Страница 3 из 63
2
Маманя зашла в комнату и демонстративно протопала к окну. До этого она гремела ведрами во дворе, потом кастрюлями на кухне, одновременно ругала Гальку, что до сих пор не расчесала свои волосенки, а ведь уже десятый час. И почему это Валик в мокрых ползунках? А Ленька что, до сих пор дрыхнет? Да что ж все на ней и на ней? Когда же наконец отец вернется из этой проклятущей Каменки, где все строят и строят, да денег не дают? А Ленька почему не встает? Ответа Гальки Ленька не расслышал, сеструха его обычно на материнскую воркотню не отвечала. Берегла нервы. Зато мать разошлась не на шутку, и он знал — спать больше не даст. И точно. Пока проходила мимо его дивана, успела сдернуть с него одеяло, чуть не уронила стул, на котором стоял стакан с водой. Мать распахнула окно и выглянула на улицу.
— Смотри, не урони Валика! — грозным голосом предупредила она дочку, которая уже успела выйти с братишкой на улицу и теперь качала его на самодельных качелях. Отец сделал качели из старой камеры, подвесив ее на веревке на сук грушевого дерева.
— Вставай, поедешь в город, — повернулась мать к Леньке, и тот сладко потянулся. Потому что с утра настроение у него было хорошее, его даже не испортил материн сердитый голос. — Хорош спать! — шлепнула она его по голой ноге.
— А в город-то зачем? — полюбопытствовал он. Вчера никакого разговора о предстоящей поездке не было.
— Звонила Людмила, в их магазин муку завезли.
— А наша что, закончилась?
— А чем ты вчера слушал? Я еще за обедом говорила, что ее почти и не осталось. Вот сейчас на блины последняя ушла. А когда в сельпо привезут, не. знаю. Может, завтра, а может, и через неделю.
Ленька неспеша встал и начал натягивать треники.
— Поем и поеду, — невозмутимо ответил он, хотя мать бросала на него злые взгляды. Ее раздражало, что Ленька все делает неспеша. Словно через силу. И это тогда, когда он фактически единственный мужчина в семье. Парню семнадцать лет, только что школу закончил, а что-то не торопится стать матери опорой.
— Скорее давай, — стала подгонять она сына.
Ленька ополоснул лицо холодной водой, пофыркал для удовольствия и сел за стол. Навернул штук шесть блинов и засобирался, потому что мать не умолкала ни на минуту. Напомнила, что он единственный мужик в семье, поскольку отец домой не спешит. А вот на Кавказе женщины слушаются своего сына, даже если ему двенадцать, потому что там парень уже в эти годы мужчина.
— Если мужа нет, — поправил ее Ленька. — А так женщины слушаются своего мужа.
— На что ты намекаешь? — подозрительно посмотрела на него мать.
— Да ни на что. Просто я в семье не единственный, чтобы за все ответственность на себя брать.
— Ишь чему в школе научился! — опять завелась маманя. — А я-то думаю — зачем ты в школе одиннадцать лет штаны протирал? А ты, оказывается, слова учил мудреные — ответственность…
— Мам, хватит меня прессовать! — огрызнулся Ленька. И тут же не удержался и добавил: — Вот послушала бы отца, продала эту хату и все хозяйство, переехали бы в город, жили рядом с ним.
— Где? В общаге для рабочих? А закончат строить городок, всех строителей выселят, и куда мы потом?
— Да уж придумали бы что-нибудь, — беспечно махнул рукой Ленька.
Он всерьез не задумывался, что бы они делали без своего жилья в городе. Просто ему осточертела Сосновка, хотелось больших просторов и новых впечатлений. Вообще хотелось изменить жизнь и уехать от мамаши куда подальше. Через месяц начнутся вступительные экзамены в колледж, или как маманя по старинке называла его — техникум. Тогда он и поедет в Полесск. Какой-никакой, а город. Поступит, будет жить в общаге, все что-то новенькое в жизни…
— Да, долго там не шляйся. Никаких таких прогулок и пива. Сегодня свадьба у Люськи Климовой. Дядька ее приедет из Москвы.
— Да и хрен с ним, — махнул рукой Ленька. — Мне про этого дядьку Люська уже две недели толкует. Подумаешь событие — из Москвы родич приезжает!
— Так ведь не из Полесска, а из самой Москвы. Говорят, богатый, — завистливо протянула мать.
Ленька натянул джинсы, чистую футболку и пошел на автобусную остановку. Там уже толпился народ. Автобус, как всегда, опаздывал, бабы трепались, мужики стояли в сторонке и солидно курили. Обсуждали политические проблемы. Ленька терпеть не мог эти разговоры, потому что ему казалось очень глупым повторять слова дикторов с таким умным видом, словно каждый мужик был политическим обозревателем. Бабы шумно обсуждали предстоящую свадьбу, перемыли косточки жениху и невесте, прошлись по их родителям и пришли к выводу, что женишок так себе, хоть и городской. Своей машины нет, а на кой за такого выходить? Впрочем, и невеста не ахти, приданое у нее невеликое, — откуда-то бабы знали и об этом. А вот когда Гальку Вахромееву выдавали, вот у нее приданое было куда богаче. Целый грузовик загрузили. Один палас чего стоил, на всю длину кузова. И даже кухонный гарнитур ей купили, когда к мужу в соседний район переезжала.
Подошел автобус и народ повалил в него, как будто это был последний в их жизни рейс. Ленька только насмешливо наблюдал за толкотней в дверях, и когда все втиснулись, переругиваясь, зашел спокойно последним.
В городе жизнь била ключом. В субботу народ прогуливался по центральной улице нарядный, девчонки все такие симпатичные, одним словом — городские. Модные, в коротких юбочках, шортиках, открытых топиках… Да, в их деревне в тортиках попробуй прогуляйся, непременно какая-нибудь баба выльет ведро помоев — неважно, в прямом или переносном смысле, — в воспитательных целях. Но Ленька помнил наставления матери зря не шляться и направился к магазину, где работала продавцом его родная тетка Людмила, отцовская сестра.
В магазине было душно, невзирая на то, что входная дверь распахнута. Тетка сразу его увидела и громко позвала через головы. Люди недовольно заворчали, но тетка сразу пресекла воркотню.
— Племяш мой, не стоять же ему в очереди!
Народ умолк. Действительно, было бы несправедливо, если бы родственники продавцов стояли в общей очереди.
— Ну, как там у вас? — спросила тетка, пропустив Леньку за прилавок, потому что ему предстояло вытащить мешок с мукой. — Отец пишет?
— Звонит раз в неделю.
— Деньги шлет?
— Не заплатили еще…
Тетка сунула ему сто рублей в руку и тихо сказала:
— Это тебе. Больше дать не могу, кредит выплачиваем. А Гальке конфет, — и дала ему пакетик с леденцами.
Ленька обрадовался. Теперь и пиво можно купить. А то мать дала ему денег в обрез — на муку и дорогу. Но здесь он пить не станет, а то потом этот чертов мешок не дотащит до автобуса. Да и вечером на халяву выпьет на свадьбе. А вот когда с пацанами встретится, тут ему сотня и пригодится. Это тебе не тридцатка, которую они по карманам сообща наскребают на бутылку вчетвером…
Когда он втащил мешок с мукой в дом, матери уже не было.
— Пошла к Климовым, помогать готовить, — объяснила Галька, поставив Валика в ведро и обливая его водой из кастрюли. Рядом на полу валялись мокрые ползунки. Валик радостно щебетал и топал ножками, разбрызгивая воду по полу и на ноги сестре.
— Слушай, Галь, надень ты ему нормальные пацанские штаны. Что он у нас как младенец все в этих ползунках? Он же в них едва влезает, — посоветовал сестре Ленька.
— Да мать штаны на выход бережет, — Галька уже вытерла Валика полотенцем и стала втискивать брата в ползунки, которые натянулись на животе малыша, как на барабане.
Под окнами проехала машина и остановилась у ворот соседей.
— Глянь, кажись дядька из Москвы прикатил, — высунулась в окно Галя. Действительно, из такси вахню вышел сытый на вид городской мужик в солидном костюме с большой сумкой. Он расплатился с таксистом, и не успела машина отъехать, как из соседнего дома выскочили с радостными криками все Климовы — и сама Люська, и ее отец с матерью, и младший брат, а за ними и любопытные тетки, которые пришли помогать готовить угощение на свадьбу. Среди них Ленька увидел и мать с низко надвинутым на лоб платком. Она сложила руки на животе и наблюдала за встречей московского гостя.