Страница 23 из 69
— Гм… Странная тема.
— Не я ее выбирал, — пожал плечами Андрей.
Мария Леопольдовна посмотрела на сына и подозрительно прищурилась:
— От тебя несет спиртным!
Отпираться было бесполезно, и Андрей кивнул:
— Да. У Гоги сегодня день рождения. Пришлось выпить пятьдесят грамм.
— Что-то в последнее время ты много стал пить.
Андрей пожал плечами:
— Я не заметил. Но если это правда, то с завтрашнего дня я с этим делом завяжу совсем.
— Было бы неплохо, сынок. Было бы неплохо. Но я с тобой хотела поговорить не об этом. Я с тобой хотела поговорить о… — Мария Леопольдовна замялась. — О Тае, — выговорила наконец она.
Андрей напрягся.
— А что Тая? — холодно спросил он.
— Ты знаешь, ее убийц до сих пор не нашли.
— И что?
— Да я вот подумала… — Мария Леопольдовна посмотрела на сухую, жилистую руку сына, лежащую на спинке кровати и вздохнула. — Ты стал каким-то странным. Каким-то жестким и… слишком спокойным, что ли.
Андрей усмехнулся:
— Здрасте, приехали! Сначала тебе не нравилось, что я слишком сильно переживаю. А теперь, когда я успокоился, тебе опять все не так. Ты уж определись, пожалуйста!
— Напрасно ты ерничаешь, сынок. Ты знаешь, иногда я смотрю на тебя, и мне кажется, что ты что-то задумал. Что-то нехорошее. Такое же лицо было у твоего отца, когда он решил… уйти с работы.
— Он не только ушел с работы, но и надавал начальнику по физиономии, — напомнил Андрей.
— Об этом и я говорю, — вздохнула мать. — И ту же жестокую решимость я вижу на твоем лице. Что ты задумал, сынок? Что с тобой случилось, после того как ты выбросил в мусорное ведро крестильный крест?
— Да ничего со мной не случилось, — начиная раздражаться, ответил Андрей. — Живу как всегда жил. Хожу в универ, рисую граффити, с друзьями встречаюсь. Вообще, не понимаю, что тебя так насторожило?
— Но ты изменился, — робко сказала мать.
— А если даже и так? Людям свойственно меняться, ма. Может, я просто повзрослел! Мне ведь скоро двадцать три. Солидный возраст, если задуматься!
— Если задуматься, то да, — улыбнулась Мария Леопольдовна. — Не знаю, сынок, может, ты и прав. Только… Поклянись мне, что ты не задумал сделать что-то плохое.
— Клянусь! — с готовностью ответил Андрей. — Если я вру, пусть у меня все зубы выпадут и грудь вырастет, как у Памелы Андерсон!
— Дурак, — с притворным негодованием нахмурилась мать. — Ну что ты болтаешь, а?
Андрей улыбнулся:
— Ну ты же сама просила.
Мария Леопольдовна удрученно вздохнула:
— Нет, с тобой решительно невозможно разговаривать серьезно. Не знаю, радует меня это или огорчает.
— Конечно, радует! Ведь чувство юмора — это показатель душевного здоровья. Разве не так?
— Так, все так. И все же… — Мария Леопольдовна вновь заколебалась, но лицо Андрея было уверенным, а взгляд дружелюбным, и она сломалась. — Ладно, сын. Надеюсь, что твои слова были искренними. Ты ведь знаешь, что если с тобой что-то случится, я этого не переживу. А раз так — значит, ты не будешь делать глупости. Спокойной ночи.
9
Костырин посмотрел на портрет президента, висевший на стене, затем перевел взгляд на жизнерадостную физиономию мэра, который улыбался с фотографии, как всегда, обаятельно и непринужденно, и мрачно усмехнулся.
— Владимир Геннадьевич, вы читали пьесу «Слуга двух господ»? — с иронией спросил он у хозяина кабинета.
Тот усмехнулся в ответ:
— Когда живешь с двумя волками, приходится выть на два разных манера. Иначе скушают.
Холеный палец слегка стукнул по сигарете, и столбик серого пепла упал в пепельницу. Сочный бархатный баритон хозяина кабинета спокойно произнес:
— Дмитрий, ты подумал над моим предложением?
Костырин, сидевший в мягком кожаном кресле, задумчиво посмотрел на своего собеседника и сказал: — Да.
— И что ты решил?
— То, что вы предлагаете, очень рискованно.
— Естественно, — согласился собеседник. — Борьба за правое дело — всегда рискованное предприятие. Вспомни Че Гевару.
Костырин поморщился:
— При чем тут Че Гевара? Он просто раскрученная попсовая фигура. Его борьба — явление не идейное, а психологическое. Ему просто не сиделось на месте, вот и все.
Собеседник Костырина усмехнулся:
— Ну, тебе видней. Я всего лишь привел пример.
— Неудачный…
Несколько секунд оба молчали. Затем бархатный баритон мягко произнес:
— Ты что такой раздражительный? Проблемы на личном фронте?
— Я не раздражительный, я — озабоченный, — сухо ответил Костырин. — Одно дело пересчитать ребра какому-нибудь негру, а другое — сделать то, что вы предлагаете. Если нас поймают…
— Вас не поймают, — спокойно перебил собеседник. — Вообще, Дмитрий, ты ведешь себя, как желторотый новичок. Откуда эта нерешительность?
Костырин пропустил вопрос мимо ушей.
— Владимир Геннадьевич, сумма, которую вы предлагаете, слишком мала, — сказал он.
— Мала? Гм… А сколько нужно?
— Удвойте цифру.
Послышался легкий смешок. И вслед за тем:
— А ты не считаешь, что это слишком уж…
— Нет, не считаю. Или платите по нашим расценкам, или все это дело придется отменить.
Обладатель бархатного баритона задумался. На рукав его дорогого костюма упал пепел, он встрепенулся и быстро смахнул его.
— Ну, хорошо, хорошо. Я удвою цифру. Но я недоволен тем, как вы распоряжаетесь деньгами. Вы слишком дорого мне обходитесь.
— За правое дело нужно платить, — возразил Дмитрий. — Вам еще повезло — вы платите деньгами, а мы с ребятами платим собственной кровью.
— Ладно, ладно. Здесь-то хоть не митингуй. — Холеная рука вмяла окурок в пепельницу, затем собеседник Костырина откинулся на спинку кресла и деловито сказал: — Запомни: все должно быть сделано быстро. И постарайтесь нс наследить. Отмазывать вас будет слишком дорого. Кстати, как насчет сегодняшней акции? Все готово?
— Да, мы готовы.
— Это будет неплохой разминкой перед настоящим делом. А сейчас, Дмитрий, извини, мне нужно поработать.
Поняв, что разговор окончен, Костырин поднялся с кресла. Постоял так немного, погруженный в свои мысли, затем повернулся к хозяину кабинета и вдруг спросил:
— Скажите, а вам мальчики кровавые по ночам не снятся?
Тот покачал головой:
— Нет. По ночам мне снятся девочки. Голые и на все готовые.
— Глупый ответ, — заметил Костырин.
— Каков вопрос, таков ответ. А что касается моральной стороны акции, то не мне вам объяснять, Дмитрий Сергеич, какие высокие истины мы с вами отстаиваем. Причем отстаиваем в прямом смысле в бою.
— Смотрите, чтоб вам голову не отстрелили, — посоветовал Костырин.
— Постараюсь, — улыбнулся в ответ хозяин кабинета.
10
Вечер выдался темный и ветреный. Костырин, так же как и остальные парни, был одет в темную куртку и черные джинсы. На голове у него красовалась черная лыжная шапочка, которую одним движением можно было натянуть на лицо (прорези для глаз гарантировали полноценный обзор).
— Ну че там, скоро? — спросил крепкий верзила со сломанным носом, которого все в бригаде звали просто Бутов.
— Скоро, — Костырин бросил окурок на землю, повернулся к Андрею: — Андрюх, ты как, нормально?
— Нормально.
— Смотри, если есть какие-то сомнения, лучше иди домой. А то можешь всю мазу испортить.
— Нет сомнений, — сказал Андрей.
— Отлично. Так, парни, повторяю расклад. На первом этаже у них столовка. Там всегда кто-нибудь есть— человек пять-шесть жрут морскую капусту с червяками и давят слезу под тамбурины. Слева — вход на кухню. Там есть такой длинный и темный, как печная труба. Это повар. Он всю эту инородную ораву кормит. Они его специально из теплых стран выписали. Гурманы типа. Так вот, этот хренов повар должен навсегда забыть про то, как готовить червей и тараканов. С остальными — как всегда. Расклад ясен?