Рекламная любовь

Едва пригубив бокал, она наклонилась к мужу:

— Сережа, я в туалет, пятно замыть. Ты тут займи его разговором. А то он перебрал, кажется, — шепнула она.

— Хорошо, — послушно кивнул тот. — Антон Владимирович, а как вы относитесь к творчеству… Ахматовой и Цветаевой? Кто более талантлив?

— Ну, батенька, нельзя же так ставить вопрос, — утирая платком глаза, витийствовал Антон. — Ахматова — поэт сложившейся традиции. Цветаева во многом новатор…

Все это Маша слышала уже спиной, пробираясь через ряды гостей к туалетной комнате. Она включила воду, замывая ткань платья и глядя на себя в зеркало. Глаза горели, щеки пылали. Через пять минут она должна выйти на улицу и… в новую жизнь как головой в омут. Или остаться? Сережу жалко, конечно, но он действительно совсем ребенок. Ну какой он муж? Одно недоразумение. Маменькин сынок. Вот пусть и докажет, что не маменькин! Пусть приедет за ней! А она, как только устроится, сразу ему напишет, успокаивала себя Маша. Нехорошо, конечно, что вот так, со свадьбы… А и хорошо! Ну какая из нее жена? Все это она выдумала назло себе, назло судьбе. А судьбу-то не обманешь. Судьба-то сама за ней приехала… Значит, будь что будет!

Словно бес вселялся в нее: «И пусть… И пропаду… И ладно… А может, и не пропаду, а прославлюсь! Стану знаменитой! И кто тогда меня осудит? Победителей не судят!»

— Невеста! Невеста! — кричали из зала.

Что же делать? Нужно возвращаться… а время идет.

В туалет влетела Надежда.

— Ты что здесь застряла? Там этот Трахтенберг такой букет приволок! Корзину роз! Иди скорее! Везет же тебе, Машка!

Маша на негнущихся ногах вошла в зал. Арнольд Теодорович действительно стоял возле огромной корзины алых роз.

— А вот и невеста! — воскликнул он. — Машенька, поскольку, как уже было отмечено, мы оказались здесь случайно, то и подарок приготовить не успели. Пусть эти цветы будут своеобразным извинением.

Маша посмотрела на него. Ее испуганный взгляд говорил: «Что? Неужели все отменяется?»

«Ни в коем случае!» — ответили его глаза.

— Спасибо! — произнесла Маша, чувствуя, что хочет уехать немедленно, сейчас же, сию же минуту. Она не выдерживала напряжения этих мгновений.

— Семен, цветы в студию!

Плечистый крепыш внес еще одну корзину, на этот раз чайных роз.

— А эти цветы я хотел бы преподнести женщине, которая вырастила такого замечательного сына. Прошу вас, примите этот скромный дар!

Семен понес корзину в конец стола. Поставил ее возле Сережиной матери, склонился к ней и тихо произнес:

— Там в цветах конверт. Вы потом разверните, когда гости уйдут.

И быстро повернул назад, не дав женщине опомниться. Проходя мимо Антона Владимировича, он шепнул тому на ухо:

— Шеф велел немедленно на выход! Через пять минут уезжаем! И тихо! Уходим по-английски, чтобы народ не волновать. Понятно?

Антон кивнул, стряхнул с локтя Надежду, направился к выходу.

Гости отвлеклись на розы, обсуждая, где, в каком магазине и почем были приобретены цветы… Сережа заметил белый шлейф платья, встал было, увидел, как Маша обернулась, улыбнулась ему, показывая условным знаком, что ей нужно в туалет.

«Что это она? Только что оттуда…»— подумал Сергей.

Но его опять отвлекла мама:

— Сережа, ты считаешь, это удобно — принимать такие дорогие цветы? Главное, еще и мне! Мне-то за что?

— Как за что? Ты же самая главная! — улыбался Сергей. Он старался уделять маме побольше внимания, чтобы она не чувствовала себя одиноко.

У Аллы Юрьевны, которая на правах посаженной матери тоже не спускала глаз с Маши, почему-то екнуло сердце. Она видела, что московские гости вышли на улицу, стараясь сделать это незаметно. Ну ладно, это их дела. Посидели и ушли… Но почему Маша тоже вышла? Попрощаться? Они же ей не близкие друзья… И потом, если уж выходить провожать гостей, то вместе с мужем. А Сергей все сидит возле мамаши… Да, права она была, когда говорила Маше, что рано ему жениться. Ну да что теперь?

Нужно вернуть Марию, а то уже неудобно становится.

Алла Юрьевна вышла на улицу. На переднее сиденье черного джипа грузно усаживался Антон Владимирович. На заднем она увидела Трахтенберга, а за ним, в глубине салона — Машу!

— Это что? Вы куда ее? — изумилась Алла Юрьевна.

Задняя дверца приоткрылась, Трахтенберг, хищно улыбаясь, произнес:

— Похищаем невесту! Согласно обычаю!

Дверца захлопнулась. Машина рванула с места.

Последнее, что услышала Алла Юрьевна, был окрик Трахтенберга:

— Семен, гони! До Москвы не тормози!

Глава 27

ДОРОГА В НИКУДА

Машина мчалась по шоссе, разрезая темноту ночи светом фар. Маша сидела, сжавшись в комок. Ей было холодно в тонком платье, но попросить отключить кондиционер она стеснялась. Рядом храпел Трахтенберг. Вот этого она никак не ожидала. Ей казалось, что ее путь в Москву будет усеян розами. Что они будут останавливаться у каждого ночного ресторанчика, коих на оживленной трассе было предостаточно. Что в каждом из них будет литься шампанское, букеты цветов будут падать к ее ногам… Но едва они выехали за пределы города, Трахтенберг расслабился. Он лишь спросил водителя:

— За ужин расплатился?

— Не только за ужин. Все сделал, как вы велели, шеф, — ответил Семен.

— Хорошо.

— Арнольд Теодорович! Мы же Григория там оставили, — напомнил водитель.

— А черт с ним. Нечего нажираться, как скотина. Проспится, сам приедет.

После этого короткого обмена репликами Арнольд прикрыл глаза и через минуту захрапел.

«Как же это? Что же он мне ни слова… Как будто куклу купил… Не думай так! — приказала себе Маша. — Он просто устал. Конечно, за один день такая дорога! Сначала сюда, потом обратно…» О том, что сейчас делается в кафе «Шуры-муры», думать не хотелось. Нужно смотреть вперед! Впереди, прямо перед нею, торчала кудрявая голова Антона с круглой лысиной во весь затылок. Надо же! Она и не замечала, что у него такая большая лысина.

— Антон Владимирович! — тихо позвала Маша. Очень хотелось хоть с кем-то поговорить.

Тот не ответил.

— Спит он, — сообщил водитель.

Антон не спал, просто прикрыл глаза. Но отвечать Маше не хотелось. Что он мог ей сказать? Что она сама сунула голову в петлю? Когда же они сговориться успели? За те пять минут, что сидели вдвоем на диванчике? Получается, что так. Быстро Машенька предала своего мальчика-мужа. Еще и петух не успел прокукарекать. Не то что трижды, а даже единожды… Как он берег ее от Арнольда! Несмотря на все ее просьбы, никогда не говорил с ним о ней. Потому что прекрасно знал, чем все это кончится… Но, видно, от судьбы не уйдешь.

Маша зябко ежилась. Тело начала сотрясать крупная дрожь.

— Что, замерзла? — Семен смотрел на нее в зеркало.

— Да.

— Справа от тебя бар. Открой, там бутылка коньяка. Хлебни хорошенько, полегчает, — как-то даже сочувственно произнес он.

Маша нащупала дверцу, достала бутылку, сделала большой глоток. Даже поперхнулась. Но по телу стразу потекло тепло. Она приложилась еще пару раз.

«Все будет хорошо! Не мог же он увезти меня просто так…» — не очень вразумительно подумала девушка и задремала.

Она проснулась от голоса Семена:

— Подъезжаем к городу, Арнольд Теодорович! Кого куда везти?

Арнольд открыл глаза, посмотрел за окно. Там брезжило серенькое утро.

— По домам, естественно. Сначала меня, потом Антона.

— А ее куда?

От этого «ее» у Маши упало сердце.

— Кого? — явно не понял Арнольд. И лишь затем обернулся на Машу: — О господи, — простонал он.

«Если сейчас он даст мне денег на обратный билет, я утоплюсь», — очень спокойно подумала Маша.

— Может, на базу? — предложил Семен.

— Нет-нет, пока еще нет, — окончательно проснувшийся Трахтенберг решительно отверг предложение водителя. — Отвези ее на квартиру… Какая у нас сейчас свободна?

— На Солянке хата пустая, потом на Арбате, в Староконюшенном.