Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 23



Придя, наконец, в себя, я посмотрел в Зулейкины глаза-звезды и молча улыбнулся. Она, припав к моей груди, гладила меня по голове и покрывала лицо поцелуями.

– Стивен! – Она все плакала, и ее горячие слезы орошали мне лицо.

У меня не было даже сил, чтобы обнять ее, но все-таки я справился с этой задачей. Мы лежали в полной тишине, нарушаемой только тяжелыми вздохами и рыданиями.

– Зулейка, я люблю тебя, – прошептал я.

– И я тебя люблю, Стивен. – Она всхлипнула. – О, как тяжко теперь расставаться! – но я умру вместе с тобой, Стивен, я не смогу жить без тебя!

– Дорогое мое дитя, – удивился Джон Гордон, который как раз вошел в комнату. – Костиген вовсе не собирается умирать. Мы дадим ему гашиша, чтобы поддержать некоторое время, а когда окрепнет, постепенно избавим от этой привычки.

– Вы не понимаете, сагиб, Стивену нужен вовсе не гашиш, а вещество, которое может дать только Хозяин. Но Хозяин мертв или сбежал, и Стивен обречен.

Гордон бросил на меня неуверенный взгляд. Выглядел он ужасно – краше в гроб кладут.

– Она права, Гордон, – вяло подтвердил я. – Я умираю. Катулос избавил меня от тяги к гашишу, он давал мне наркотик, который называется эликсиром. Только благодаря ему я и жил. Зулейка украла у него немного снадобья, но сегодня ночью я выпил остаток.

Я не ощущал жажды, я вообще не чувствовал ни морального, ни физического дискомфорта. Мой организм быстро засыпал, я уже прошел ту стадию, когда нехватка эликсира могла разорвать меня на куски. Мною владели только небывалая апатия и сонливость. Я знал, что умру, как только закрою глаза.

– Странный наркотик, этот эликсир, – с трудом произнес я. – Он возбуждает и вместе с тем затормаживает. А потом… жгучее желание выпить еще дозу… и это желание убивает.

– Проклятие! – в отчаянии воскликнул Гордон. – Костиген, вы долго так не выдержите! Скажите, что в сосуде, который я взял со стола египтянина?

– Хозяин поклялся, что эта жидкость освободит меня от проклятия, – вспомнил я. – Но, возможно, это тоже яд. Я и забыл о флаконе. Дайте-ка его сюда. Если я обречен, какая разница, от чего я умру?

– Да, пожалуйста! – Зулейка подскочила к Гордону с протянутой рукой.

Гордон вынул из кармана флакон, Зулейка вернулась ко мне и встала на колени, поднесла сосуд к моим губам, шепча на своем языке что-то ласковое и утешающее.

Я осушил флакон, но не почувствовал никакого интереса к происходящему. Слишком мало жизни во мне осталось, я почти ничего не замечал, не возьмусь даже вспомнить, какова была жидкость на вкус. Помню только, как почувствовал, будто во мне затлел живительный огонек и медленно двинулся по кровеносным сосудам. Последнее, что я запомнил – это как Зулейка склонилась надо мной, глядя огромными глазами. Ее маленькая рука нырнула за пазуху. Я вспомнил ее клятву покончить с собой, ели я умру, и попытался обезоружить девушку, хотел сказать Гордону, чтобы он отобрал кинжал. Но ни слова, ни жесты мне не давались, и я утонул в море темноты.

Затем – провал в памяти. Период абсолютного безмыслия и беспамятства. Говорят, часами я лежал, точно покойник, а Зулейка не покидала меня ни на секунду и боролась, как тигрица, когда ее заставляли отдохнуть.

Я унес ее образ в суровую страну пустоты, и эти милые глаза были первым, что я увидел, когда ко мне начало возвращаться сознание. Я был немощен, будто тяжелая болезнь изводила меня долгие месяцы. Но я жил, и мой организм не требовал искусственной стимуляции. Я улыбнулся моей любимой и, едва шевеля языком, произнес:

– Оставь кинжал в покое, моя маленькая Зулейка. Я собираюсь жить.

Она вскрикнула и, заливаясь смехом и слезами, упала на колени. Женщины – загадочные существа, поистине сотканные из сильных эмоций.

Вошел Гордон и пожал руку, которую я был не в силах приподнять.



– Теперь ваше исцеление можно смело доверить обычному врачу. Впервые с тех пор, как мы познакомились, у вас глаза совершенно нормального человека, пережившего сильное потрясение и нуждающегося в длительном отдыхе. Господи, дружище! Ведь вы через такое прошли, начиная с наркотиков!

– Расскажите все с начала, – попросил я. – Что с Катулосом? Погиб при взрыве?

– Не знаю, – мрачно ответил Гордон. – Но все катакомбы полностью разрушены. Я видел, как моя последняя пуля – последняя пуля в револьвере, отобранном у одного из преследователей – вошла в Хозяина, но не знаю, может ли Скорпион умереть от свинца. Сам ли он ценой своей жизни взорвал многие тонны взрывчатки, которой были завалены коридоры, или негры сделали это непреднамеренно – этого мы никогда не узнаем.

Бог мой, Костиген, видели вы когда-нибудь такие катакомбы? Остается лишь гадать, на сколько миль в каждом направлении тянулись эти коридоры. До сих пор агенты Скотланд-Ярда прочесывают подземные линии метро и подвалы в поисках потайных дверей. Все известные выходы, как тот, через который мы прошли, и на Сохо, сорок восемь, завалены обломками стен. Конторское здание превратилось в мелкий щебень.

– А как полицейские, которые прибыли на Сохо, сорок восемь?

– Дверь в библиотечной стене оказалась на запоре. Они нашли убитого вами китайца, но обыск дома ничего не дал. И слава Богу, иначе во время взрыва они бы наверняка погибли вместе с сотнями негров.

– Там, наверное, собрались все негры Лондона.

– Пожалуй. Большинство из них в душе идолопоклонники, а могущество Хозяина было невероятным. Они-то погибли, но что с ним? Разлетелся ли на мелкие кусочки или раздавлен обломками стен и потолка?

– Я полагаю, организовать поиски в подземных развалинах невозможно?

– Увы. Когда рухнули стены, потолок тоннеля не выдержал, и коридоры завалило землей и обломками камней. А на поверхности земли дома превратились в руины. Что произошло в этих ужасных коридорах – навсегда останется тайной.

Мой рассказ приближается к концу. Следующие месяцы прошли без ярких впечатлений, если не считать райского блаженства супружеской жизни, но вас бы утомил рассказ о нем.

Однажды мы с Гордоном вернулись к разговору о таинственной деятельности Хозяина.

– С того дня, – сказал Гордон, – в мире воцарилось спокойствие. Африка утихла, и Восток погрузился в свой обычный древний сон. Ответ может быть только один. Погиб Катулос или нет, но его власть уничтожена в то утро, когда вокруг него все обрушилось.

– Гордон, каков же ответ на самый главный вопрос?

Мой друг пожал плечами.

– Я уже верю, что человечество вечно блуждает по берегу океана, о котором оно ничего не знает. Расы и племена жили и исчезли, прежде чем мы поднялись на могилах первобытных народов, и похоже, другие народы будут жить на земле, когда исчезнем мы. Ученые давно придерживаются теории, что цивилизация Атлантиды была выше современной. Сам Катулос – доказательство того, что наши хваленые культура и знания не идут ни в какое сравнение с ужасным наследием атлантов.

Только его эксперименты с вами поставили в тупик весь научный мир. Никто из ученых не возьмется объяснить, как он снял зависимость от гашиша, заменив его более сильным наркотиком, а потом создав другое вещество, которое полностью ликвидировало воздействие предыдущих.

– Я должен благодарить его за две вещи, – сказал я не спеша. – За то, что я снова стал мужчиной, и за Зулейку. Катулос мертв, насколько может умереть живое существо. Но как насчет остальных – «древних хозяев», которые все еще спят на дне морском? – Гордон пожал плечами.

– Как я уже сказал, человечество бродит по краю невообразимой бездны. Сейчас целая флотилия канонерских лодок беспрерывно патрулирует в океане, имея приказ немедленно уничтожить любой необычный на вид ящик, который появится за бортом. И, если мое слово хоть что-нибудь значит для английского правительства и наций всего мира, патрули будут ходить по морям до судного дня, пока не опустится занавес истории современных рас.

– Иногда Хозяева снятся мне по ночам, – признался я, – спят в лакированных саркофагах, облепленных водорослями, в зеленой пучине, где зловещие шпили и башни поднимаются из темной бездны.