Страница 26 из 36
Однажды Ласаро Карденас на предвыборном митинге кандидата на пост президента Лопеса Матеоса сидел на трибуне вместе с другими видными представителями конституционно-революционной партии.
Все, кто собрался на площади, кивали в сторону трибуны и передавали друг другу: «Нуэстро президенте».
Когда была закончена длинная предвыборная речь кандидата Лопеса Матеоса и почетные гости стали спускаться с трибуны, манифестанты кинулись навстречу Карденасу.
К Карденасу подошел какой-то старик крестьянин, снял перед бывшим президентом широкополую шляпу и поклонился до земли; не сказав ни слова, старик надел шляпу и отошел в сторону.
Тут же Карденаса окружили молодые люди. Они что-то весело кричали, и каждый просил бывшего президента дать автограф. Ему протягивали какие-то открытки, бумажки, конверты, книги. Любая вещица с автографом Карденаса будет храниться дома как дорогая реликвия.
В том школьном учебнике, о котором я уже говорил, Ласаро Карденасу, как и другим президентам, отведен один абзац. «Он экспроприировал нефть, — написано там, — разделил много помещичьих земель среди крестьян, создал банк крестьянского кредита, национализировал железные дороги, основал политехнический институт, оказывал поддержку индейцам и разрешил поселиться в Мексике испанским республиканцам, изгнанным генералом Франко...»
Всего один абзац. Но каждая строчка этого абзаца явилась огромным событием для Мексики.
Нужно было иметь подлинное бесстрашие, чтобы во время конфликта между мексиканскими рабочими и могущественными англо-американскими нефтяными компаниями твердо встать на сторону рабочих.
Нужно было иметь мужество, чтобы призвать всех хозяев фабрик и заводов — сильных мира сего — удовлетворить требования профсоюзов, улучшить положение рабочего класса.
Когда Карденас подписывал декрет о разделе помещичьих земель, помещики организовывали отряды для свержения Карденаса. Но народная любовь к президенту была так велика, что все эти попытки терпели провал.
Мексиканские историки называют Ласаро Карденаса «Падре Гранде». Он первый мексиканский политик, который правил без применения оружия. Все предыдущие президенты, придя к власти, любыми средствами старались рассчитаться со своими противниками. Карденас предоставил возможность своим политическим противникам бороться, и вскоре они оказались банкротами в глазах народа и перестали играть какую-либо роль.
До сих пор услышишь в Мексике слова: «Если бы Карденас был у власти». К Карденасу всегда шли делегаты из народа. Ои идут и сейчас.
До сих пор к Карденасу приходят индейцы с юга, из джунглей, и с севера, с гор. Во многих индейских племенах, которые живут обособленно, считают Карденаса одним из святых. И когда вдруг местные власти или отдельные помещики начинают притеснять индейцев, они посылают своего ходока к Карденасу. Приходил к нему вождь индейского племени тараумара Хосе Харис по прозвищу Апорочи (дед). Апорочи обычно снимал свою набедренную повязку, в которой он ходил, надевал штаны, нагружал свою торбу изрядным количеством маисовых лепешек и отправлялся на поиски Карденаса. Его не смущало, что от «гор, где он живет, до столицы — две тысячи километров». И он находил Карденаса. Карденас встречал его, подолгу вел неторопливую беседу.
Карденас очень прост в жизни. Он ходит в несколько старомодном двубортном костюме. У него седые виски, черные мохнатые брови и внимательные глаза. Стоит только вступить с ним в разговор, как сразу чувствуешь себя его старым знакомым.
Сколько я ни ездил по Мексике, я не видел памятника Ласаро Карденасу, хотя личность его поистине легендарна. А другому ныне здравствующему президенту, Мигелю Алеману, поставлен огромный гранитный памятник на видном месте в столице. Проезжая как-то мимо памятника, я увидел странную картину: величественный монумент Мигеля Алемана ремонтировали.
— Что случилось? — спросил я у рабочих.
— Голова отлетела, — ответил пожилой человек с молотком в руках. — Кто-то просверлил дырочку в граните, заложил динамит и взорвал памятник. Наверное, студенты.
Рабочий окинул взглядом памятник.
— Но мы его отремонтируем. Все будет в порядке, как прежде.
Конечно, у Мигеля Алемана тоже есть заслуги перед родиной. О них говорится в учебнике истории: «Мигель Алеман продолжил кампанию по строительству школ, начал строительство университетского городка, создал национальный индейский институт, построил новые шоссейные дороги, заложил фундамент огромной плотины на реке Танто».
Несмотря на этот перечень заслуг, мексиканцы не питают к А1игелю Алеману такой любви, как к Карденасу.
Крестьяне ставят ему в вину то, что во время его правления было заторможено проведение аграрной реформы.
Рабочие упрекают его в том, что он создал благоприятные условия американским монополиям. За годы его правления доходы монополий удвоились.
И бык может быть актером
Как-то в воскресенье мы взяли киноаппараты, треногу, аккумуляторы и поехали на бой быков. Мы решили, что в документальном фильме о Мексике обязательно должно быть любимое зрелище мексиканцев.
На площади, перед входом на Торео, празднично играла музыка. Торговцы, не жалея голосов, предлагали вареную кукурузу с перцем, рога убитого в бою быка и настоящую шпагу матадора с запекшейся кровью.
Я остановился у служебного входа. Позади меня, как гренадеры, стояли операторы Гасюк и Головня.
Невысокого роста человек в очках открыл нам дверь.
— Председатель Союза силы и мужества Фернандес, — отрекомендовался этот человек, — к вашим услугам.
— Мы хотели бы отснять бой быков для документального фильма о Мексике, — сказал я.
— Прекрасно! — воскликнул Фернандес. — Сегодня отличные быки и знаменитые матадоры. Вам просто повезло.
Фернандес пожал руку мне и моим друзьям, похлопал нас по плечу и жестом пригласил пройти.
— Конечно, прежде чем начать работу, вы должны выполнить некоторые формальности, — сказал Фернандес, — внести денежный вклад в бюджет нашего союза. Ведь вашими актерами будут быки и матадоры.
Мы деликатно молчали.
— На днях у нас был французский режиссер, — продолжал Фернандес, — он заплатил двадцать пять тысяч песо. С вас я возьму двадцать тысяч.
Наши руки не потянулись к карманам потому, что у нас не было таких денег. Может быть, такую сумму мы могли бы заработать за год или полтора.
Представитель Союза силы и мужества заметил наше смущение. Он прошелся перед нами туда-сюда. Потом остановился и сказал:
— Ну ладно! Согласен на пятнадцать!
Мы не проявили признаков радости и не захлопали в ладоши. Ну какая разница, двадцать или пятнадцать тысяч? Если бы тридцать песо — тогда другое дело!
— Мы купим входные билеты и снимем бой быков с трибуны, — шепнул мне Борис Головня.
Я принес извинения представителю Союза силы и мужества, и мы ушли. Мы купили за пятнадцать песо билеты и вскоре уже сидели в одиннадцатом ряду. Отсюда хорошо видна круглая арена за двумя заборами, ворота, откуда выпускают быка, и несколько узких проходов для матадоров.
Гасюк приладил к аппарату телеобъектив, и, как только на арену выбежал черный бык, аппарат затрещал.
Я уже стал забывать о встрече с сеньором Фернандесом, как вдруг увидел слева и справа от нас полицейских. Они стояли и раскручивали на пальце увесистые резиновые дубинки. За их спиной был сеньор Фернандес.
Полицейский поманил меня пальцем.
— Видите ли, сеньоры, — сказал я полицейским, — мы отсняли маленький кусочек, но ведь это не профессионально, без штатива.
— Тем более вам не жалко будет отдать пленку, — спокойно произнес полицейский.
Наверное, операторам легче было отдать родное дитя, чем отснятую пленку. Но полицейские ждали, и на лицах у них не было и тени сомнения.
...Вечером мы сидели в гостинице, горестно размышляя о неудаче. Какой же это фильм о Мексике, если в нем нет боя быков? В это самое время в нашу дверь постучали, на пороге появился Ренато Ледук один из главных комментаторов боя быков.