Стрельба по «Радуге»

— Господи, — со слезами в голосе простонала женщина, — и откуда ты такой сумасшедший взялся на мою голову?..

— Поедешь? На машине, не торопясь… с остановками в березовых перелесках…

— Да хоть на край света… — всхлипнула Татьяна.

«Что ж, вот и решили мы вопрос с тобой, господин Грошев, — так же отстранение всплыла мысль у Фили. — Проиграл ты по всем статьям, сукин сын…»

Рано утром Агеев явился в «Глорию» с полным отчетом. Глаза его еще светились шальным блеском, на что и обратил, в первую очередь, внимание Александр Борисович, но сразу смущать подробными расспросами не стал.

— Развлекался? — только и спросил негромко, чтоб Алевтина — тоже ранняя пташка — не слышала. Но Филипп лишь подмигнул в ответ и достал из кармана диктофон.

— Здесь — все, — сказал уверенно. — Даже больше, чем все. Здесь — полная хана бывшему полковнику. Она мне такого нарассказывала! Только, Борисыч, надо сделать так, чтобы ее показания не выходили за наши пределы, понимаешь? Она с открытой душой рассказала. А я обещал.

— Ну, раз пообещал, значит, так и будет. А обещал-то как? Находясь при ясном рассудке и трезвой памяти?

— Нет, еще и элемент восторга присутствовал. И обоюдной благодарности, если именно эта сторона вопроса тебя особо волнует. А у меня к тебе встречная дружеская просьба: дай-ка мне коротенький, хотя бы на недельку-полторы, отпуск. Хочу отдохнуть и рыбку половить. На свободе.

— В кустах, — в тон ему вставил Турецкий, внимательно посмотрел на Агеева, слегка усмехнулся: — Я не возражаю, а с Севой мы, конечно, договоримся… Вот как только это дело следствию передадим. Но ты свою просьбу-то… yжe согласовал, там, я имею в виду?..

— Негодяй, — пробурчал Филипп. — И провидец хренов.

— Ладно, не бурчи. Давай теперь своими словами, кратко и емко, потом расшифруем кассету, почитаем, и — в архив.

И Филипп Агеев начал рассказ… А когда закончил, Турецкий только покачал задумчиво головой.

— Ну, Кузьмич, просто слов нет! И когда ж ты все успел? Ведь если сейчас судить по твоему внешнему виду, назвать твою ночь легкой я бы ни за что не решился. Можешь мне поверить, опыт-то какой-никакой есть.

— А то! — засмеялся Филипп. — Кто бы говорил! А если хочешь знать полную правду и только правду, скажу по секрету: когда переносил одну большую и усталую женщину из гостиной в спальню.

— Да ну! Там ведь, поди, километров десять, не меньше?

— Нет, я просто шел медленно… А вообще, это секрет фирмы. Знаешь, когда женщина максимально откровенна?

— Открой, Филя, секрет, век не забуду! — шутливо «возбудился» Турецкий, воровато оглянувшись на Алевтину.

— Когда ей больше ничего не надо. В прошлом.

— Покойница, что ль? — с ужасом спросил Турецкий.

— Сам дурак, — обиделся Филипп. — Когда она открывает себе совсем другой мир.

— А вот это — серьезная мысль, — Турецкий многозначительно поднял указательный палец. — Надо запомнить… Чтоб блеснуть, понимаешь? Процитировать при случае… А материал, конечно, очень интересный. Только следует вычленить то, что потребуется следствию. Или попросить ее продублировать, что ли, исключая слишком уж личные мотивы, понимаешь? На фига ей самой такая слава? А ты — большой молодец.

«Это не я, это она молодец», — хотел сказать Филипп, но промолчал. Слишком свежи еще были воспоминания об их ночном разговоре. Он не поверил своим ушам, когда услышал, как во время их недолгого ночного чаепития — надо ж было и передохнуть немного — Таня сказала: «Расскажу тебе все, как на духу, ничего не утаивая, даже если мне самой будет после этого плохо. Но я тебе верю, ты ведь не сделаешь мне больно? Выбери то, что нужно, а остальное уничтожь, — не знаю, как вы у себя это делаете. — Он решил, что невольно разбудил в женщине новое и сильное чувство и без последствий им теперь не обойтись, однако тут же увидел, что так ничего в ней не понял: — Мне с тобой очень просто и легко. Но ты не волнуйся, я ничего от тебя не потребую, привыкла обходиться собственными силами. А вот за ласку спасибо, ты мне душу возвратил. Оказывается, я все еще женщина. И не самая скверная, правда?» Еще бы!.. «На Оку! На Оку!» — пела восторженная душа Филиппа Кузьмича.

— А у вас-то что тут было? Ты ж Так и не позвонил, я ждал, а потом отключил трубку, чтоб не мешала.

— Я так и понял. И решил не мешать работать, — ухмыльнулся Александр Борисович. — И я оказался прав, судя по твоему виду. Все-все, молчу! — он отгородился от Агеева ладонями. — Вчера был задержан и доставлен в следственное управление, на Новослободской, господин Ловков. Задерживал его в офисе на Красносельской Иван Рогожин — ему было поручено. И тут мне открылась одна любопытная деталь. Допрос шел часов до восьми. Я ждать не стал, да и мое присутствие было необязательным. А с Иваном я вечером разговаривал. Результатов, сказал, около нуля, то есть почти ничего. Все отрицает, никаких угроз не было — выдумки, жестких требований пострадавшим не предъявлял, все документы подписаны ими добровольно. Свидетель — нотариус. Его нашел-таки наш Макс, и тот вызван к следователю для дачи показаний сегодня, в середине дня. Будут очные ставки. Словом, на что-то серьезно рассчитывает Ловков, потому что крутится, как черт на сковородке, — ничего не знает, и вообще, сам никого пальцем не трогал. Это, кстати, верно, под его руководством костолом работал, Федор Кривин, бывший капитан милиции, был уволен за неоднократные «превышения». Самый нужный в охране кадр, но его дома не нашли, где он, неизвестно. Грошев таких и подбирал себе. Второго костолома, Степана Рулева, — данные на него практически те же — пока тоже дома нет. На службе у обоих отгулы. Но вряд ли они скрылись, может, у баб задержались? День-то у них вчера был тяжелый: переволновались, не смогли выполнить задание своих шефов.

— А Грошев? — спросил Филипп.

— Этот должен был явиться сам, ему Рогожин звонил, Грошев обещал, но так и не появился. Сегодня возьмут тепленьким. Вот стервец, и на что рассчитывает? Ну, с Ловковым понятно: у того, очевидно, серьезная «крыша» еще на прошлой службе. Иван сказал, что, когда получал постановление на задержание и обыск в офисе и дома, чувствовал очень сильное сопротивление. Его начальнику какой-то серьезный «дядечка» звонил и что-то, в буквальном смысле, вбивал в трубку. Значит, свой большой вес чувствовал. Но Иванов шеф отделывался общими фразами: мол, не наша инициатива, мы исполнители, а на каком уровне решали, лично я, сказал, не интересовался, может, в Генеральной прокуратуре. И тот «дядечка» был якобы чрезвычайно недоволен. Иван говорил: громко сопел в трубку, гулко кашлял, — давил, короче, морально.

— Обыски уже были?

— А что, поучаствовать хочешь?

— Да век бы не видел, — отмахнулся Агеев. — Меня другой фигурант интересует.

— Что ж, интерес вполне понятен, — хмыкнул Турецкий. — А у Ловкова в офисе были изъяты те самые документы, которые подписывала вся троица. С Петуховым, как ты знаешь, обошлись без мордобоя, поскольку тот сразу со всем согласился.

Сейчас эти документы изучают в следственном управлении. После задержания Грошева отправимся с обыском на Рублевку, домой к Ловкову. Если хочешь, я попрошу Ивана, он захватит тебя к Грошеву, познакомишься с ним лично, так сказать. Может, пригодится. В будущем.

— В будущем — не думаю, а так — следовало бы. Дело-то вот в чем. Вчера довольно поздно я стал невольным свидетелем телефонного разговора бывшей супруги Грошева с ее сыном, тем самым, что с Петуховым работал. То есть нагло, но без крови. Мальчишка еще, ему что-то двадцать шесть, что ли. С матерью не ладит, папенькин сынок. Думаю, такой же сукин сын. Не повезло женщине… — Филипп вздохнул. — Да, так о разговоре. Сын этот, Игорь, сказал, что он ночует у отца…

— Вот, почему ты… — немедленно «догадался» Турецкий. — А то я подумал было, что ты проводил допрос, или опрос, свидетеля ночью, что, как тебе известно, запрещено законом.

— Какой допрос? Не перебивай! Он сказал, что отцу очень плохо, совсем плохо. И что мать должна как-то помочь ему, что ли? На что получил категорическое и даже оскорбительное «нет». Словом, малая семейная разборка. Она заявила, что и на порог Грошева не пустит, мол, чтоб и духу его не было. Я сперва не понял причину такой ненависти, и только когда услышал ее исповедь, сообразил. А дело вот в чем. Видимо, чувствуя, что над ним собирается гроза, Грошев решил хоть как-то обеспечить свои тылы. Его ж Гусева, хозяйка квартиры, ты сам говорил, весьма невежливо попросила выйти вон! А теперь и Татьяна заявила, чтоб его вещей даже близко не было, не пустит, дверь не откроет. Я-то ведь тебе наш с ней разговор в общих словах пересказал, а когда прослушаешь запись полностью, поймешь, что иначе и не будет. Так что у Грошева сейчас абсолютно все — в подвешенном состоянии. И в этой ситуации его можно основательно прижать теми фактами, о которых рассказала Татьяна. Там случился автомобильный наезд со смертельным исходом, за рулем был пьяный Грошев, а сел за него на три года его подчиненный, которому тот хорошо заплатил. Фамильным брильянтовым колье собственной супруги. Ну, и отец Татьяны здорово его выручил своими связями. Известно также и о контактах Грошева в криминальном мире. Татьяна слышала в телефонных разговорах мужа клички «Баляба», «Дубовый» и другие. Причем разговоры у него с ними шли почти приятельские. А жены он не стеснялся потому, что помер генерал Милютенко, и он почувствовал свою полную власть над ней. При живом ее отце Грошев рук не распускал, боялся. Хотя она сама может уделать кого угодно.