение! Стой и слушай!

И столько силы было в его голосе, что Сергей замер.

— Убить нужно, это ты прав! Я бы и сам убил! Знаешь почему? Этот гад и у меня жену увел! У своего личного охранника, понимаешь? Это все равно что у брата. Я бы его, суку, на куски порвал. Да он опередил меня. Видишь, кто я теперь? Ты-то меня еще на двух ногах помнишь. А теперь я калека. Мне с ним не справиться. А ты можешь! Так отомсти за жену! Убей выродка!

— Это вы о ком?

— О Трахтенберге! Рекламном короле, содержателе притона! Ты думаешь, Маша здесь одна такая? Он их по провинции собирает, как грибы после дождя. Каждой дурехе карьеру обещает. «Девушка, хотите сниматься в кино?» — передразнил он кого-то. — Все хотят! Ни одна не отказалась! Машка, тебе он что говорил?

— Что сделает звезду экрана. А что? Он и сделал. Я довольна!

— Ага! Порнозвезду он из тебя сделал.

— Плевать… — Маша рухнула на топчан.

— Вот, видишь? Это не человек уже., это не та Маша, что замуж за тебя выходила. А всего-то месяц прошел! А что с ней дальше будет? Ты думаешь, увезешь ее? Да не поедет она никуда. Все, аллес капут! Из проституток не возвращаются. Бывают, конечно, исключения, но это не тот случай. Машке-то все это понравилось! Это он ее, сволочь, растлил, развратил и спокойно глядит, как она спивается! А сопьется до конца — усыпит как собачонку. Бывали уже такие случаи. Вот так!