Страница 17 из 69
— Женится, уж я вам точно говорю!
— Она вроде не королевских кровей...
— Гимильтруда тоже, знаешь, была...
— Ну и где она теперь? Бьёт поклоны в монастыре.
— А я слышала, что у этой новой голос, как у погонщика быков.
— Откуда ж взяться ангельскому голоску, ежели из простых?
— А я слышала, папаша ейный — герцог Алеманский.
— Да нету давно уж герцогов в Алемании. Ещё Пипин их отменил.
— Раскудахтались дуры, будто и в самом деле знают чего! — вмешалась камеристка Бертрады (я узнал её по голосу). — Отец девицы этой, герцог из Винцгау, а мать... Мать вообще из рода самого Меровея вышла. Понятно хоть вам скудоумным, что это значит?
— Не глупее тебя. Наследник, значит, будет сразу двух королевских родов, да Меровеи-то от морского чудища произошли, не дай бог, с хвостом родится!
— Вот казнят тебя за такую болтовню!
— Да я ж «не дай бог» говорю. За что казнить?
— А и точно: не везёт Карлу с наследниками: от первой жены горбун, от второй вообще не случилось.
— Зато сам с лица милее не сыскать!
— Да и не только с лица, поди!
Мне надоело заниматься столь недостойным делом, как подслушивание бабьих сплетен. Раздосадованный, я побрёл в свою каморку. Глупо и неуместно обижаться на короля, но... почему он больше не откровенничает со мной? Он опять отдалился. Именно в тот момент, когда показалось, что между нами возникло особое доверие. Значит, всё произошедшее — только заблуждение, обман, мрак и тлен. Влиять на сильных не удастся. Жизнь пройдёт никчёмно и бесславно, Имма никогда не подарит мне свою любовь...
Назавтра с утра, взяв хлеба и сыра, я отправился бродить по городу. Всё равно мои услуги никому не нужны.
Я обошёл весь Суассон. Снова был на той узкой улочке, где говорил с королём. Стоял, прислонившись спиной к шершавому серому камню, разминал в руках резной лист вьюнка. Мне казалось, что прекрасная незнакомка с королём должны проехать здесь ещё раз, но они так и не появились.
Вернулся в замок, когда уже вечерело. Управляющий странно посмотрел на меня.
— Все, кто с Его Величеством, уехали утром, — объяснил он. — А ты чего остался? Кормить тебя здесь не будут. Иди вон в харчевню.
Вот это новость! Не лучше ушата ледяной воды на голову.
— И куда же они уехали?
— В Нуайон. А может, и дальше. Ваш король любит бродяжничать.
Тут я возмутился:
— Это и твой король. Ты живёшь в королевстве Франков, не так ли? А тех, кто пытается разделить нашу страну на радость врагам, давно пора вздёрнуть на виселице.
Управляющий насупился:
— Я человек занятой, мне некогда разговоры разговаривать. Иди в харчевню, там много таких же бездельников, как ты, они тебе всё расскажут и про королевство Франков и про тебя самого.
— Я уйду! Только не раньше, чем заберу свои вещи и лошадь!
— Какую ещё лошадь? Всех ваших лошадей забрали. В замке только наши лошади.
Если бы в тот момент я хоть на каплю усомнился в Карле — то пошёл бы пешком. Но я был твёрдо уверен: король не забудет о моём существовании. Ведь не забыл же он за несколько лет наш разговор о налогах кесарю. И я, отодвинув своего нелюбезного собеседника, бросился к конюшням, крича, что есть сил:
— Конюх!
Он тут же возник в дверном проёме.
— Мне нужна моя кобыла, та, что со звездой во лбу, — сказал я твёрдым тоном и прибавил: — Немедленно!
Как хорошо, что у неё была эта звезда. Вообще-то звездой продолговатое белое пятнышко назвать трудно, но мой уверенный вид и гневный голос сделали конюха удивительно понятливым. Через минуту я уже держал в руке повод лошади, на которой приехал сюда. Нужно было ещё сходить за мешком, но я опасался, что недобрый управляющий придумает ещё какую-нибудь каверзу с моей кобылкой, пока я хожу.
Мимо пробегала молодая служанка. Я схватил её за локоть. Собрав остатки уверенности, велел:
— Принеси мои вещи из комнаты, что наверху у самой лестницы.
На неё моя наигранная властность не произвела никакого впечатления. Она прыснула самым неуважительным образом, но мешок всё-таки принесла.
В глубокой досаде, на ночь глядя, я покинул замок Карломана и поехал искать постоялый двор. Мне нужно было переждать темноту, а заодно — узнать дорогу до Нуайона.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Какое всё-таки счастье, что дорожный мешок собирала матушка! Я не догадался, что деньги могут понадобиться, и без её заботы провёл бы эту ночь на улице. А так мне хватило и на ночлег, и на стойло для звездолобой кобылки, и на жаркое с кружкой пива, и ещё немного осталось.
Говорили, что до Нуайона недалеко. Если выехать на рассвете, можно к закату добраться. Всю ночь я ворочался, и с первыми лучами солнца выехал.
Трава блестела от росы, пели птицы. Дорога оказалась удобная и широкая — уж точно не потеряешься. Я ехал, размышляя о короле: не разгневался ли он на мои самовольные прогулки? С другой стороны, у меня ведь не было обязанностей на вчерашний день. И я не узник, которому запрещено покидать стены замка.
Сзади послышался стук копыт. Дорога только что повернула.
«Отлично! — подумал я. — Если это попутчики, можно провести время за приятной беседой».
Из-за поворота вылетели два всадника. Они попытались окружить меня и набросить петлю, но промахнулись.
— Слезай с лошади, останешься жив! — хрипло выкрикнул один из них.
— И мешок бросай! — отозвался второй.
Кобылка моя не обладала ослепительной красотой и величавой статью любимого жеребца Карла, но она обитала в королевской конюшне, где плохих лошадей не держали. Быстрей меня разобравшись в происходящем, она проскользнула между всадниками и пустилась вскачь. Нам удалось оторваться от преследователей, но ненадолго. Они настигали, к тому же неудача распалила их.
— Теперь так просто не отделаешься! — кричали мне в спину. — Всю одёжку скинешь! И ещё получишь так, что мать родная не узнает!
Снова полетела петля. На этот раз она скользнула по лошадиному крупу. Я стегнул лошадь, та ещё прибавила ходу. Расстояние между мною и преследователями начало медленно увеличиваться. Мы, скорее всего, ушли бы от погони совсем, но тут из леса на дорогу выскочили трое всадников в кольчугах и с мечами. От неожиданности моя кобылка взвилась на дыбы, скинув меня на землю. Я упал в придорожные кусты. Расцарапал щёку и чуть не выколол глаз.
— Стоять! А ну! — послышались крики. Что-то загремело, заржала лошадь, потом довольный голос произнёс:
— О-о-о! Да это старые знакомцы Лаубод и Дагоберт, да ещё и с петлёй! Опять шалим?
— Закончились ваши шалости, — прервал суровый голос, — теперь всё доказано, ждите суда.
Я выкарабкался из кустов и огляделся. Кони пощипывали травку неподалёку от дороги. Мои спасители вязали разбойников той самой верёвкой, которой те чуть не поймали меня.
— А что, собственно, доказано? — вдруг возмутился один из разбойников. — Мы не сделали ему ничего дурного. Просто ехали с ним по одной дороге. Разве это запре...
— Не строй из себя дурачка, Лаубод, — прервал его воин с багровым шрамом во всю щёку, затягивая узел, — все в деревне знают про ваши похождения. Только за руку никак вас поймать не могли.
— Вы и не поймали, — ухмыляясь, сказал второй разбойник. — Мы торопились в Нуайон на королевскую свадьбу. А вашего молокососа вообще не видели. Вот!
— Нет уж! — вступил другой воин. — Мы все видели, как ты ловил его петлёй.
— В законе нет такого, что нельзя ловить петлёй. Ущерба мы ему не нанесли.
Воины обернулись ко мне.
— Подойди-ка сюда, юноша. Не нанесли ущерба! Да у него вся щека в крови.
— Потому что ездить верхом не умеет! — нагло отвечал разбойник.
— Всего-то, царапина! — поддержал его другой. — За это штраф пара денариев, не больше. У меня в кармане, кажется, есть столько. Развяжите мне руки!