Страница 3 из 22
— Какой дремучий, махровый идеализм! Игра нашего воображения, о которой вы столь пренебрежительно отзываетесь, не просто существует; она — часть материального бытия Вселенной, и притом часть наиболее сложная, наиболее высокоорганизованная! Не будь воображения, уводящего разум вдаль и вверх, где были бы мы все сейчас? Пасли бы овец, копали бы землю кошкой-цапкой… и то вряд ли! Разум без воображения так же пуст и мёртв, как сама Вселенная мертва и пуста без разума!
— Но позвольте: нельзя разрешать сознанию, не опирающемуся на неустанный и кропотливый труд, так своевольно хозяйничать в мире материальных вещей! Сперва мы получаем исправленную историю, а потом что — исправленную физику? Астрономию? Биологию, в конце концов?! Мы можем остаться в итоге без осознания понятия о необходимости, последовательности поступков, понятия коллективного усилия, которое привело нас к нынешнему благу!
— Нынешнее благо не идеально и не вечно; пройдёт время, и наше нынешнее бытие будет казаться беспросветным ужасом, полным болезненного, а главное, неосмысленного самоограничения. А от вашего понимания необходимости недалеко и до оправдания самой концепции страдания: страдание, мол, возвышает! Но это не так. Всякий страдавший знает, что возвышает не страдание, а могучее, волевое преодоление породивших его обстоятельств; безысходное страдание, напротив, становится мукой и разбивает самые твёрдые сердца! Мы хотим разорвать две цепи разом: оковы материальной необходимости для нас, и страдание, вызванное несовершенством устройства разумной жизни — для тех, кто мог бы быть нашими предками. Разве такое преодоление не возвышает сверх меры всякого, кто принимает участие в нём?!
— В том-то и загвоздка: сверх меры! Мера нужна во всём, и в общественном совершенствовании тоже… Человечество просто не готово к такому уровню могущества.
— А, ну, это старая песня, и мы её слушать уже устали. То человечество было не готово к всеобщему образованию, то к социализму, то к общественному воспитанию детей, а вот теперь уже и к управлению собственной судьбой не готово! А кто готов-то? Ареопаг старцев в белых хитонах?! Инопланетяне с Альфы Девки, которые прилетят и наконец-то возьмут нашу судьбу в свои руки?!
— А почему бы и не инопланетяне? Человечество — это жестокое и неразумное дитя Вселенной; должны же найтись старые и мудрые расы, которые придут к нам в критический час и отберут у нас наши опасные игрушки…
— Ах вы, либеральные демократы!
В такой перегретой обстановке Центр темпоральных исследований и открыл прямую дискуссию о методах, целях и, главное, точке приложения усилий «исторического десанта», направляемого на капсуле проникновения прямиком в прошлое Земли. Пик дискуссии пришёлся на официальный выходной день, и шесть миллиардов взрослых землян, оставив повседневные заботы, приникли к приёмникам самых разных моделей, готовясь принять участие в решении судеб всего мира. Доклады научных и общественных комиссий, выступления групп активистов, стоявших на самых различных платформах, должны были определить ход финальной стадии этого грандиозного и, в самом прямом смысле слова, исторического эксперимента.
Как это часто случается в общественных дискуссиях, началось с самых громких и самых невменяемых предложений. Одно из них требовало направить группу историков в 1941 год, чтобы непременно и всесторонне ознакомить товарища Сталина с чертежами атомной бомбы, гранатомёта и автомата под промежуточный патрон. Другое, не менее кретинское, предлагало создать в Древней Греции накануне римской оккупации тайные, но всесильные союзы лесбиянок и педерастов под эгидой мистериальных языческих культов, чтобы впоследствии противостоять с их помощью всеразрушающему шествию христианской морали по просторам Евразии.
Психи на этот раз попались очень глупые, зато очень громкие. Для того, чтобы заставить их замолчать, председателю собрания пришлось прибегнуть к регламентной процедуре — выдворению. Под последние возгласы удаляемых активистов, вроде «Правды вам не замолчать! Гомокоммунизм придёт на смену прогнившему режиму коммунофеодализма!», со своими докладами выступили один за другим представители других инициативных групп и гражданских платформ. Быстро выделились три более или менее чётких позиции, именно в силу своей чёткости оказавшихся абсолютно непримиримыми,
«Революционеры» настаивали на быстрой и эффективной помощи силам, в рамках земной истории преобразующим общественный строй на разумных, сознательных началах. Поскольку все подобные революции были революциями социалистическими, то и посылка отряда из будущего рассматривалась примерно как отправка интернациональной бригады в тот исторический период, когда с помощью быстрой победы коммунизма и всемирной диктатуры рабочего класса можно было избежать множества последующих мерзостей, вроде Гитлера или писателей-деревенщиков. Соответственно, не стояла слишком остро и проблема контакта: охваченные революционным порывом массы приняли бы помощь от коммунистического общества будущих веков как явление закономерное и желательное, не утруждая себя либерально-демократическими бреднями в стиле «имеем ли мы право?». Эта позиция импонировала своей романтичностью и радикализмом широкому кругу увлечённых людей, а особенно, конечно же, молодёжи.
Возражая «революционерам», «экономисты» отвечали, что попытки социалистических преобразований общества охватывали в целом лишь последние три или четыре сотни лет до наступления эры всепланетного социалистического, а затем и коммунистического общества. Пусть в абсолютном исчислении этот период и захватывал большинство людей, живших когда бы то ни было на Земле, но в отношении исторической эволюции он оказывался при ближайшем рассмотрении слишком приближен к современности. Опираясь на экономику, технику и науку, люди сами прекрасно, хотя и с нередкими откатами в прошлое, справились с переходом к новому строю. Тысячелетиями же прогресс цивилизации полз, как улитка по сухой щебёнке, останавливаясь надолго то там, то сям из-за простого исчерпания производительных сил. Следовательно, подъём производительных возможностей, ранняя научная и техническая революция и как можно более ускоренный переход к высшей из неорганизованных, стихийных формаций должны были быть реальной целью прогресса. Самым разумным сценарием из предложенных «экономистами» было разрушение хозяйственной монополии латифундий в Древнем Риме и распад общества «джентри» в Китае, с последующим рывком Запада и Востока, а затем и арабского мира к торговле, а через неё и к промышленному производству. Позволить человечеству сэкономить на развитии около полутора тысяч лет, довольно бесцельно занятых застоем средневековья, выглядело весьма благодарной идеей. Её сторонниками были многие мужчины среднего и старшего возраста, занятые на производстве и в общественной организации, а также те из женщин, кто в полной мере осознал вызовы времени и сознательно отрёкся от игры в «слабый, но прекрасный пол», принимая наравне с мужчинами участие в трудах и заботах всей современной Земли.
«Гуманисты» же предлагали начать не с экономики, а с самой природы человека, с воспитания тех начал, которые составляли основу психического и физического развития землянина. И в самом деле, ведь маленький землянин, вырастая, не проходит через все страдания своих предков, не несёт в себе весь груз их персонального и общественного опыта. Общество формирует его заранее, используя воспитательную, культурную, трудовую, физическую нагрузки; так садовод выращивает здоровое и сильное дерево, способное дать обильные плоды. Зачем же вообще, спрашивали «гуманисты», заставлять проходить периоды войн, лишений и экономического принуждения, если те же самые методы воспитания можно было бы принести людям на самой заре человечества, вырастив знающих и сильных людей будущего прямо в прошлом? Не нужно искать, как минимизировать исторические беды и страдания; пусть их не будет вообще! Эта разумная и взвешенная точка зрения больше всего импонировала женщинам, предпочитавшим хранить проверенную веками красоту и силу пола в стороне от коллективного производительного труда, посвящая время искусству, любви и воспитанию чувств у молодого поколения; в силу того, что мнение об этой социальной группе у большинства её соседей по планете было всегда отрицательное, рациональное зерно аргументации «гуманистов» с трудом выдерживало атаки общественной неприязни и не получило того подавляющего перевеса, какой могло бы иметь, будь все участники дискуссии более объективными и спокойными в своих суждениях.