Страница 60 из 85
— Если удастся скрытно сосредоточить главные силы, успех обеспечен наполовину, — продолжал размышлять Осман-паша, раскачиваясь в седле. Трудно, но сорокатысячная армия верит ему и надеется. Большую ответственность возлагает на себя Осман-паша и ему нести ответ перед судом султана Абдул-Хамида… — О, Аллах, все ли я сделал так, как надо? — шепчет Осман-паша и мысленно вспоминает тот день, когда вступил в Плевну и принял на себя оборону города, как отбил штурмы русских.
Да, его не в чем обвинить. И поспей к нему помощь, армия не оказалась бы в такой сложной ситуации.
Осман-паша подозвал одного из адъютантов:
— Сообщи корпусным и бригадным генералам, я вызываю их на военный совет.
Уединившись в походном шатре, служившем ему и штабным кабинетом, и спальной комнатой, он уселся на ковер, поджал ноги.
Поглаживая смолистую бороду, Осман-паша воздал молитву Аллаху. Начали подходить члены военного совета, верные своему полководцу генералы. Отвешивая поклоны, рассаживались кольцом на ковре. Осман-паша обвел их взглядом. Явились все тринадцать.
— О, Аллах, нет нужды убеждать вас в чрезвычайно серьезной обстановке, провиант заканчивается, наступает зима, она грозит нам. Пушки русских днем и ночью обстреливают наши укрепления, наносят им значительный урон. Шевкет-паша поступил как трус, остается надеяться на самих себя.
Генералы слушали внимательно, ни единым словом не прерывая полководца. Он продолжал:
— Мы не можем обречь армию на вымирание или гибель под снарядами противника. Нам остается либо сдаться на милость врага, либо попытаться пробиться на Софию. Заранее предупреждаю, надежда незначительная, и поэтому, прежде чем собраться для принятия окончательного решения, обсудите все с полковыми командирами, а те в таборах, и как будет угодно Аллаху…
Тотлебен уверен: Осман-паша не может остаться пассивным, он должен что-то предпринять. Скорее всего попытается вывести армию из окружения.
Эдуард Иванович проинспектировал войска обложения по участкам, настроил генералов на возможность удара турецких сил, нацеленных на прорыв. В корпусе Ганецкого задержался, провел маневры. Гренадеры порадовали.
Оставив у Ганецкого для связи с главным штабом веселого и покладистого полковника Фреза, Тотлебен отбыл в Бохот со спокойной душой — обруч вокруг Плевны прочный. А то что Осман-паша удачи поищет, то тут у Эдуарда Ивановича мнение твердое. А для прорыва турецкий военачальник изберет вероятнее всего шестой участок Ганецкого. О том у них с генералом произошла долгая беседа, на картах сверили, местность осмотрели, проверили расстановку батарей, авангардных постов, отработали подходы пехоты, резерва. Все обнадеживало.
Тотлебен завернул на пятый участок к генералу Каталею, к румынам. Князь Карл и генерал Черкат познакомили с обстановкой на их участке. И здесь чувствовалась хорошая подготовка. Теперь можно докладывать главнокомандующему и ждать противника…
К вечеру того же дня к Тотлебену заехал полковник Артамонов. Отказавшись от ужина, сразу перешел к делу:
— Эдуард Иванович, по сведениям из Плевны Осман-паша что-то замышляет. Наши друзья болгары сообщают: турецкий военачальник начал часто появляться на позициях и особенно на западных. Его сопровождает весь штаб.
Тотлебен улыбнулся.
— Ишь, турецкий лис хитер, но и мы, полковник, тоже не спим.
— Однако, обратите внимание на дальнейшую информацию. Замечено ночное передвижение войск.
— Я знаю. Ко всему в последние дни снизилась активность их ответного орудийного и ружейного огня. Именно это меня и насторожило. Прошу вас, полковник, по получении новых данных не откажите в любезности проинформировать меня лично…
Армия высказалась за прорыв. Теперь у Осман-паши никаких колебаний. Он действует твердо, вся сорокатысячная военная машина, подчиненная ему, работает как единое целое. Никаких нарушений приказов, никаких отклонений в инструкциях.
Оставив заслоны в укреплениях, таборы, полки, бригады, корпуса ночью снялись с позиций. Отходили без шума, соблюдая установленную самим Осман-пашой диспозицию, следовали в долину реки. Скапливались.
Сюда же тронулся и многофурный обоз с ранеными, с продовольствием и боеприпасами. Не скрипели заранее смазанные ступицы колес, редко раздавалось ржание.
Как ни убеждал Осман-паша, как ни описывал опасность пути, турецкое население Плевны ринулось вслед за армией. Глядя на двуколки, груженные домашним скарбом, на поникших беженцев, Осман-паша едва сдерживал гнев, выговаривал муллам, призывавшим правоверных мусульман не оставаться в городе на милость неверных.
Оба муллы, в белых халатах и белых чалмах, сложив молитвенно руки, внимали словам полководца молча.
— Армию сдерживает военный обоз, беженцы связали нас. Мы лишены маневренности. О, Аллах, если русские пошлют на все это скопище даже десяток снарядов, какая паника поднимется! И все по вашей вине, проповедники Корана!
Хлестнув коня, Осман-паша, сопровождаемый штабом и генералами, поскакал к реке, где саперы заранее навели мосты. Нескончаемой лентой лились по ним пешие солдаты.
Османа не покидала тревога, ну как заметят русские и их артиллерия обстреляет это кишащее скопление? Тогда в считанные часы погибнет вся армия.
Но холмы и темная ночь скрывали продвижение войск, а выдвинутые на вершины и по склонам частые посты надежно охраняли отступающую армию от русских разведчиков.
Осман-паша оглянулся на Плевну. По укреплениям мерцали костры и стояла мертвая тишина. По его, Османа, указанию турки несколько ночей не отвечали на выстрелы русских.
— Когда мы приучим гяуров к ночному молчанию наших позиций, тогда свершим прыжок горного барса.
Поминутно к Осман-паше подъезжали дежурные офицеры с докладами. Вести были успокаивающими. Части сосредоточивались согласно отработанному плану, дабы к рассвету изготовиться к удару по позициям генерала Ганецкого.
Если для русских гренадеров появление наступающей турецкой армии окажется неожиданным и они своевременно не подтянули резервы, успех прорыва обеспечен.
Конь нетерпеливо перебирал копытами, грыз мундштук. Осман-паша натянул повод, сказал скучившимся за его спиной генералам:
— Прошу разъехаться по своим соединениям и непосредственно руководить боем.
Смежил веки, забылся в дреме. Однако чуткое ухо ловило малейший шорох. Вот послышался топот множества копыт. Это двигалась конница черкесов и башибузуков. Осман-паша даже во сне пренебрежительно морщится. Он никогда не считал весь этот сброд воинской командой. Мастера насилия и грабежа, они бежали при первой встрече с регулярными частями.
— О, гази-паша, — осторожно позвал Османа его начальник штаба, — пехота на том берегу.
Осман-паша открыл один глаз.
— Пускайте конницу и вслед обоз. Последними через мосты перейдут беженцы. Велите корпусным и бригадным генералам начать построение пехоты в боевые порядки — первая линия, вторая, резерв. Навалиться, смять неприятеля и наступать, только наступать, в этом наша победа. В прорыв пустить конных. Обеспечить прикрытие флангов от противника. Сдерживать гяуров, пока не выведем санитарные фуры и обоз… Да ниспошлет Аллах успех правому делу! Аллах акбар[30]!
Накануне вечером на стол начальника штаба Дунайской армии генерала Непокойчицкого легла телеграмма от Тотлебена: «Сегодня неприятель не стрелял из траншей. Траншеи турецкие слабо заняты: с батарей замечено, турки сосредоточивают войска за Плевной. Перебежчики показывают, что войскам выдана обувь и хлеб на несколько дней. Выход турок по Софийскому шоссе или на Видин назначен в эту ночь. Показания эти сообщены по телеграфу генералам Ганецкому, Каталею и Черкату».
Непокойчицкий немедля кинулся к главнокомандующему. Великий князь, пробежав текст, вызвал адъютанта, полковника Скалона:
— Митька, вели заложить экипаж, катим к Тотлебену…
30
Аллах акбар — велик Аллах! (тур.)