Стрельба по «Радуге»

— Я, ты заметил, попытался ее разговорить… Или она — пустое место, или очень хитрая бабенка, четко знающая, что ей надо. И, хотя она довольно убедительно демонстрирует свою полнейшую глупость, я склонен думать, это как раз очень умная игра. Ты посмотри, в доме мы находим только то, что невозможно спрятать. Эта их мебель, по сути, такая же недвижимость, как и сам дом. О чем говорит? О том, что, в критической ситуации со всем этим можно безболезненно расстаться. То есть продать, скажем, за такие бабки, которые нам с тобой никогда не снились.

— Нет, но там же — в спальнях, в кладовках — одежда, белье. И все — дорогое, я смотрел.

— А сколько надо чемоданов, чтобы запаковать это барахло? И сколько времени потребуется опытному человеку, чтобы все это вывезти? Прикинь, и тебе станет ясно, что никаких истинных ценностей здесь уже нет и быть не может. Как и достойного нашего внимания компромата.

— Что ж ты предлагаешь делать?

— Сделать красивую мину при плохой игре, — пошутил Турецкий. — Сворачивать обыск, не выказывая желания больше сюда когда-нибудь возвращаться. Отпускать понятых, оперов, самим заканчивать с протоколом и раскланиваться, раздавая комплименты очаровательной хозяйке. Но чтобы она четко увидела своим опытным взглядом, что мы чертовски разочарованы, и только пытаемся изо всех сил сохранить свое милицейское достоинство. Что, в свою очередь, нам дается с огромным трудом. Понимаешь меня, она должна скрытно торжествовать, что обвела нас вокруг пальца, ну, как… да как котят. Ничто так не бодрит женщину, как ощущение своей победы над не самыми тупыми мужиками. Поможем ей ощутить свое высокое превосходство над нами. И уйдем опечаленные… Ведь от начальства нам может определенно нагореть на такое нерадение, не прав я разве?

— Еще бы! Пустая работа! Бездарно потраченное время!

— Вот и отлично. И начинай с ней в этом тоне… И облизывайся, оттого, что сорвалось…

— А потом?

— А потом, друг мой, сажай ей на хвост самых опытных своих оперативников, и чтоб они с нее глаз не спускали, не слезали с нее ни на миг! Но и не «светились», что бы ни происходило с ней или вокруг нее. Если у тебя нет таких, за которых ты готов собственной головой ответить, давай я своих попробую организовать — из тех, кто свободен, но это, в принципе, проблемно. И чтоб они были на постоянной связи. Двое — на случай неожиданностей.

— Ты считаешь, что-то должно произойти?

— Иван, я и сам, честно говоря, не знаю. Интуиция словно бы предупреждает. А о чем, понятия не имею. Не забывай, что Ловков — человек чрезвычайно грамотный. Имел серьезные связи. И если они еще существуют сейчас, можешь мне поверить, что они его не бросят, не оставят без помощи. Вот в этом я как раз уверен больше всего. Одного не пойму: как он, опытный волчара, рискнул ввязаться в такую авантюру?! Ведь изначально было ясно, что проиграет!

— А может, ему слишком большие деньги глаза застили?

— И это могло быть… Но вот Грошев, по сравнению с ним, мелкая шавка, даже шпана, хотя тоже наверняка «дружит» с теми, с кем нам с тобой даже здороваться, как они говорят, западло. Либо с теми, которые при встрече протянут нам всего два пальца — так высоко сидят и ценят свое положение. Понимаешь, о ком я?..

— Что ж, хотелось бы и мне поверить твоей интуиции.

— Тогда ты возвращайся и командуй. А я еще немного понаблюдаю за хозяйкой. Неужели ей не дают покоя лавры Мата Хари? — засмеялся он. — Черт ее знает. Пойдем…

Уезжая, Александр Борисович был почти уверен в том, что угадал хозяйку, хотя она продолжала оставаться до самой последней минуты, пока не уехали нежеланные гости, и их начальник покинул дом последним, все той же пустой и беззаботно равнодушной ко всему, что происходило здесь на протяжении нескольких часов. Ведь это ее не «колыхало», Зинаида Борисовна совершенно не считалась со временем, поскольку ничем не была занята. В отличие от них, пребывавших «на службе»…

Но один ее быстрый, скользнувший взгляд успел-таки засечь боковым зрением Турецкий. Он отличался от всех других своей краткой заинтересованностью. И брошен был в его сторону. Но Александр Борисович мог бы поклясться, что к его мужским достоинствам этот интерес не имел ни малейшего отношения. Очевидно, не менее острой своей интуицией мадам Шевченко тоже угадала в нем неформального старшего в этой компании, да и что это за роль консультанта? Чего консультировать-то всерьез? И то, что он вызвал наружу Рогожина, а не наоборот, наверняка тоже не прошло мимо ее внимания — якобы рассеянного. Как и то, что решение о прекращении обыска тоже последовало после его разговора с Рогожиным.

Но, впрочем, это не так уж и плохо. Если он — старший тут и решил заканчивать, значит, и сам убедился в тщетности своих поисков, а следовательно, можно больше не беспокоиться. И вот как раз тут-то теперь и может появиться… пусть пока только появится возможность ее ошибки. И потому с этой минуты надо быть предельно осмотрительными, внимательными и — ждать. Не совершая при этом никаких резких «телодвижений»…

Игорь Грошев шлялся весь день неизвестно где, во всяком случае, на работе его не видели. Звонки туда из следственного управления ничего ровным счетом не давали. Хитро улыбаясь, Александр Борисович намекнул на то, что при большом желании, конечно, только Филя и мог бы «достать» очередного фигуранта. Не для задержания, а пока лишь для допроса. Если у того вдруг не появилось уже собственной причины скрываться от следствия. Такие вот аргументы.

Филипп обозначил морщинами на лбу напряженное раздумье, хотя в душе был даже рад, что предоставляется формальная возможность позвонить Татьяне — есть предмет для разговора. А так — о чем? Разве что договориться о новой встрече. Но теперь же там сын будет. К себе везти? А дальше что делать? Да и вряд ли она согласится кочевать по Москве в поисках, грубо говоря, удобного лежбища. А по-скромному — укромного уголка для проявления разбуженных страстей.

Он набрал ее домашний номер.

— Извини, снова вынужден побеспокоить. Заодно и хочу проинформировать, хотя, вероятно, это будет тебе глубоко безразлично. Но, мало ли?.. Короче, Грошев задержан в невменяемом состоянии и отправлен в соответствующее место на предмет вытрезвления. С ним уже все ясно. Решать станет суд. Но тут, в управлении, возникла нужда в Игоре Грошеве. Не для задержания, а для допроса в качестве подозреваемого, поскольку он тоже был задействован в той отвратительной операции с избиением руководителей предприятия, на котором сам же работает. Ну, и еще есть вопросы по поводу его угроз им и прочего. Словом, он нужен срочно. Желательно, чтобы Игорь подъехал сам, я продиктую тебе телефон, по которому он должен обязательно позвонить сегодня. Иначе его привезут с милицией, но тогда он рискует расстаться со своей свободой. И уж позору не оберется, это не мне тебе рассказывать.

— Его нет до сих пор, Филя, — он услышал в ее голосе некоторое беспокойство, все же сын, хоть и сукин, пошутил Филя мысленно. — Но я знаю его мобильный номер. Если нужно срочно, можете ему позвонить сами. А он, я уже говорила, появился утром в таком виде, будто общался всю ночь с бомжами вокзальными, и на вопросы не ответил, а умылся, переоделся и уехал куда-то. Я пробовала прозвониться — не отвечает, хотя видит, кто ему звонит. Не знаю, но попробуйте сами. Диктую… — и после паузы, пока он записывал, спросила спокойным голосом: — А ты сегодня очень занят?

— До конца дня, если не появится срочных дел по сыскной части, у нас так бывает. А ты хотела бы встретиться?

— А ты?

«Вот оно… — подумал Филипп. — Кажется, мадам понравилось… Уже сама готова опередить события».

— Могла бы и не спрашивать. Но у тебя — сын.

— А у тебя нельзя?

— Если ты не будешь стесняться скромности моей берлоги. Все-таки одинокий мужчина, проводящий жизнь на работе, а женщины у меня не бывают.

— Я понимаю, ты сам предпочитаешь бывать у них? — она издала смешок, который вполне укладывался в непроизнесенную ею фразу: «А ты мне нравишься, молодец!»