Страница 4 из 33
В 11 часов 25 минут недалеко от нас у борта какого-то миноносца грохнулся в воду первый японский снаряд и разорвался с черным дымом. “Петропавловск” сейчас же ответил, а за ним загрохотала вся эскадра. Адмирал Старк вышел на “Петропавловске”, эскадра снялась с якоря и вступила в бой. Силы были неравные: их было 15 — 6 эскадренных броненосцев (“Микаса”, “Асахи”, “Хацусе”, “Сикисима”, “Фудзи” и “Ясима”), 5 броненосных крейсеров, каждый сильнее “Пересвета” (“Идзумо”, “Ивате”, “Адзума”, “Якумо” и “Токива”; “Асама” был в Чемульпо у “Варяга”) и 4 крейсера 2 класса (“Читосе”, “Касаги”, “Такасаго” и “Иосино”), а у нас были 5 эскадренных броненосцев (“Петропавловск”, “Пересвет”, “Севастополь”, “Полтава” и “Победа”), один броненосный крейсер (“Баян”), 2 крейсера I ранга небронированные (“Аскольд” и “Диана”) и 2 крейсера II ранга (“Боярин” и “Новик”) и пароход (“Ангара”— бывший Добровольного флота “Москва”).
Броненосец “Пересвет" в первые годы службы
Снявшись с якоря, мы вступили в кильватер “Петропавловску” и затем, следуя его движению, пошли на N контргалсом с неприятелем, причем крейсера, опоздавшие съемкой, заслоняли нам обстрел. Сигнал: “Крейсерам не мешать”. “Диана” тотчас же, поджав хвост, спряталась за броненосцы. “Ангара” не могла справиться с якорем, все время мешала нам. “Баян”, “Аскольд” и “Новик” двинулись на неприятеля, а “Боярин” отошел к стороне Дальнего, чтобы в случае нужды не пропустить миноносцев, если они покажутся.
Бой продолжался не больше часа, а может быть и меньше, не знаю. Стреляли, как мы, так и они, довольно хорошо для такого расстояния, как 30-45 кабельтовых. Вскоре мы заметили, что один их броненосец сильно наклонился на бок, и сейчас вслед за этим японцы повернулись к нам кормой и ушли, вот тут-то и был случай разбить их, так как “Баян”, бывший от них в 17 кабельтовых, видел, как, отошедши от нас, они стали брать на буксир поврежденные корабли и затем ушли.
Был поднят сигнал: “Миноносцам атаковать неприятеля”. “Новик” и миноносцы бросились в атаку . Затем сигнал “Ф” (отменительный). Миноносцы вернулись, а “Новик” не видел сигнала и пошел вслед за эскадрой. Когда расстояние уменьшилось до 50 кабельтовых и начались близкие падения снарядов, “Новик”, не видя поддержки, повернул в Артур, и тут, когда он разворачивался, он получил 12-дм снаряд в правый бок с кормы, вследствие чего сел на корму, для равновесия налили воды в нос, и в таком виде едва дошел до Артура, где моментально был введен в док для починки.
“Севастополь” отделался вполне благополучно, в него попал всего один только снаряд в заднюю трубу. Там он разорвался, сделав огромную дыру, и осколки его и трубы полетели во все стороны, попортив много окружающих предметов, шлюпок и палубу, но не задев ни одного человека. На других судах повреждений больше: на “Аскольде” масса пробоин, одна у ватерлинии, 4 человека убито и 10 ранено; на “Баяне” перебиты все трубы, 4 человека убито и 24 ранено; на “Пересвете” ранен в палец один комендор на формарсе. Пострадала также несчастная “Ангара”, там оторвало икру у полковника Зайончковского. Мичман Петров на “Севастополе” (командир 6-дм батареи), глядя в иллюминатор, от сотрясения воздуха ударился губой об иллюминатор и был помечен раненым, и смешно было через три дня читать телеграмму наместника государю, что полковник Зайончковский и мичман Петров поправляются.
Днем “Енисей” послан в Дальний для постановки минного заграждения и еще не вернулся.
В Порт-Артуре
28 января ночью на рейде стояли только броненосцы, а крейсера и лодки бродят в море, образуя три цепи, и сторожат нас; все тихо. В 1 час дня сигнал: “Броненосцы в 2 часа 30 минут дня идти в гавань”. При свежем ветре эскадра в первый раз рискнула вся попытаться войти в гавань в одну полную воду. Несмотря на то что “Ретвизан” заграждает проход, маневр этот почти удался, и только “Пересвет”, шедший последним, не мог пройти, так как вода уже спала, стал на мель в проходе и только на другой день утром вошел в гавань. Началась спешная погрузка угля и боевых припасов, мы выгружали практические заряды и патроны и чугунные снаряды, а вместо них принимали боевые. Порт чрезвычайно любезен, приказано отпускать все по словесному заявлению. Трубу мы починили, поставив временную заплатку из листа кровельного железа, притянутого к трубе стальным тросом.
Японский флот у Порт-Артура (С рисунка того времени)
Вечером, так как броненосец стоял в гавани и все было спокойно, мне удалось на несколько минут сходить на берег. В городе впечатление тяжелое, во время боя была паника, все бегали, не зная куда и зачем, кто мог бежал из Артура, масса офицерских семейств уехала на поезде навсегда, не узнав даже о судьбе мужей, в вагонах места брались с боя, давка не обошлась без несчастных случаев, умерло несколько детей. Оказывается, в город попало несколько снарядов, большинство не разорвалось, так как это были не попадания, а рикошеты от воды, и снаряды падали не головой вперед, а вертелись в воздухе, один упал даже недалеко от Электрического утеса и ранил одного солдата.
На берегу узнал интересный анекдот, что японский консул из Дальнего 26 января приехал в Артур, посетил дипломата Плансона, тот его принял очень, очень любезно, провел с ним весь день, обедал в гостинице “Звездочка”, угощал его шампанским — ведь свой брат дипломат, и когда тот, после обеда, отговариваясь делом, отделывался от Плансона, то тот все же уговорил его придти к нему вечером поужинать. Бедному консулу ничего не осталось, как согласиться, но, однако, Плансон напрасно ждал его вечером — тот уехал на том самом японском пароходе, что весь день стоял на рейде и лишь с заходом солнца ушел в море. Консул говорил, что на другой день ему надо поехать в Дальний, после чего он посетит опять Плансона, но вечером Плансон узнал, что японец, побывав в Дальнем, выбыл из Артура.
Об “Енисее” ни слуху ни духу. Что с ним?
29 января. Мы стоим в гавани. Днем капитан 2 ранга Мякишев собрал артиллерийских офицеров на “Петропавловске” для решения некоторых вопросов, выяснившихся первым боем. Первое, мы набросились на него, почему эскадра не преследовала неприятеля 27 января. Ведь мы все видели, что она побита и отступает! Но тут мы узнали, что адмирал Старк, вернувшись во время боя от наместника, получил приказание, по возможности, беречь эскадру до починки “Цесаревича” и “Ретвизана”, не вступать в серьезный бой и, во всяком случае, не выходить из обстрела крепостного огня.
Узнали, что наместником послана в Петербург телеграмма о том, что 27 января японский флот подходил к крепости и бомбардировал ее, но крепость молодецки отразила это нападение, подбив и прогнав неприятеля, убитых в крепости нет, ранен один солдат и две лошади, броненосцы и крейсера (а не эскадра) также “отвечали” на огонь противника, убитых столько-то, раненых столько-то.
Как странно звучит эта телеграмма после только что описанного! Но разберемся, может быть и в самом деле был не эскадренный бой, а только бомбардировка крепости, и что крепость подбила и отогнала противника, а корабли только “отвечали” на огонь. Не говоря уже о том, что это чистая выдумка, посмотрим, могло ли это случиться.
Так как крепость может произвести все вышеописанное только своими пушками, то посмотрим, чем была вооружена эта крепость. По линии морского фронта крепость имела:
1) 5 10-дм пушек на Электрическом утесе, такие же, как на “Победе”. Дальность полета их снарядов могла быть до 85 кабельтовых, но, к сожалению, в день боя эти пушки могли стрелять не дальше как на 60 кабельтовых. Это можно заключить из телеграммы капитана Жуковского, командира батареи Электрического утеса, посланной в Артиллерийский комитет в феврале или марте 1904 г., с просьбой объяснить, почему моряки из той же пушки стреляют на 10 миль (“Пересвет”) или 8,5 (“Победа”), а он не может стрелять дальше 6 миль, так как угол возвышения, хотя и соответствует 25°, как на “Победе”, но больше 15° давать нельзя, так как тогда пушка ударит казенной частью в площадку, служащую для ее заряжания. На это из Петербурга последовал ответ: “Прочитайте § 16 инструкции для обращения с этой пушкой”, и действительно, когда прочитали § 16, то узнали, что при стрельбе при углах возвышения больших 15° следует отнимать вовсе эту площадку, для чего отвинтить четыре гайки и отдать четыре болта, соединяющие ее с установкой. Отсюда следует, что в день боя эти пушки могли стрелять не дальше как на 60 кабельтовых.